Читать онлайн «Геополитическая концепция истории России П. Н. Савицкого». Страница 15

Но работа в журнале была недолгой. Как показывают сведения из его писем родным, уже с февраля 1921 г. начались разногласия с «Наставником», которые, увеличиваясь, как снежный ком, привели впоследствии к окончательному расхождению в позициях в ноябре этого года. Причина заключалась в «евразийстве», точнее, в усмотренных Петром Бернгардовичем «ненавистных» ему народнических черт, а также в «постоянных трениях в редакционных вопросах»[258]. Дело дошло до того, что разгневанный «Наставник» высказался против предоставления стипендии своему ученику в Комиссии Академического Совета Софийского Университета, вынудив его просить средства у YMCA[259]. Но, несмотря на все разногласия, общаться они продолжали[260].

Позже, когда Савицкий переехал в Прагу (в конце 1921 г.), Струве привлек его к преподавательской работе на Русском юридическом факультете Карлова университета, образованного в 1922 г., предварительно заставив пройти испытания на степень магистра политической экономии и статистики[261]. После успешной их сдачи, Савицкий стал приват-доцентом кафедры экономики и статистики в 1922 г. А с 1923 г. работал на этой же должности в берлинском Русском народном университете. В Праге читал также лекции в Институте коммерческих знаний (начиная с 1923 г., когда это еще были коммерческо-бухгалтерские курсы) и Русском народном университете (в 1929 г. он стал председателем его обществоведческого отделения)[262]. А с 1928 г. П. Н. Савицкий был уже заведующим кафедрой экономической и сельскохозяйственной географии Русского института сельскохозяйственной кооперации.

В этих вузах был сосредоточен цвет русской эмигрантской науки. Наращивая связи в академических кругах, Савицкий старался привлечь многих известных ученых к сотрудничеству с евразийцами. Так, 10 августа 1922 г. к евразийцам примкнул историк Г. В. Вернадский, позже известный правовед Н. Н. Алексеев, некоторое время в евразийских сборниках будет печататься историк-медиевист и искусствовед П. М. Бицилли и не менее именитый историк С. Г. Пушкарев.

Как было рассмотрено выше, евразийские идеи в творчестве П. Н. Савицкого появились еще в России. В эмиграции же они будут развиваться и очень скоро найдут первых своих приверженцев, поскольку проблема осознания причин катастрофических явлений первого десятилетия ХХ в. отечественной и мировой истории для эмигрантов являлась сущностно важной.

Прологом к появлению первого евразийского манифеста послужила рецензия П. Н. Савицкого на работу Н. С. Трубецкого «Европа и Человечество», опубликованная в «Русской мысли» (1921. № 1–2). Книга Н. С. Трубецкого была во многом созвучна знаменитому «Закату Европы» О. Шпенглера (1918) и отражала культурно-пессимистические настроения постверсальской Европы. Представление о конце западной цивилизации было характерным явлением духовной сферы западного общества, разделяемое, как немецкими органи-цистами, позже консервативными революционерами, так и романскими традиционалистами[263]. Основной лейтмотив книги Трубецкого также состоял в категорическом антиевропоцентризме и идее борьбы против «кошмара всеобщей европеизации» всего остального Человечества, к которому была отнесена и Россия.

В своей рецензии «Европа и Евразия (по поводу брошюры кн. Н. С. Трубецкого «Европа и человечество»)» П. Н. Савицкий представил свое, качественно иное видение взаимоотношений исторических культур. Критически переосмыслив «неясные» и «наивные» идеи Трубецкого, о «качественной несоизмеримости культур», принципиальное неприятие всех достижений Европы, Савицкий утвердил иной принцип: «своя идеология – безразлично, свои или чужие техника и эмпирическое знание»[264]. Такой прагматический подход отличался от славянофильской традиции. Впоследствии этот принцип ляжет в основу евразийского принципа «поотраслевого исследования культур».

