Читать онлайн «Рюрик и мистика истинной власти». Страница 16

С одной стороны, археологические данные позволяют предположить там присутствие скандинавов: «Изделия скандинавского облика появились здесь во второй половине IX в., но наибольшее их число приходится на X в.»[166]. Однако рассматривать данное поселение как опорный пункт скандинавов в славянских землях невозможно по целому ряду причин. Во-первых, наиболее вероятной датой его основания является начало IX в., а археологические следы скандинавов отсутствуют в наиболее ранних слоях этого поселения, что исключает их из числа возможных его основателей. Во-вторых, «лепная керамика Городища аналогична древнейшей посуде Новгорода и сельских поселений центрального Приильменья и Поволховья конца I тыс. н. э. Она свидетельствует о том, что основная часть жителей городища в IX – X вв. составляло то же население, что обитало в центре Новгородской земли. Это были ильменские словене»[167]. В-третьих, археологические материалы фиксируют значительный западнославянский компонент на городище, нашедший свое отражение в керамике, конструкции хлебных печей и особых втульчатых наконечниках стрел. Последние характерны для западных славян и составляют 28,5 % от общего количества наконечников стрел на городище. При этом они были совершенно несвойственны скандинавам, и при раскопках Бирки не было найдено ни одного такого наконечника. Обобщая самые последние находки, археолог констатирует: «Наиболее массовый материал с поселения – лепная керамика – аналогична керамике сельских поселений центрального Приильменья, Поозерья, Волхова и самой Ладоги. В целом она может быть охарактеризована как керамика культуры сопок. Есть только один фрагмент сосуда, который может быть атрибутирован как скандинавский по происхождению. Раннегончарная керамика также типична для славянских памятников района, и среди неё всё отчётливее выступают черты западнославянской керамической традиции. Заслуживает внимания то, что в составе городищенской коллекции наконечников стрел от лука значительную часть составляют втульчатые двушипные наконечники. По их числу (более 20 экземпляров) Рюриково городище явно выделяется среди памятников лесной зоны Восточной Европы, где они единичны. Такие наконечники не были характерны для финно-угорских и балтских народов, а также культур кочевников, но они характерны для территорий западных славян»[168]. Единственный фрагмент скандинавской керамики вместе с найденным там же более поздним руническим амулетом и его копией, равно как и различные приписываемые скандинавам вещи, позволяют предположить, что какое-то количество скандинавов действительно могли присутствовать на городище. Проводивший раскопки этого места Е. Н. Носову делает следующий вывод: «Таким образом, имеющиеся находки с Городища свидетельствуют о том, что в составе его жителей в IX – X вв. были славяне и скандинавы. Причем многие элементы культуры, которые можно определить как славянские (керамика, хлебные печи, двухшипные наконечники стрел), находят параллели на западнославянских землях, примыкающих к Балтийскому морю. Тот факт, что в торгово-ремесленном и военно-административном пункте на крупной водной магистрали, каким являлось Городище в ранний период своей истории, основным типом ранних наконечников стрел были наконечники, характерные именно для славян, представляется крайне важным»[169].

