Читать онлайн «История целибата». Страница 16

Жестокости в те времена тоже хватало: тюрьмы были набиты христианами – мужчинами, женщинами и детьми, нередко содержавшимися в страшной тесноте и в ужасающих условиях. К числу других наказаний относились изгнание или принудительный труд на шахтах и в каменоломнях, когда жертвам брили половину головы, а надсмотрщики постоянно избивали их хлыстами.

Римляне выбрали дату одного из языческих праздников – 23 февраля 303 г., для издания первого из четырех эдиктов, придававших этим преследованиям официальный статус. В соответствии с ним предписывалось разрушение всех христианских храмов, сожжение священных книг, богослужения объявлялись вне закона, христиан лишали всех должностей, привилегий и прав, на которые они могли бы претендовать в суде. Уже через несколько часов язычники, с энтузиазмом воспринявшие эдикт, начали разрушать здания, принадлежавшие христианам, тем самым приступив к их повсеместному разорению.

Самой жуткой стороной этих преследований были казни, число которых обычно сильно преувеличивают, что, тем не менее, ничуть не умаляет их чудовищности. Нередко кровавым расправам, творившимся на глазах многочисленных зрителей, предшествовали жестокие пытки и истязания. Кровожадные язычники глумливо напирали друг на друга, глазея на то, как обнаженных девственниц и других христиан, включая стариков, женщин и детей, бросали в ямы, где их рвали на части голодные дикие львы, насаживали на рога быки, пронзали копьями гладиаторы, обезглавливали или сжигали, привязав к позорному столбу.

Христиане переносили эти ужасы по-разному. Наблюдавшие за ними язычники приходили в замешательство; они никак не могли взять в толк, почему многие жертвы не сопротивлялись, а некоторые даже приветствовали смерть, будто это были райские врата. Перед тем как принять мученическую кончину, целомудренная христианка из знатного семейства по имени Перпетуя сообщила своим тюремщикам, что когда они бросят ее на растерзание зверям: «другой будет во мне, который будет страдать за меня, а я буду страдать за него»[99]. На следующий день она была казнена, и приняла смерть со спокойным мужеством.

Накануне мученической смерти Игнатий Антиохийский так выразил надежды на предстоящие истязания:

О, если бы не лишиться мне приготовленных для меня зверей! Молюсь, чтобы они с жадностию бросились на меня. Я заманю их, чтоб они тотчас же пожрали меня, а не так, как они некоторых побоялись и не тронули. Если же добровольно не захотят, – я их принужу[100].

Некоторые христиане, обезумевшие от приговоров, вынесенных их сподвижникам, избиений и смертей, «добровольно» выражали желание последовать за ними. «Хочу умереть, ибо я христианин» – так, по преданию, воскликнул человек по имени Евплус, когда чиновники на Сицилии вырвали у него признание[101]. Но безропотно властям покорялись далеко не все. Например, когда шестеро солдат попытались принудить мученика Пиония поклоняться языческому жертвоприношению, он стал бить их коленями по ребрам, по ногам и рукам.

Мученичество представляло собой замечательную катапульту, посылавшую прямо в рай. Оно давало искупление всех грехов и возвышало любого до положения ангела. Обреченные на смерть христиане, томившиеся в застенках в ожидании лютой казни, мечтали о блаженном вознаграждении. Некоторые чуть ли не стремились к мукам, которые им предстояло перенести. «Когда нас рвут на куски всеми орудиями жестокости, – писал епископ Киприан о группе заточенных в темницу христиан, – <мы стремимся> не содрогаться от вида собственной растекающейся крови… мы чувствуем, как говорил Господь наш, что нас поджигают “факелами”, разжигающими в нас веру»[102]. Однако другие заключенные стремились провести последние свои часы, пустившись во все тяжкие, грешили как только могли, поскольку вскоре все грехи должны им были быть отпущены; они руководствовались лозунгом: «Ешь, пей и блуди, поскольку завтра ты умрешь». Сначала они исповедовались, а потом ударялись в загул и участвовали в оргиях с посещавшими их женщинами-христианками.

Тем не менее подавляющее большинство христиан переходили в язычество, подкупали чиновников и выкупали узников, покупали или подделывали документы, свидетельствовавшие о том, что они были язычниками, или попросту сбегали. Ведь, как сказано в Евангелии от Матфея, сам Христос побуждал скрываться тех, кто подвергался преследованиям. Этому совету следовали многие епископы, оставляя напуганную паству, «переходившую» в язычество или распадавшуюся на небольшие группы, члены которых думали лишь о том, как спастись. Но вскоре – в 313 г., все завершилось. Император Константин издал Миланский эдикт[103], по которому христианам было даровано право исповедовать их религию, им возвращалась конфискованная у них собственность. Так было покончено с преследованиями христиан.

