Читать онлайн «Николай Кибальчич»

Серия «Великие умы России»

Редактор серии Владимир Губарев

© АНО «Ноосфера», 2016 год.

© ИД «Комсомольская правда», 2016 год.

Николай Кибальчич, письмо в Вологду, 5 марта 1881 г.: «Дорогой друг! Податель сего расскажет Вам подробности свершившегося. Боюсь, что мы прожили основной капитал. Тиран казнен, а сил свергнуть систему у нас уже нет. Технику и типографию надобно перевести в Вологду. У вас там хороший народ. Если выживу, займусь ракетным воздухоплавательным аппаратом, о котором говорил с Морозовым. Николай Александрович одобрял меня. Мой девиз таков: „Дорога к звездам начинается в России!“ Передайте привет Астроному. Прощайте и не поминайте лихом!»

Человек полетел в космос в 1961 году. Но те, кто стоял за этим, были не первыми, кто решил познать неизведанные космические глубины. Сто лет назад идея этого полета появилась в голове Николая Кибальчича.

Мы знаем его как убийцу Александра Второго, как яростного пропагандиста-народника и революционера. Но кто знает, кем бы стал Николай Кибальчич, если бы его политическая деятельность не помешала заниматься наукой?

Николай Иванович Кибальчич.

Предками Николая Кибальчича были сербы. В XVII веке Грегор Кибальчич, молодой сербский священник, сражавшийся против турецкого владычества, был вынужден бежать с семьей из Сербии в Россию. Грегор был воеводой гайдукской четы – сербского партизанского отряда, воюющего против турецкого правительства. В молодости он окончил Киевскую духовную семинарию – одно из старейших высших учебных заведений Российской империи, в котором готовили священнослужителей. После побега Грегора в Россию его семейство здесь и осталось, основав русскую ветвь рода Кибальчичей.

Род Кибальчичей стал священническим родом – вслед за Грегором Кибальчичем по традиции большинство мужчин в роду становились священниками.

Отец Николая Кибальчича Иван Иосифович, по стопам своего прапрадеда тоже поступил в семинарию и с отличием окончил ее. После этого он несколько лет служил сельским учителем, одновременно занимаясь самообразованием – молодой выпускник семинарии большое внимание уделял иностранным языкам.

В Чернигове Иван Кибальчич познакомился с Варварой Иваницкой – интеллигентной девушкой, также имеющей хорошее образование. После женитьбы на ней Иван Иосифович смог принять священнический сан и стал служить в Коропе, маленьком городке Черниговской губернии. (До этого он не мог этого сделать, так как священником может стать либо женатый человек, либо монах. К монашеской же жизни молодой человек не был готов.) В браке у них родились шестеро детей. Старший, Степан, впоследствии участвовал в Балканской войне, так же, как и его предок Грегор Кибальчич, защищая сербский народ от Турции.

Последним ребенком в семье был Николай. Когда он был еще совсем маленьким, то его мать тяжело заболела туберкулезом. Боясь заразить детей, она даже перестала видеться с ними. В это время Коля очень сблизился со своим дедом по материнской линии – Максимом Петровичем Иваницким. Вскоре дед забрал мальчика к себе.

У Максима Петровича была интересная и сложная судьба. Он окончил семинарию, но после выпуска стал не священником, а бродячим актером. В те времена эта профессия считалась практически позорной, тем более для выпускника духовного учебного заведения. Отец заставил Максима вернуться домой, и тот стал псаломщиком, одновременно работая сельским учителем.

В три года Коля начал заикаться, после того как увидел пожар. Дед много занимался с внуком, чтобы избавить его от этого. Но дефект речи остался у Николая до конца жизни – и во взрослом возрасте он говорил медленно, растягивая слова. Коля и не особо любил говорить – он рос молчаливым, вдумчивым мальчиком.

В доме деда Коля познакомился со своим первым другом, Микой Сильчевским. Впоследствии тот так же, как и его друг, занялся революционной и литературной деятельностью. Дружбу детей укрепляла их общая любовь к чтению, а также то, что их отцы тоже были хорошими друзьями.

Коля Кибальчич с раннего детства проявлял замечательные способности. Он блестяще окончил начальную школу в дедовском селе Мезин, а затем вернулся к отцу в Короп.

