Читать онлайн «Любовь и зависимость». Страница 10

ЛСД — более сильнодействующий галлюциноген, чем марихуана — возбудил к себе сильную неприязнь, обычно вызываемую сильными наркотиками типа героина, хотя никогда не рассматривался как аддиктивный. До того, как он стал одновременно популярным и подозрительным в 1960-х, ЛСД использовался в медицинских исследованиях как экспериментальное средство для индукции временного психоза. В 1960, когда вещество еще было известно лишь нескольким Докторам и психологам, Сидни Коэн рассмотрел инциденты серьезных осложнений после приема ЛСД среди добровольцев-экспериментаторов и психиатрических пациентов, с которыми работали эти исследователи. Доля таких осложнений (суицидальные попытки и продолжительные психотические реакции) была минимальной. Это означает, что без предшествующего публичного знания долгосрочные эффекты ЛСД были так же малы, как и сопровождающие употребление любого другого психоактивного вещества.

С тех пор, однако, анти-ЛСД пропаганда и слухи, распространяемые людьми внутри и вокруг употребляющей наркотик субкультуры, сделали невозможной объективную оценку свойств наркотика наблюдателями и потенциальными потребителями. Даже сами употребляющие больше не могут дать нам неискаженную картину того, на что было похоже их путешествие, поскольку их опыт с ЛСД управляется предрассудками их группы, так же как как и культуральной установкой, объявляющей вещество опасным и непредсказуемым. Теперь эти люди научились бояться худшего, они готовы к панике, когда путешествие приобретает плохой оборот. Эволюция культуральных воззрений на этот наркотик добавила к путешествию под ЛСД совершенно новое измерение.

По мере того, как психологические последствия употребления ЛСД стали выглядеть более пугающими, большинство людей даже среди тех, кто считает себя культурным авангардом — стали сопротивляться проявлению себя такими открытыми, как это вызывается ЛСД-путешествием. Это можно понять, но способ, которым они воспользовались, освятил совершенно ошибочный отчет об эффектах употребления ЛСД. В работе, опубликованной Маймоном Коэном и другими в "Науке" в 1967 г., утверждалось, что ЛСД вызывал возрастание нарушений в хромосомах, увеличивая спектр генетических мутаций и врожденных уродств. Газеты уцепились за это открытие, и хромосомный страх внес огромный вклад в наркотический скандал. Фактически, однако, результаты начали опровергаться почти сразу после публикации, и в конце концов были полностью дискредитированы. Обзор исследований ЛСД Нормана Дишотски и других, опубликованный в "Науке" четырьмя годами позже, показал, что открытие Коэна было артефактом, порожденным лабораторными условиями, и заключил, что нет причин бояться ЛСД на основаниях, выдвинутых изначально — или по крайней мере нет причин бояться ЛСД больше, чем аспирина и кофеина, при тех же условиях приводящих к хромосомным нарушениям в ничуть не меньшей степени (см. Приложение Е).

Маловероятно, что хромосомный страх заставит многих потребителей аспирина, кофе или Кока-Колы бросить эти наркотики. Но потребители и потенциальные потребители ЛСД отвернулись от него почти с облегчением. На сегодняшний день многие люди, отказывающиеся иметь дело с ЛСД, оправдывают свою позицию ссылками на давнее дискредитированное исследование. Это могло случиться, даже среди знакомых с наркотиками молодых людей, из-за того, что ЛСД не соответствует подходу к наркотикам, как к источнику комфорта. Люди, которые не хотели признать, что избегают наркотика именно по этой причине, получили удобную рационализацию в виде избирательных репортажей в газетах, не отражающих основных научных знаний об ЛСД. Отказавшись от экспериментальных психических путешествий (привилегии, которую это им давало), эти люди решили защитить свое нежелание с помощью ложных доказательств.

Эти недавние примеры страха и иррациональности в отношении психоактивных веществ показывают, что аддикция еще присуща нам как обществу: аддикция в смысле неуверенности в нашей собственной силе и власти, вместе с потребностью найти козлов отпущения в случае сомнений. И пока мы оставляем без ответа вопрос о том, что наркотики могут для нас сделать, наше неправильное понимание природы и причин аддикции дает ей возможность проскользнуть туда, где мы меньше всего ожидаем ее найти — в надежные и уважаемые места типа наших любовных отношений.