Тем не менее если не в действительности, то в христианской традиции мученичеству продолжало отводиться большое внимание. Легендарная стойкость под пытками и сила духа утешали и ободряли многих христиан, опасавшихся преследований даже тогда, когда все было спокойно. Из обугленных останков мужчин, женщин и детей, принесенных в жертву разъяренными, нетерпимыми язычниками, которые не могли заставить их отречься или отвернуться от единственного истинного Господа, возникали образы героев и героинь.

Именно они создавали ту историческую традицию, которая лежала в основе деятельности святых отцов. Независимо от внутренних проблем церковного развития, они творили не всегда дозволенную, порой дерзкую, часто конфликтную, заманивавшую неофитов, теологически высокомерную и исключительно быстро достигшую успеха религию. В этом их поддерживала сила веры.

[104]

Все святые отцы сосредоточенно изучали Священное Писание, непрестанно молились о том, чтобы Господь ниспослал им озарение, и поддерживали связи с другими религиозными мыслителями. Вместе с тем каждый из них полагался на собственный опыт. Нередко он включал мучительную борьбу с сексуальным искушением, которая вела к тому, что эти мужчины, почти все из которых не были женаты, становились женоненавистниками, не доверявшими женщинам и боявшимися их. Так, Иероним, например, вспоминал:

<В пустыне>… где у меня не было других спутников, кроме скорпионов и диких зверей, мне часто казалось, что меня окружают девушки. Лицо мое было бледным, тело холодело от поста; а разум мой горел желанием, предо мной полыхало пламя вожделения, но плоть моя была как у трупа[105].

Пытаясь создать сложную систему верований, опирающихся на Священное Писание, Иероним и другие святые отцы трактовали образы и истории Евы и Марии как уроки сексуальности и связанные с нею вопросы человеческой природы. Это отнюдь не способствовало росту расположения теологии к женщинам.

Святые отцы признавали разделение на плотское, или сексуальное, и духовное, но вместе с тем понимали, что люди могут содержать свои тела либо в святости, либо в грязи, как храмы, посвященные Господу, или как вертепы, обители греховной похоти. Напрямую также указывая на Адама и Еву, теологи делали вывод о том, что до грехопадения они были невинны и девственны, их (а потому и всего человечества) первородным грехом стал брак и сексуальность, которую он пробудил. Иероним так сформулировал это в присущей ему прямой и резкой манере: «Нет большего несчастья, связанного с <супружеской> неволей, чем стать жертвой вожделения другого человека»[106]. Тертуллиан, который так ненавидел супружество, особенно собственное, что позже присоединился к секте монтанистов, крайне отрицательно воспринимавших сексуальные отношения, в этой связи заявил: «Различие между браком и блудом определяется законами через противозаконные уловки, а не по природе вещей»[107].

Мир, каким его видели святые отцы, разделен на добро и зло, дух и плоть, и независимо от того, были даны брачные обеты или нет, сексуальные отношения они относили к сфере зла. «Тело же не для блуда, но для Господа, и Господь для тела, – проповедовал апостол Павел. – Но, во избежание блуда, каждый имей свою жену, и каждая имей своего мужа… Впрочем это сказано мною как позволение, а не как повеление. Ибо желаю, чтобы все люди были как и я…» – добавил он великодушно[108]. Адам и Ева создали плотскую связь супружества, а до грехопадения их отношения были духовны и невинны – ведь ангелы[109] не имеют пола, – и праведные христиане, стремящиеся попасть в рай, «не должны предаваться сексуальным утехам», как говорил Иероним[110].

Путь к ангельскому бытию пролегал через девственность, а если уже было слишком поздно, то через целибат. «Пока ты непорочен и девственен, ты подобен ангелам Господним», – восторженно писал Киприан, первый африканский епископ, ставший мучеником в 258 г.[111] Его мнение разделял Амвросий: «Целомудрие создало даже ангелов. И потому тот, кто его сохранил, – ангел; а тот, кто его утратил, – дьявол»[112]. До тех пор пока второе пришествие не превратит людей в «бесполых» ангелов, которые в силу этого не будут «вовлечены в половые связи», единственный достойный христианина образ жизни – быть совершенно непорочным.