Читать онлайн «Хазары: таинственный след в русской истории». Страница 55

Вероятно, к середине VIII в. распространился по всей территории каганата и общий язык. Бируни сообщает, что языком алан, живших в Итиле, было смешанное хорезмийско-печенежское наречие. Следовательно, даже ираноязычные аланы восприняли уже тюркский язык основного тюркоязычного населения каганата — болгар и хазар, относящийся, как это установлено советскими тюркологами, к болгаро-печенежской группе тюркских языков. На всем протяжении страны, от лесостепи до Нижнего Дона, широко использовалась единая письменность — руническая, принятая у тюркоязычных народов.

К сожалению, до нас не дошло ни одной более или менее серьезной по содержанию тюркской надписи, подобной знаменитым орхонским надписям на каменных стелах, повествующим о победах и подвигах умерших правителей. Зато отдельные буквы рунического алфавита, а изредка и короткие фразы попадаются на камнях Маяцкого городища и иногда на бытовых вещах, которыми повседневно пользовались жители каганата. В частности, на Маяцком городище в настоящее время прочтены надписи следующего содержания: «Ума и Ангуш наши имена», «Элчи, и Ата-ач, и Бука трое их», а на одном из характерных для кочевников сосудов — на фляжке — было написано: «Кумыс, наливая в это большое отверстие, пей».

Предметы, на которых сделаны надписи, и само их содержание свидетельствуют о широко распространенной среди жителей Хазарии грамотности — грамотой владели простые строители крепости и степные кочевники среднего достатка.

Общие язык и письменность были еще двумя факторами, которые объединяли обитавших на огромной территории жителей каганата в единое целое, воспринимаемое так и их соседями, и ими самими, и всеми странами и государствами, с которыми они сталкивались в походах, на торговых путях, в дипломатических поездках. Этим единым целым было Хазарское государство, население которого, несмотря на разноэтничность, называлось, видимо, хазарами.

Истахри писал, что хазары делятся на белых и черных. Он полагал, что различие между ними чисто внешнее: у черных смуглая кожа, они некрасивы, а белые отличаются необыкновенной красотой. Однако мы знаем, что у всех тюрок такое деление означало прежде всего деление на две социальные категории. Черные хазары были податным, зависимым населением, белые — свободным. Это была родовая и служилая аристократия. Вполне возможно, что Истахри отнюдь не преувеличил и разницу в их внешности. Бедняки, целые дни проводившие в поле или на коне при стаде, чернели от загара, у них, несомненно, более явственно выступала монголоидность, которая не могла казаться красивой арабу. В то же время господствующий класс, из поколения в поколение выбиравший жен среди самых красивых девушек своего рода, а нередко и из пленных — славянок, албанок, грузинок, армянок и т. д., постепенно терял характерные этнические черты, и представители этого класса своей изнеженностью и красотой, вероятно, резко выделялись на фоне черного люда.

На новых местах оседала на землю и переходила к земледелию опять-таки беднейшая часть населения, не имевшая возможности кочевать (для кочевания нужно определенное количество скота, которого у бедняков не было). Богачи — владетели стад — продолжали вести кочевой образ жизни. Зимой они сидели в теплых жилищах на зимовищах, а летом отправлялись в кочевку. Земли в то время были уже разделены между аристократическими родами: «с месяца Нисана» знатные жители выходили из города «к своему винограднику и своему полю, к своей полевой работе»{3}.

Домен самого кагана (его кочевье) находился, как это было уже установлено по письму кагана Иосифа, к западу от Каспийского моря, а общие размеры его составляли 50x50 фарсахов (300x300 км). Зимовищем кагана являлся Итиль, стоявший на Волге, кочевка же кагана начиналась каждый год от реки В-р-шан, куда Иосиф со своим двором выезжал весной, и продолжалась все лето.

Трудно определить, где протекала эта таинственная река В-р-шан. По-видимому, ответ следует искать в письме Иосифа, так как нам кажется, что все расстояния он отсчитывает именно от этой реки, вернее от начала его кочевки, располагавшейся в 20 фарсахах (120 км) на север до склона реки Итиль к Каспию и от места сближения рек Итиль и Бузан. Бузан по этому отрывку отождествляется, несомненно, с Доном. На запад до него (до Саркела, стоящего на этой реке) 180 км. В точке пересечения этих указанных двух расстояний — большое и длинное озеро Сарпа, один из многочисленных водоемов, оставленных древним руслом Волги. Возможно, в хазарский период это русло — громадная старица Волги — воспринималось как река. Здесь и сейчас очень влажно, а Иосиф писал, что его страна имеет много рек и источников.