В настоящее время общее замешательство относительно наркотиков и их действия является отражением такого же чувства, испытываемого учеными. У экспертов просто опускаются руки, когда они сталкиваются с широким разнообразием реакций на один и тот же наркотик и рядом субстанций, которые могут вызывать аддикцию у некоторых лиц. Это замешательство выражено в "Научных основах наркотической зависимости", отчете ведущих авторитетов в области наркотиков на Британском коллоквиуме. Что было вполне предсказуемо, участники бросили попытки говорить об аддикции вообще, а обратились вместо этого к более широкому феномену "зависимости от наркотика". После дискуссий председатель, профессор В.Д.М.Пэйтон из Отделения Фармакологии в Оксфорде, резюмировал основные выводы, к которым удалось прийти. Во-первых, химическая зависимость больше не приравнивается к "классическому синдрому отмены". Вместо этого "центральный вопрос наркотической зависимости сдвинулся в другую область и, как кажется, лежит в природе первичного "вознаграждения", обеспечиваемого наркотиком". Таким образом, ученые начали думать о наркотической зависимости с точки зрения пользы, которую привычные потребители получают от наркотика — хорошего самочувствия, помощи в том, чтобы забыть о своих проблемах и боли. Вместе с этим изменением акцента уменьшилась и исключительная концентрация на опиатах как аддиктивных наркотиках, а также стала больше признаваться важность культуральных факторов наркотической зависимости.

Все это - конструктивные шаги к более гибкому, человеко-центрированному определению аддикции. Но также они обнаружили, что, оставив старую идею о наркотической аддикции, ученые остались с массой неорганизованных фактов о различных наркотиках и разных способах их употребления. В процессе ведущих к заблуждениям усилий каталогизировать эти факты старым известным способом, фармакологи просто заменили в своих классификациях наркотиков термин "физическая зависимость" на "психическую зависимость". В связи с открытием или популяризацией многих новых наркотиков в последние годы, понадобилась новая концепция для объяснения этого разнообразия. Понятие психической зависимости может быть применено к большему количеству наркотиков, чем ад-дикция, поскольку оно менее четко определено. Если мы обратимся к таблице наркотиков, подготовленной Дейлом Кэмероном и утвержденной ВОЗ, то увидим, что не существует ни одного обычно употребляемого психоактивного вещества, которое не вызывало бы психической зависимости.

Такое заявление — это доведение до абсурда классификации наркотиков. Чтобы научная концепция имела какую-то ценность, она должна отделять одни вещи от других. С переориентацией на категорию психической зависимости фармакологи потеряли то значение, которое могла иметь более ранняя концепция физической зависимости, поскольку наркотики могут привести только к зависимости химического происхождения. И если она не возникает благодаря неким специфическим свойствам самих наркотиков, тогда к чему вообще выделять наркотики как вызывающие зависимость объекты? Как выразился Эрих Гуд, сказать, что наркотик типа марихуаны порождает психическую зависимость — все равно что сказать, что некоторые люди имеют причины регулярно делать что-то, что ты осуждаешь. В чем эксперты, конечно, ошибаются, так это в представлении о возникновении зависимости как свойстве наркотиков, тогда как в реальности это — свойство людей. Существует такая вещь, как аддикция; мы пока не знали, где ее искать.

Нам нужна новая концепция аддикции, чтобы сделать понятными наблюдаемые факты, которые были оставлены в теоретическом забвении после разрушения старой концепции. В своем признании того, что употребление наркотиков имеет много причин и принимает множество форм, эксперты по наркотикам достигли критической точки в истории науки, где старая идея дискредитирована, но нет пока новой идеи, которая займет это место. В отличие от этих экспертов, во всяком случае, в отличие от Гуда и Зинберга, наиболее информированных исследователей в этой области — я уверен, что мы не должны останавливаться на признании того, что эффекты наркотиков могут варьировать почти бесконечно. Скорее, мы можем понять то, что некоторые способы употребления наркотиков являются зависимостями, и что существуют эквивалентные зависимости многих

других сортов. Чтобы сделать это, нам нужна концепция аддикции, которая делает ударение на том, каким способом люди интерпретируют и организуют свой опыт. Как говорит Пэйтон, мы должны начать с человеческих потребностей, а потом спросить, как наркотики отвечают этим потребностям. Какую психологическую выгоду привычный потребитель ищет в наркотике? (См. Приложение F ). Что говорит о нем тот факт, что он нуждается в таком виде удовлетворения, и каковы последствия его достижения? Наконец, что это говорит нам о возможностях аддикции к тем вещам, которые не являются наркотиками?