Читать онлайн «Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.)». Страница 35

Текст соглашения, заключенного под Вильно, также не включал обязательств выбрать царя преемником Яна Казимира. Польско-литовская сторона обещала только созвать сейм для обсуждения этого вопроса и принятия решения, но оставалось неизвестным, каким оно будет. В еще большей мере оставалось неизвестным, на каких условиях магнаты и шляхта Польско-Литовского государства могут согласиться избрать Алексея Михайловича будущим польским королем. Те условия, которые выдвигались на мирных переговорах, были для русской стороны совершенно неприемлемы. Конечно, царь и его советники рассчитывали, что разоренная и ослабленная долголетней войной страна, у которой в борьбе со шведами не было других союзников кроме России, в конце концов примет на сейме русские условия, но добиться такого решения оказывалось гораздо более сложным и трудным делом, чем это казалось в августе 1656 г.

Одним из результатов смены курса и решения о заключении перемирия с Речью Посполитой стало серьезное осложнение отношений между русским правительством и Богданом Хмельницким. Это осложнение наступило в условиях, когда польско-литовская дипломатия прилагала серьезные усилия, чтобы испортить отношения между гетманом и царем.

Если с царем на переговорах в Вильно рассчитывали добиться соглашения, то Хмельницкого в Речи Посполитой (не без оснований) рассматривали как врага, который стремится к организации направленной против этого государства коалиции с участием Швеции. Поэтому в инструкции комиссарам от 18 августа н. ст. Ян Казимир предписывал им добиваться, чтобы царь приказал Хмельницкому прервать переговоры с Карлом Густавов и Дьердем II Ракоци[610].

К выполнению этой задачи комиссары приступили уже на встрече 18 августа, когда они сообщили «великим» послам, что гетман ищет поддержки шведского короля и трансильванского князя. Они пояснили при этом, что, поскольку между Алексеем Михайловичем и Яном Казимиром «чинитца згода», то гетман, «опасаясь на себя за свою измену всякого зла, хочет от его царского величества отстать и пристать либо к шведу или к Ракоцему»[611]. Таким образом, сообщения о таких переговорах были связаны с обвинениями, что, опираясь на поддержку этих государей, гетман хочет разорвать свое соглашение с Россией. Эти обвинения по адресу гетмана были повторены на встрече 24 сентября[612]. Стремясь подкрепить свои обвинения конкретными доказательствами, комиссары 7 сентября передали Н.И. Одоевскому и его товарищам тексты грамот Карла Густава Хмельницкому от 22 февраля и 23 июля 1656 г.[613]. Во втором из этих документов, написанном, когда уже полным ходом шла война между Россией и Швецией, король предлагал Хмельницкому прислать послов для заключения с ним договора о союзе и совместных военных действиях. Ряд обвинений по адресу гетмана был выдвинут во время пребывания А.И. Нестерова в Речи Посполитой. Так, о заключении союза Хмельницкого с Ракоци и правителями Дунайских княжеств говорил гонцу генеральный староста Жемайтии Е.К. Глебович, обращая внимание на то, что Ракоци и господари могут убедить гетмана «изменить» царю[614]. В кампанию эту включился затем и сам Ян Казимир. По его указанию гонцу вручили «письмо», присланное из шведского лагеря, в котором говорилось об отправке Карлом Густавом на Украину посла, чтоб «казаков перезвал к свейскому королю»[615]. На встрече с гонцом 16 октября и сам Ян Казимир говорил о том, что у Хмельницкого находятся шведские послы и он может «изменить» царю, как он «изменил» ранее королю, крымскому хану и султану[616].

Цели, которые преследовали при этом польско-литовские политики, очевидны. Ближайшая цель заключалась в том, как об этом говорилось в инструкции комиссарам, чтобы царь помешал Хмельницкому присоединиться к таким противникам Речи Посполитой, как Швеция и Трансильвания. Но имелась в виду при этом и другая цель. Убедившись в «ненадежности» гетмана, царь скорее согласился бы на возвращение Запорожского Войска под власть Речи Посполитой.