В негативном, универсализующем европейском влиянии на духовную культуру России Савицкий видел ряд положительных моментов: в процессе «европеизации» происходило «самоутверждение» России, дававшее стимул к ее развитию. Например, в области художественной литературы и изобразительных искусств к началу ХХ века «духовный экспорт» России, был не менее ее «духовного импорта»[265]. Даже в области политической идеологии, пришедшая с Запада марксистская теория трансформировались на русской почве в практике большевиков в своеобразный протест против «романо-германского культурного и иного “ига”»[266]. Это выражалось, по мнению Савицкого, в стремлении большевиков «перекроить» капиталистическую Европу по российскому социалистическому образцу, но не наоборот.

Идея о глобальном противостоянии Европы и абстрактного «Человечества» в критическом переосмыслении Савицкого приобрела вполне конкретный исторический и географический смысл. Он свел его суть к противостоянию России и Европы. Но эта система, по мнению Петра Николаевича, имела «неудобства» с точки зрения географии. Ведь часть России расположена в европейской части материка. В этой связи он предложил именовать Россию – «Евразией». Но под этим термином крылось иное, чем у А. Гумбольдта содержание – понятие особого географического мира, «континента в себе», отличающегося по своим географическим особенностям, как от Европы, так и от Азии[267]. Основой для такого выделения Савицким третьего континента на пространстве Старого Света послужило уникальное географическое свойство территории бывшей Российской империи – континентальность и цельность: это единый «наиболее континентальный мир из всех географических миров того же пространственного масштаба», «почти на всем своем протяжении она обладает климатом, единым во многих основных чертах и в то же время существенно отличным от климата “Европы” и “Азии”»[268]. При этом разделение Евразии на европейскую и азиатскую части отрицалось.

Как видно из вышесказанного, предложенный Савицким подход почти в точности воспроизводил схему трех миров В. И. Ламанского, выделенных им по географическому признаку в пределах «Азийско-Евразийского» материка: Европы, Азии и «среднего мира, то есть ненастоящей Европы и ненастоящей Азии», пространственно в большей степени совпадавшим с границами Российской империи[269]. Но этот «средний, особый, самостоятельный, отличный от Запада и Востока, в постоянном антагонизме с тем и другим» мир Ламанский именовал «Греко-славянским»[270].

Таким образом, «Россия-Евразия» Савицкого органично вписывалась в русскую геополитическую традицию – славянофильский подход к Российской империи. Но, в то же время, была созвучна идеям классической западной геополитики, поскольку была построена по принципу географического детерминизма.

Выдвинутые в этой рецензии положения, обосновывающие концепцию России-Евразии, как самодостаточного культурно-исторического и географического мира, созданную еще в годы Гражданской войны и конкретизированную в полемике с Трубецким, составят стержень исторической концепции формирующегося евразийского движения.

Оригинальная концепция, с яркой славянофильской окраской, привлекла к Савицкому нескольких единомышленников, которые образовали в 1921 г. Праге «научно-идеологическое» движение евразийцев[271]. Среди них, помимо самого идейного вдохновителя, были лингвист и этнолог Н. С. Трубецкой; теоретик музыки, искусствовед П. П. Сувчинский; религиозный философ Г. В. Флоровский.

Новообразовавшееся движение провозгласило о себе, опубликовав тематический сборник «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев» в Софии, 1921 г. Предисловие к нему «Предчувствия и свершения» было опубликовано отдельно в Праге и рассматривалось, как первый коллективный манифест, где кратко и весьма неопределенно, размыто, излагались основные принципы нового движения. Среди них надо выделить приверженность славянофильским идеям, антиевропоцентризм, представление о кризисе западной цивилизации и о грядущей с Востока ее замене. Причем культурным сосредоточием Восточного мира должна была быть Россия-Евразия («не европейская и не азиатская»)[272]. В этой связи евразийцы выходили за рамки панславизма, поскольку «перед судом действительности понятие «славянства» не оправдало тех надежд, которое возлагало на него славянофильство»[273], и обращали свой взор на Восток – к народам Азии.

Эти общие положения вписывались в контекст многих культурно-идеологических веяний постверсальской Европы. Последствия Первой мировой войны и установление нового миропорядка восходящего «атлантизма», погружающего всю Европу в сумерки; распад империй, победа большевиков в России и тот общественный резонанс, который имела Октябрьская революция, пробудившаяся Азия – все это порождало среди интеллектуальной элиты Запада представление о необходимости найти какую-то опору в новом непрочном мире.