Наличие смешанного славяно-скандинавского поселения в непосредственной близости от Новгорода является достаточно значимым обстоятельством, однако археологические материалы не дают основания однозначно связать его с летописным известием о варяжской дани. По «Саге о Йомских викингах» мы знаем о существовании подобных смешанных славяно-скандинавских дружин на южном побережье Балтики. Наличие подобного контингента в землях ильменских словен весьма интересно, однако летописец говорит о родстве с варягами всей городской общины Новгорода, а не одной только дружины. Кроме того, производивший изучение городища Е. Н. Носов отождествляет его со Словенском позднего летописания и упоминанием о Славии как северном центре Руси арабских писателей. Если это так, то данные названия совершенно недвусмысленно свидетельствуют, кто был ведущей силой на городище – славяне или скандинавы. Полностью подтверждают этот вывод и отмеченные археологами особенности топографии данного укрепления: «На Городище первые строители применили сложное сочетание дерево-земляной платформы, подрезку склонов холма, сооружение рва и деревянных стен-городней, которые были поставлены на склоне небольшого холма в пойме Волхова. Топография, выбранная первопоселенцами для крепости, чрезвычайно напоминает расположение славянских городищ на южном берегу Балтийского моря и славянские бурги в междуречье Эльбы и Одера. Там также использовали низкие, затопляемые участки речных пойм и острова на озерах»[170]. Шведский же археолог И. Янссон констатировал, что поселения типа Рюрикова городища в Скандинавии неизвестны[171]. Уже с самого начала Рюриково городище имело двухчастную структуру и состояло из укреплённой площадки на вершине холма и примыкавшей к ней неукреплённой части. В связи с деятельностью преемника Рюрика необходимо упомянуть оборонительные сооружения Киева, которые были возведены в конце IX – X в. и не имеют аналогов ни у полян, ни у их ближайших соседей. Исследование особенностей их строительства привело К. А. Михайлова к следующему выводу: «На мой взгляд, техника строительства Старокиевского городища наиболее близка своеобразным традициям славянских укреплений Северной Германии и польского Поморья, но в первую очередь она соотносится с самыми ранними укреплениями Новгорода на Рюриковом городище. <…> Безусловно, укрепление Новгородского городища предшествует киевским укреплениям. Одинаковые условия сооружения двух крепостей и необычная техника строительства, которая не получила дальнейшего развития в древнерусской фортификации, указывают на одну и ту же группу строителей. Вероятно, обе крепости возводил один и тот же коллектив»[172]. География и датировка возведения обеих укреплений полностью соответствует летописному известию о походе Олега с севера на юг и переносе в Киев столицы Руси. Едва ли следует подробно говорить о том, какое огромное значение имели крепости для зарождающейся русской государственности. С их помощью контролировались окрестные земли и проходящие по ним торговые пути, в них князь и его дружина хранили свои сокровища и, в случае необходимости, могли отсидеться при нападении врагов или восстании собственных подданных. Другими словами, крепости являлись оплотом княжеской власти. В свете того, что захоронения, распространение тех или иных вещей и т. п. можно связать с дружиной первых варяжских князей лишь с большей или меньшей степенью вероятности, обе крепости, возведенные в сменявших друг друга центрах власти, являются единственным археологическим признаком, который мы с полной уверенностью можем соотнести с пришедшей из-за моря варяжской русью. То, что в обеих случаях применялась западнославянская техника строительства укреплений, в очередной раз показывает, кто же составлял основную часть дружины Рюрика и Олега. Западнославянские наконечники стрел, найденные на Рюриковом городище, говорят о том, что выходцы из этого региона были не только строителями, но и воинами в этой крепости.

Именно с Рюриковым городищем следует связать известный эпизод из Жития Стефана, архиепископа Сурожского – современного города Судак в Крыму. Исследовавший этот текст В. Г. Васильевский установил, что упоминание о русах было и в греческом тексте, а само Житие было написано в первой половине IX в. Интересующий нас фрагмент гласит: «По смерти святого (Стефан умер после 787 г. – М. С.) мало лет минуло и пришла рать великая русская из Новагорода, князь бранлив и силен зело (в других списках – князь Бравлин, Бравалин и Бравленин). Пленив (страну) от Корсуни до Корчева, он пришел со многою силою к Сурожу. Десять дней тяжко бились между собою (осажденные и осаждающие), и после десяти дней вошел князь в город»[173]. Далее в тексте описывается посмертное чудо святого, приведшее к крещению русского князя и его бояр. Скептики отказывались рассматривать это свидетельство как относящееся к ранней истории Руси, ссылаясь на то, что данный эпизод отсутствует в краткой греческой редакции Жития и Новгорода к моменту похода еще не существовало. Однако недавно была введена в научный оборот армянская редакция Жития Стефана Сурожского, где с незначительными вариациями описывается интересующее нас посмертное чудо этого святого. Вместе с приведенной выше датировкой возникновения Рюрикова городища это снимает имеющиеся возражения. Необходимо подчеркнуть, что отголоски этого похода сохранились в немецком эпосе, на что обратил внимание еще А. Н. Веселовский: «Бравлин-Мравлин, русский князь, ходил на Сурож, как в поэме об Ортните Илья русский участвует в походе на языческий (?), может быть, еврейско-хазарский (см. имя (правившего в нем. – М. С.) князя: Nacharel, Machorel, Zacherel: Нахор, Захария?) Suders: Suders от Su(g) da, Судак…»[174] Однако из этого тонкого наблюдения отечественного исследователя следует не только реальность самого похода, но и то, что западные славяне если даже не участвовали в нем непосредственно, то, по крайней мере, слышали о нем. Это обстоятельство опять-таки указывает на север Руси как на зону наиболее интенсивных западно-восточнославянских контактов и подтверждает, что поход на крымский Судак-Сурож был предпринят именно оттуда. Предание о далеком успешном походе русов с севера Восточной Европы через западнославянское посредничество вполне могло попасть в немецкий эпос. Таким образом, русы Жития Стефана Сурожского если и не являлись западными славянами, то явно находились с ними в интенсивном контакте. Все это показывает, что князь Бранлив-Бравлин с Рюрикова городища располагал достаточными силами для совершения крупномасштабного похода на Крым на рубеже VIII и IX вв.