Читать онлайн «Дунай: река империй». Страница 6

Давление варваров все увеличивало значение таких лагерей, пока их не покинула наконец римская стража. Случалось и так, что крепость со стоном падала, пораженная смертельным ударом вестготов или остготов; захватчики сжигали здания дотла, стены разрушали до основания. Фрагменты Главных правых ворот или Главных левых ворот, присмотревшись, можно теперь заметить в какой-нибудь средневековой кладке, как, например, в Регенсбурге, где останки Porta Preatoria вмурованы в стены здания постройки XVII века. Но все-таки новые христианнейшие государи чаще строили города на новых местах, а римские развалины обживали лопухи и ящерицы.

Ровно таково и прошлое Карнунта, сейчас безмятежной деревни Петронелль-Карнунтум в федеральной земле Нижняя Австрия на дунайской полдороге между Веной (римской Виндобоной) и Братиславой (римской Герулатой), а 1800 лет назад – административного центра провинции Верхняя Паннония. Карнунт оставался часовым Дуная почти полный цикл существования империи [5]: год основания этого поселения (6-й нашей эры) упоминает в “Римской истории” Гай Пеллей Патеркул. Деревянные стены вокруг военного лагеря возвели сорок лет спустя, при императоре Клавдии, для постоянной дислокации на этом важном пограничном участке бойцов XV легиона Apollinaris. Именем Аполлона бордовые с золотом щиты легионеров прикрывали Карнунт от набегов с территории теперешней Чехии полчищ маркоманов. Еще через полвека здесь разместили другой легион, XIII Gemina Marcia Victrix (“парный”, от лат. gemina – близнецы, то есть сформированный из разных соединений). Эта воинская часть, на штандартах которой красовалось изображение единорога, так прославилась в сражениях с различными врагами Рима, что получила от императора Нерона когномен “Победитель, благословленный Марсом”, MarciaVictrix. В Карнунте легионеры в общем счете квартировали четыреста лет, пока не получили самый последний, горький приказ командования: прекратить охрану государственной границы.

Грубая солдатская сила олицетворяла “священную мечту Рима” – его идеалы и его величие, – обеспечивая миропорядок античной цивилизации, Pax Romana. Моралист Плутарх назвал Рим “якорем, который навсегда приютил в гавани мир, долго обуреваемый и блуждавший без кормчего”. Философ ошибся насчет “навсегда”, хотя в отношении сиюминутных обстоятельств оказался прав: “Рим организовал всечеловеческое общество среди ожесточенной борьбы людей и народов”. Другой древний грек, оратор Аристид (II век нашей эры), заметил: “Имя римлянина перестало быть принадлежностью одного города, но стало достоянием человеческого рода”. Рим, как считали многие его подданные, являл собой благо для покоренных народов, стал их общим отечеством, которое легионеры обороняли и на берегах Дуная, и на берегах Евфрата, и на берегах Нила, и на берегах Рейна. На этих дальних рубежах римская цивилизация представляла собой образец для подражания, но в сложном процессе взаимодействия метрополии и провинций складывались предпосылки кризиса империи: созидательная сила растрачивалась, пока не растратила себя окончательно.

В районе Карнунта Дунай пересекал Янтарный путь, бойкий торговый маршрут, по которому ископаемую смолу веками доставляли в Средиземноморье с берегов Балтики. Тут же располагался речной порт с флотилией в десяток либурн (основной тип корабля в Римской империи) и энным количеством торговых суденышек и рыбацких лодок. Никакого международно-правового режима судоходства Дуная тогда не существовало, правила если и определялись, то двусторонними соглашениями. Самое известное из них – заключенный в 271 году императором Аврелианом и вождями вандалов договор, предоставлявший варварам право заниматься речными перевозками. После распада единой Римской империи торговое судоходство на Дунае надолго пришло в упадок.

Восточнее каструма в Карнунте располагался богатеющий “гражданский” город с населением в сорок или пятьдесят тысяч человек, привлекавший и варварскую чернь, и латинскую знать. В полисе появились дома зажиточных торговцев и виллы патрициев, за порядком и комфортом в которых наверняка следили прекрасные невольницы и конкубины. Одна такая villa urbana, городская вилла, реконструирована на территории археологического парка на античном фундаменте по старым чертежам и описаниям. С поправкой на время все складывается: сейчас примерно так живут топ-менеджеры российских государственных корпораций. Полы с подогревом, плетеная мебель с накидками пурпурного цвета; прохладная терраса выводит в цветник и фруктовый сад; на кухне и в подвалах – амфоры с кисловатыми местными и сладкими фалернскими винами, корзины с натуральными продуктами вроде капустных кочанов и кукурузных початков. Поучительный музей; я долго бродил по древнего вида вилле, представляя себя то рабом, то вольноотпущенником, то господином. В главном зале с украшенными мозаичными панно потолками улыбчивая официантка покрывала столы накрахмаленными скатертями, готовя вечерний банкет; музеи теперь многофункциональные и самоокупаемые. В тот вечер в фальшивых покоях римского патриция гуляла деревенская свадьба.

