Читать онлайн «Расология». Страница 67

В современной либерально-демократической антропологии, в буквальном смысле этого слова очищенной от рас, доминирует традиционная точка зрения, что среда оказывает решающее влияние на формирование любого живого организма, включая его наследственные признаки. Адепты этой теории сознательно смешивают конституционные признаки, действительно частично зависимые от среды обитания организма, и расовые — на которые данное влияние не распространяется. Именно в этом и заключается основная подтасовка фактов, примененная впервые французским естествоиспытателем Жаном-Батистом Ламарком (1744–1828), в связи с чем эволюционная доктрина об изменении организмом биологических свойств под воздействием окружающей среды и получила название — ламаркизм.

Вряд ли нужно дополнительно пояснять, что на рубеже XVIII и XIX веков никакой доказательной базы и серьезной научной методологии еще не было, она возникла лишь на рубеже XIX и XX веков, когда Август Вейсман (1834–1914) и Томас Морган (1866–1945) на основе экспериментальных данных создали концепцию 'зародышевой плазмы', из которой следовало, что организм ни при каких воздействиях среды не меняет своих расовых признаков. Антропологи и биологи начала нашего века окончательно разделили расовые и конституционные признаки, и в научных кругах вопрос был решен, но тут вмешалась большая политика. Идеалы равенства и просвещения времен Великой Французской революции, вооруженные ламаркизмом в его самой спекулятивной и циничной форме, вновь ожили в доктринах европейской социал-демократии второй половины XIX века. Коммунистический эксперимент в России ХХ века проводился именно на основе антирасовых домыслов и спекуляций. Классовое сознание было изобретено специально с целью заглушения сознания расового, так как социально-горизонтальное братание пролетариев в буквальном смысле этого слова должно было перечеркнуть аристократическую вертикаль 'мифа крови'.

В последние десятилетия на Западе вышло изрядное количество монографий о феномене 'лысенковщины' и ее персонифицированном воплощении Трофиме Денисовиче Лысенко, но вот штатный состав вдохновлявших его идеологов, как обычно остался за кадром у зарубежных правдолюбцев. Мощное инспирированное околонаучное направление списали на глупость и природное невежество простого мужика, запутавшегося в дебрях мичуринства, а имена услужливых поводырей старательно отделили от этого 'очередного досадного перегиба тоталитарного режима'. Однако даже поверхностное изучение источников максимально проясняет картину.

Молодая русская антропологическая наука того времени развивалась в общемировом контексте без каких-либо искажений или отставаний. Имена Д. Н. Анучина, А. П. Богданова, И. П. Павлова блистали на академическом олимпе как звезды первой величины. В 1900 году появился на свет 'Русский антропологический журнал', безо всяких потрясений переживший большевистский переворот; в первые годы советской власти в Москве, Петрограде и ряде других городов возникли даже отделения Русского евгенического общества, начал выходить в свет 'Русский евгенический журнал'. В то же время, невзирая на только что окончившуюся Мировую войну, не прекращались контакты русских и немецких ученых, в молодой Советской республике издавались переводные труды мировых светил в области расологии, антропологии, евгеники, расовой гигиены, социальной биологии. Однако в начале 30-х годов положение кардинальным образом изменилось.

В 1930 году 'Русский антропологический журнал' потерял определение 'русский', а уже в № 3 журнала за 1934 год Аркадий Исаакович Ярхо в своей программной статье 'Очередные задачи советского расоведения' написал: 'Антропологические теорийки, казавшиеся еще сравнительно безобидными, 8-10 лет назад открыто пропагандировались в советской печати. До 1930 года советское расоведение находилось всецело под влиянием чуждых нам буржуазных расовых теорий и различных буржуазно-идеалистических течений в области археологии, этнографии и лингвистики'.

Далее Ярхо дает четкую методологию искажения антропологической науки: 'Борьба с расовыми теориями предполагает наличие совершенно определенной тактики и стратегии. Только при условии, если в противовес тезисам расизма нами будет выставляться концепция исторического материализма, если мы перенесем центр тяжести критики из плоскости биологии в плоскость социологии, наша критика будет действенной'. Наконец автор этой статьи даже не считает нужным скрывать, зачем же собственно нужно так изощренно уродовать целую отрасль естествознания в СССР: 'Первое и основное — это систематическое разоблачение роли расового фактора в историческом процессе'.