От озера Сарпа до Каспийского моря на юго-восток 180 км, что соответствует данным письма Иосифа, а на юге от него на расстоянии 180 км течет река Уг-ру, которую, видимо, можно отождествить с Манычем. Интересно, что Иосиф упомянул связь Уг-ру с Бузаном, написав, что последний вытекает из Уг-ру. На самом деле, как известно, Маныч является одним из самых крупных левых притоков Дона.

Итак, вероятно, кочевья кагана размещались в степях, ограниченных реками Волгой, Доном, Манычем и Каспийским морем. На западном рубеже домена были выстроены две крепости — Саркел и Семикаракоры, переросшие затем в города, на восточной границе находилось зимовище кагана и столица всего государства Итиль.

Впрочем Итиль служил зимовищем не только самому кагану, но и всей окружающей его свите, состоявшей в основном из богатой болгарской аристократии. Весной все они отправлялись, как и каган, в свои родовые кочевья, расположенные в непосредственной близости от каганского домена — на донском правобережье (по рекам Чир, Цимла, Аксай и др.).

Наиболее богатые главы родов, имевшие собственные зимовища, окружали их стенами, сложенными из белого камня. Вокруг них группировались оседло-земледельческие поселения, находившиеся как бы под охраной аристократа, сидевшего в каменной крепости — своеобразном замке феодала. Зимовища весьма напоминают кольцевые крепости, ставившиеся в прикаспийских степях, с той разницей, что там вокруг крепостиц не было обнаружено следов оседлых неукрепленных поселков.

Окруженные большими поселениями замки, стоявшие на торговых путях, перерастали в города. Именно таким городом, выросшим из замка кагана, был Итиль, который, как мы знаем из источников, находился где-то в дельте Волги.

Многие попытки найти его развалины так и не увенчались успехом. Он, по-видимому, полностью смыт часто меняющей русло рекой. До нас дошло несколько довольно подробных, хотя местами противоречивых, древних описаний этого города (в основном арабских авторов).

Итиль состоял из двух частей: кирпичного дворца-замка, построенного на острове, и собственно города, соединенного с замком плавучими мостами и также огражденного мощной стеной, сложенной из сырцовых кирпичей, потому что никто, кроме кагана, не имел права использовать при строительстве обожженный кирпич.

Крепость кагана называлась ал-Байда, или Сарашен, что значило «белая крепость». В начале VIII в. она стала центром большого города, который именовался Ханбалык, или Хамлидж. В нем было много общественных зданий: бани, базары, синагоги, церкви, мечети, минареты и даже медресе. Беспорядочно разбросанные частные постройки представляли собой глинобитные домики и юрты. Жили в них купцы, ремесленники и разный простой люд. Многочисленное население (по некоторым данным, 10 тыс. человек) отличалось этнической пестротой. Город утопал в садах, и, видимо, жилища стояли довольно далеко друг от друга (как в приазовских поселках). Поэтому он и занимал немалую по тем временам площадь (вдоль берега он тянулся на 1 фарсах, т. е. на 6 км).

По описаниям, Итиль напоминает «дагестанские» столицы — в нем, как и в Семендере, много садов, большое разноэтничное население, большие общественные здания и жилища в виде глинобитных мазанок и юрт.

Очень близко по типу к «дагестанским» укреплениям Семикаракорское городище, расположенное на Нижнем Дону, на речке Салок, притоке Сала, впадающего в Дон слева. Крепость квадратная в плане с квадратной же цитаделью внутри. Она стоит на большом пологом холме, очевидно, в древности окруженном водой или болотом. С нижней стороны к стенам примыкают огромные башни-курганы, подобные беленджерским. Еще один курган «встроен» в западную стену городища, он тоже, видимо, был башней. Наконец, с восточной стороны крепости, на территории холма, стоят еще три больших кургана. Стены городища сырцовые, сооружены они без фундаментов. Семикаракорское городище как бы перенесено на Нижний Дон из Дагестана: совершенно те же строительные традиции.

Большой интерес представляет и название соседней с городищем станицы, никак не объяснимое из известных источников XVI–XVII вв. — времени возникновения казацких станиц на Дону. В слове вполне различимы три тюркских корня: semiz — крепкий, kara — черный или sara — желтый, kel, kal — крепость. Следовательно, Семикаракор означает Крепкая (сильная) черная (или желтая) крепость. Городище только еще начинает исследоваться, но есть некоторые основания считать его остатками разросшегося из крепости города (посадское население могло селиться вокруг крепости — на холме).