В Карнунте провел несколько лет жизни император-философ Марк Аврелий, под командованием которого в 170-е годы Рим вел изнурительную войну против германских племен. Здесь император сочинил на греческом языке часть трактата “Размышления”. Автора особенно заботили проблемы долга и смерти, и свой моралистический дневник, считающийся образцом античной литературы, он, по всей видимости, не предназначал для посторонних глаз. Рефлексия Марка Аврелия, указывают историки, основана на осознании ответственности за судьбы общества, которое изнутри медленно подтачивало разложение нравов, а извне – набеги варваров. Может быть, и эти строки император начертал, поглядывая с холмов Карнунта в сторону вечного Данубия: “Время человеческой жизни – миг, ее сущность – вечное течение, ощущение смутно, строение всего тела бренно, душа неустойчива; судьба загадочна, слава недостоверна… Все, относящееся к телу, подобно потоку, относящееся к душе – подобно сновидению и дыму. Жизнь – борьба и странствие по чужбине, посмертная слава – забвение…

Не живи так, точно тебе предстоит еще десять тысяч лет жизни. Уж близок час”.

Философия научила Марка Аврелия мудрости и милосердию. Он даже “не приказал, а лишь допустил” убийство посягнувшего в 175 году на императорский трон наместника Сирии Авидия Кассия. Марк Аврелий победил и германских варваров, но его триумф – в соответствии с теорией стоицизма – оказался призрачным. Император не успел, как намеревался, учредить на левом берегу Дуная провинции Маркоманию и Сарматию: в 180 году он скончался от чумы в Виндобоне. Кстати, единственная уцелевшая со времен Античности конная статуя – это установленный на Капитолийской площади в Риме прижизненный памятник как раз ему, Марку Аврелию. На металлические плечи императора-философа накинут металлический солдатский плащ, под копытом коня прежде корчился варвар из бронзы.

Петронелль-Карнунтум тоже гордится своим знаменитым сыном. Единственная местная гостиница, почтенный гастхаус с винотекой, называется Marc Aurel. Вход в этот отель, как и в другие здешние общественные здания, устроен в виде античного портика. В простых, как комнаты офицеров римского легиона, номерах базировались гости той самой свадьбы, это для них до после полуночи отжигал в ресторане танцевальные хиты 1960-х годов местный рок-коллектив. В фойе отеля странным образом отсутствует мраморный бюст великого римлянина, его заменила гипсовая статуя обнаженной девы и яркая картина с портретом попугая ара, выставленная на продажу за две сотни евро. Памятник Марку Аврелию я приметил в соседнем местечке под названием Бад-Дойч-Альтенбург, у автомобильного круга. Там же в направлении запад – восток проходит велосипедная трасса, названная именем римского императора.

Петронелль-Карнунтум несет бремя минувшей славы со скромным, но зримым достоинством: стены частных домов украшают медальоны с ликами героев и богов; интерьер пивных, меню которых соблазняет “кухней легионеров” (свиная отбивная и сосиски с кислой капустой), украшен мечами и шлемами древних воинов; даже ветеринарная лечебница именуется Canis Carnuntum (лат. псы Карнунта). К Дунаю со стороны жилых кварталов не подойти: моя варварская попытка наскоком проникнуть к реке через лесопосадки закончилась позорным отступлением под осенним дождем мимо громадных цистерн для сточных вод.

По сравнению с римскими временами Карнунт съежился в двадцать раз. Он стал малонаселенным, двухэтажным, сытым, католическим и совершенно австрийским. Нагляднее всего об античном величии напоминают живописные развалины Языческих ворот, когда-то западного форпоста города. Но и это напоминание смутное: пятнадцатиметровая конструкция из грубо отесанных глыб с единственным уцелевшим арочным перекрытием возвышается в полукилометре от деревни, в чистом поле меж перелесками. Прежде врата замыкали крепостные стены, и можно только представить себе, сколь грозно они выглядели, готовясь к защите от неприятеля. Самый главный враг, время, превратил и эти фортификации в труху и пыль, по уши, по самую макушку втоптав римский полис в дунайскую долину. Теперь под аккуратными беленькими домами жителей Петронелль-Карнунтума и Бад-Дойч-Альтенбурга, под засеянными люцерной и рапсом полями, на которых жужжат трудолюбивые трактора, под пастбищами для коров и лошадей, под автобусными остановками и даже под пиццерией Atrium – всюду, всюду похоронена Римская империя.