Мальчик с легкостью сдал вступительные экзамены в Новгород-Северскую гимназию, но из-за конфликта с сыном исправника его исключили сразу после поступления. Тогда Николай поступил в Новгород-Северское духовное училище. Во время учебы там укрепилась его дружба с Микой Сильчевским, который благополучно учился в той самой Новгород-Северской гимназии.

Николай был прекрасным учеником. Помимо учебы, мальчик очень увлекался пиротехникой: самостоятельно изготовлял хлопушки, фейерверки. В кругу друзей его так и называли – Коля-пиротехник. Он запускал и ракеты и уже тогда мечтал о настоящих космических полетах.

Как ни странно, Николай отошел от Бога именно во время учебы в духовном училище. Коля перестал ходить в храм, молиться после трапезы. Это очень оскорбляло его отца-священника, у них стали возникать конфликты. Николай был против того, что по большим церковным праздникам его отец посещает прихожан и получает от них подарки. Он выступил против, расклеив с друзьями-мальчишками по деревне соответствующие стихи и даже не пытаясь скрыть свое участие в этом.

Стоя на службе на Троицу, Коля смотрел, как прихожане в конце службы радостно подходят к кресту и целуют руку священнику. Почему он должен целовать руку этому обыкновенному человеку, который в общем-то не то что не лучше его, но и явно грешнее? Ведь и его отец – тоже священник, но отнюдь не святой человек. Простой народ, без образования, легко верит чему угодно. А попы и правительство этим пользуются. Такие мысли, вероятно, были в его голове.

Но отец не хотел разочаровываться в сыне полностью и все еще надеялся увидеть его священником. Он уговорил Николая вместе с его братом Фёдором поступить по окончании училища в Черниговскую духовную семинарию.

Отношения в семье продолжали портиться. Николай пытался убедить отца, что религия – это заблуждение и что тот совершает тягчайшее преступление, получая за религиозные действа от народа воздаяния. Наконец их непонимание друг друга достигло высшей степени и произошел полный разрыв. Отец и сын прекратили общение.

Академик И. М. Майский размышлял: «Любопытный факт, что в 50–70-х гг. прошлого века у нас появилось немало сыновей и дочерей священников, которые порвали со своей средой и перешли на прогрессивный, даже на революционный путь».

Николай бросил семинарию и поступил в Новгород-Северскую гимназию – ту самую, из которой был исключен ранее.

В этой гимназии училось много известных людей. Среди них Константин Иванович Ушинский – талантливый педагог и писатель.

Николаю Кибальчичу также не была чужда педагогическая деятельность. Он занимался репетиторством, чтобы добывать средства к существованию, – ведь отец больше не содержал его, а в учебном заведении гимназисту отказали в стипендии.

В гимназии юноша держался довольно независимо. Так, он испортил отношения с преподавателем богословия, протоиереем Петром Хадажинским. Тот на занятиях только что созданного философского гимназического кружка начал рассказывать о том, как мир сотворил Бог. Кибальчич открыто возразил ему. Разразился скандал. Кружок закрыли, а Николай заработал еще одного недоброжелателя.

Дмитрий Сильчевский вспоминал о гимназических годах Кибальчича так: «В Новгород-Северской гимназии Кибальчич в 6-м и 7-м (последнем) классе был неизменно первым учеником и в особенности изумлял всех своих товарищей, даже учителей, своими изумительными математическими способностями.

Свободное от учения время я и Николай проводили, бывало, в особенности летом, в нашем обширном саду, причем у нас было излюбленное место – ветхая, почти полуразрушенная беседка с врытыми в землю столом и двумя скамьями. Здесь-то с восьми лет весной, летом, даже и осенью проводили мы с ним целые часы за чтением. Необычайная, непреодолимая страсть к чтению и послужила к нашему сближению и дружбе. Эта страсть была у меня и у Николая. Читали мы всегда почти вместе, читали все книги, какие только могли достать в Коропе.

Памятник Н. И. Кибальчичу в украинском городе Короп. Скульптор Э. М. Кунцевич, 1966.

А что касается до его доброты, другого такого человека я не знал. Он буквально все отдавал нуждающимся товарищам, свой последний рубль, а сам сидел после того без хлеба, без чаю, без сахара, пока я или С. А. Томашевский, или другой кто-нибудь из товарищей не выручали его из беды. „Как же это, Николай, – бывало, говоришь ему с укором, – отдал последний грош, а сам остался на голодовку“? „Да, когда человек нуждается, так уж тут нечего рассуждать“, – было всегда его неизменным ответом. Что было делать с таким человеком?