Целая когорта новоявленных светил молодой 'советской науки' начинает массированную атаку на классическую антропологию, переделывая ее в интересах партийного меньшинства, затеявшего мичуринские манипуляции с русским народом: Марк Соломонович Плисецкий, Михаил Антонович Гремяцкий, Борис Яковлевич Смулевич, Максим Григорьевич Левин, Яков Яковлевич Рогинский. Последний особенно отличался введением в научный обиход специальных ругательных терминов в адрес немецких расовых теоретиков — 'антропофашист' и 'расовик'. По стилистике здесь легко угадывается все тот же генетический источник — дети местечковых портных и шинкарей, что наводнили русский язык той эпохи пролеткультовской фразеологией и словами-мутантами типа 'массовик-затейник'.

Давление политиков на умы ученых было столь беспрецедентным, что даже выдающийся русский советский антрополог Виктор Валерианович Бунак, авторитет которого в мире науки был почти абсолютным, невзирая на политическую ориентацию того или иного режима, был вынужден в 1938 году, буквально спасая от разгрома и истребления свою научную школу, написать в угоду политической конъюнктуре работу с характерным названием 'Раса, как историческое понятие', само название которой противоречило действительности, ибо раса — это явление биологического и, следовательно, не исторического, а доисторического характера. В этой статье он договорился до того, что 'раса — абстрактное понятие', и что 'расы возникают в результате мутаций'. Мало того, 'раса не абсолютная категория, а историческая, некоторый этап формообразования. Каждая эпоха имеет свои расы в их конкретном проявлении'.

По логике Ярхо и Бунака получалось, что русские люди петровских времен принадлежали к другой, чем мы, расе, а Александр Невский, Дмитрий Донской, Евпатий Коловрат и подавно. И что у нас неправильное зрительное восприятие, когда мы смотрим на древнегреческие и древнеримские статуи: нам только кажется, что это все люди нашей расы, на самом деле они совсем другие.

Дальше больше, ведь корифеи от науки сделали официальное заявление. Н. А. Бобринский писал, что в биологии 'вид реально не существует', что 'схема, некая идеальная особь существует лишь в нашем представлении'. Одним словом различия между негром и европейцем — это результат аберрации нашего зрения. М. А. Гремяцкий считал, что 'разделение на расы, разумеется, условно', и что 'раса выступает как абстракт в результате математического анализа'. Получается, что цвет кожи, цвет волос, глаз — это что-то вроде Х и У, которые можно как угодно переставлять местами на листе бумаги. А. С. Серебровский также заявлял, что в понятие расы неизбежно привносится субъективный момент.

В помощь антропологам подключили официальных философов и историков. Так придворный коммунистический интеллектуал В. Ф. Асмус в 1933 году в предисловии к своей книге 'Маркс и буржуазный историзм' ясно писал: …биологизм и историзм несовместимы'.

Тот же А. И. Ярхо в 'Антропологическом журнале' № 1 за 1932 год в статье 'Против идеалистических течений в расоведении СССР' сообщил нам, что по сравнению с приматами и другими животными расами для человеческих рас в первую очередь характерна 'потеря видового (расового) инстинкта'.

Особенно забавно это слышать из уст представителя 'богоизбранного' народа, чья бесспорная видовая (расовая) солидарность признается как антисемитами, так и иудейскими теологами. Сам принцип сионизма построен на видовой солидарности евреев, которая у всех других народов, с точки зрения Ярхо, в процессе эволюции почему-то исчезает. Далее автор этой 'научной статьи' пишет, что 'большая часть объединений внутри рода 'homo', за исключением некоторых примитивных племен, в расовом отношении смешана'. Что ж, тогда, следовательно, предписания о соблюдении расовой чистоты, которыми кишат Ветхий Завет и Талмуд, на которых также основан закон о гражданстве государства Израиль, не более, чем измышления 'примитивного племени'. Генетический же контроль иммиграционной службы Израиля на принадлежность к этническим евреям — это 'глупости дикарей'.