Действуя таким образом, польско-литовские политики стремились одновременно восстановить против русского правительства руководителей гетманства. О шагах, предпринятых комиссарами во время переговоров, важное свидетельство сохранилось в записи бесед И. Выговского с русским послом Бутурлиным в мае 1657 г. Комиссары «под сумненьем» (т. е. принеся присягу) сообщили казацким послам, что по заключенному договору Войско Запорожское должно вернуться в состав Речи Посполитой, а если не захочет, то царь должен будет, «случаен с ляхами, Войско Запорожское бить»[617]. Позднее Хмельницкому был прислан «фальсификат» соглашения, якобы заключенного под Вильно. В нем указывалось, что в первый год после своего избрания царь обязан уладить вопрос о возвращении Запорожского Войска в состав Речи Посполитой на съезде с участием гетмана и казаков. Король даст казакам амнистию, но «обыватели» Речи Посполитой должны вернуться в свои владения, а казаки уйти «за межи, написанные в статьях Белоцерковских» – договоре 1651 г., когда гетманство должно было быть ограничено территорией Киевского воеводства[618]. Цель этих шагов очевидна – приведя свидетельства о происшедшем якобы отказе русского правительства от Украины, внести разлад в русско-украинские отношения и заставить Хмельницкого, оказавшегося как бы в безнадежной ситуации пред лицом двух объединившихся больших держав, искать соглашения с Речью Посполитой[619].

В отношениях с русскими политиками польско-литовская сторона не смогла добиться успеха. Сигналы о «ненадежности» гетмана не произвели на царя и его советников впечатления. Это показывает содержание наказа А. Лопухину, отправленному в декабре 1656 г. в Чигирин с официальным сообщением о результатах переговоров под Вильно. В этом документе ничего не говорилось о каких-либо контактах Карла Густава с Хмельницким, а что касается Ракоци, то царь советовал гетману поддерживать с ним дружеские отношения[620].

Более эффективными оказались шаги, адресованные украинской стороне, хотя достигнутый результат не соответствовал тому, на который рассчитывали польско-литовские политики. Отчасти это было связано с тем, что послы Хмельницкого были отстранены от участия в русско-польских переговорах. Как и почему это произошло, во многом остается неясным. Можно высказать лишь некоторые предположения на этот счет. В своей грамоте царю гетман писал, что отправляет своих послов в царскую ставку под Ригой, чтобы они получили от царя «указ, как ся имеет справливатися на съезде»[621]. В царской ставке это, очевидно, поняли так, что гетман предоставляет на усмотрение царя, должны ли и в какой форме участвовать в переговорах его послы. В своей грамоте от 13 сентября, извещая «великих» послов о приезде к ним посланцев гетмана, царь не дал им никаких указаний относительно участия посланцев в переговорах[622]. Этот вопрос, очевидно, предоставлялся на усмотрение «великих» послов. Предпринятые ими действия привели, как известно, к недоразумениям и конфликтам.

Информацию о них мы черпаем из «Дневника» К. Бжостовского. Казацкие послы прибыли под Вильно с Кириллом Пущиным 18 сентября[623]. После этого состоялись встречи 20 сентября, затем 24 сентября, а затем 6/16 октября[624]. В связи с этой последней встречей К. Бжостовский отметил в своем «Дневнике», что «казакам очень не понравилось, что москвитяне приказали им вытти из комнаты»[625]. Позднее в записи о встрече 9/19 октября он зафиксировал, что «казаки ужасно рассердились на москвитян за то, что не хотели их принять»[626]. В мае 1657 г. И. Выговский жаловался на то, что «великие» послы не только не советовались с запорожскими посланцами, и не впускали их в посольский шатер, где велись переговоры, но и держали их «до шатровых поль задалеко»[627]. Московская версия произошедшего была иной. А. Лопухин должен был разъяснять, что казацких посланцев просили покинуть шатер, когда по предложению посредников – австрийских послов – в определенный момент переговоров в шатре остались только «великие» послы и комиссары, а посольские дворяне обеих сторон должны были выйти[628]. Даже если московская версия была ближе к истине, все равно следует констатировать, что та часть переговоров, где решались наиболее важные вопросы, протекала без участия посланцев гетмана. В такой обстановке у посланцев стали возникать подозрения, что на этих секретных совещаниях готовятся какие-то соглашения, направленные против Войска Запорожского. Наместнику Виленского Духова монастыря Дорофееву посланцы так и говорили, что «великие и полномочные послы говорят с нашим неприятелем, с польскими комиссары, а нас… к тому не призывают… и то, де, знатно, что мыслят на нас заодно»[629]. В таких условиях «доверительные» сообщения комиссаров попадали на уже подготовленную почву. Русские власти совершили в дальнейшем еще один промах. «Великие» послы после окончания переговоров известили Хмельницкого о заключении перемирия[630], но, по-видимому, ничего не сообщили о его условиях. Не привезли с собой таких официальных сведений и вернувшиеся послы гетмана[631].