Читать онлайн «Софокл и его трагедийное творчество. Научно-популярные статьи». Страница 13

Кроме того мы знаем, что он, будучи уже немолодым, полюбил одну проживавшую в Афинах сикионянку по имени Феорида. Его добродушная откровенность сказалась в том, что он увековечил эту любовь, ухитрившись вставить в одну из своих тогдашних драм лирический стих:

причем придется допустить, что он играл двусмысленностью этого имени, которое имело также безобидный смысл «священнодействующая, вакханка», так что только посвященные в интимные стороны жизни поэта могли оценить эту тонкую дань его любви. Феорида равным образом подарила ему сына Аристона, который – так же, впрочем, как и его сводный брат Иофонт, – дал позднее своему сыну славное имя его деда. Талант Софокла продолжал жить в обеих линиях: Иофонт написал до 50 трагедий, но и Софокл Младший, сын Аристона, был трагическим поэтом.

По-видимому, это сосуществование обеих линий подало повод к анекдоту, который нам сохранился в нескольких вариантах, – анекдоту, относящемуся к последним месяцам жизни поэта и к его трагедии «Эдип в Колоне». А именно: рассказывают, будто его сын Иофонт – тоже уже немолодой, – желая вступить наконец во владение отцовским имуществом, вошел с соответственным прошением в совет фраторов (своего рода опекунский совет), ссылаясь на то, что его отец впал уже в старческое слабоумие. Вызванный в заседание фраторов Софокл будто бы ответил:

и в доказательство, что он все еще Софокл, прочел хорическую песню из своей последней трагедии – ту самую, которую мы привели выше. Тогда зала совета обратилась в театр: фраторы проводили девяностолетнего поэта аплодисментами, и прошение сына было с негодованием отвергнуто.

Конечно, в присутственных местах даже поэтам полагалось говорить прозой; к тому же оба переведенных стиха в подлиннике – перевод этой тонкости передать не мог – совершенно недвусмысленно отдают комедией. Другими словами, наша сценка – вольный вымысел комического поэта начала IV века, попавшая (надо полагать, благодаря биографу Сатиру) в жизнеописание Софокла. Для нас она тем не менее интересна: мы узнаем из нее, как любили афиняне последнюю трагедию Софокла и каким ореолом она окружила его последние дни.

Что же касается Иофонта, то его отношения к отцу были до самого конца хорошие. Об этом свидетельствует другой комический поэт, Аристофан («Лягушки»), в свидетельстве, этот раз непреложном.

Софокл умер осенью 406 г. Весною следующего года комический поэт Фриних поставил свою комедию «Музы»; в ней нашему поэту были посвящены стихи:

Эти слова оказались пророческими: через несколько месяцев состоялся разгром Афин, поведший к разрушению всего того, что было создано Фемистоклом, Кимоном, Периклом. Певец Саламинской победы был действительно счастлив, что кончил свою долгую жизнь, не изведав этих страшных зол.

Софокл в течение своей долгой жизни написал около 120 драм, из коих приблизительно 90 были трагедиями, остальные – сатирическими драмами. Нам из них сохранено 7 трагедий да еще половина сатирической драмы. Но и потерянное не совсем потеряно: отрывки и прочие следы традиции дают нам возможность во многих случаях восстановить сюжет, ход действия и главные мотивы.

Как объяснить прежде всего такую плодовитость? Пусть не говорят, что древняя трагедия по своему объему была значительно меньше нашей: это количественное преимущество уравновешивалось обязательностью хорических частей, которые и сами по себе, благодаря трудностям языка и размера, требовали от античного поэта усиленной работы и сверх того были рассчитаны на музыку и пляску – а Софокл был сам своим композитором и балетмейстером. Нет; но тот обычай дионисических игр, согласно которому драма (за весьма редкими исключениями) ставилась один только раз, позволял относиться к оригинальности поэта значительно мягче, чем это принято теперь. Поэт не мог повторить своей драмы ни в целом, ни в частях; но если он дорожил мотивом или характером, то ничто не препятствовало ему воскресить его при другой обстановке и в других словах в какой-нибудь или в каких-нибудь из позднейших драм. Это мы можем проследить даже в немногих сохранившихся трагедиях. Благодарный контраст между суровой и мягкой сестрой дан впервые в «Антигоне» (Антигона и Исмена) и повторен в «Электре» (Электра и Хрисофемида). Не менее благодарный мотив сопоставления царя и пророка встречается в «Антигоне» (Креонт и Тиресий) и повторен в «Царе Эдипе» (Эдип и Тиресий). Привлекая и потерянные драмы, мы можем указать еще немало примеров таких повторений: дочь, из любви к жениху изменяющая отцу (Ипподамия в «Эномае» и Медея в «Колхидянках»); наоборот, дочь или невестка, сопровождающая скитальца-отца (Брисеида в «Пелее» и Антигона в «Эдипе Колонском»); настигнутые похитители перед лицом беспристрастного царя (Ясон с Медеей в «Скифах» и Орест с Ифигенией в «Хрисе»); брошенный младенец, узнанный своими родителями (Пелий в «Тиро́ I» и Александр в «Александре») и т. д. Во многих случаях повторение было дано в самом мифе, служившем сюжетом драмы, и поэту оставалось только следовать ему.

Это наводит нас на вопрос об источниках нашего поэта.

В те времена, когда трагедия была еще кантатой, поэт свободно мог брать свои сюжеты либо из сказочного прошлого, либо из настоящего: Фриних представил своим – не столько зрителям, сколько слушателям – «Взятие Милета» персами, Эсхил – саламинское поражение в «Персах». Превращение трагедии из кантаты в драму само собой устранило настоящее, оставив только прошлое – и притом, согласно сказанному в гл. 1, только то прошлое, которое никогда не было настоящим, т. е. миф. Это превращение было делом Эсхила; его преемник Софокл лишь последовал его примеру.

Итак, единственным источником драматургии Софокла была мифология. Спрашивается, однако, в каком виде. В виде ли более ранних поэтических произведений? Или в виде устного предания? Или, наконец, в виде мифологических сборников и руководств в прозе?

Третью возможность мы, кажется, имеем право устранить. Не то чтобы этот род литературы, столь важный не только для учености, но и для образованности и поэзии позднейших эпох, совершенно отсутствовал в нашу: труды генеалогического характера так называемых логографов вроде Гекатея, Ферекида, Гелланика в принципе не отличались от мифографических руководств, ставших появляться с IV века, работ Асклепиада Трагильского, Лисимаха или Дионисия Скитобрахиона. Но ничто не указывает на то, чтобы Софокл или вообще трагики когда-либо черпали из них свое вдохновение; не пьет из бака тот, кто может пользоваться родником.

Таким родником было устное предание; но для Софокла, афинянина, почти никогда не покидавшего аттической земли, имели важность главным образом аттические предания. Одна трагедия, почерпнутая из такого местного предания, нам сохранена; это – «Эдип в Колоне». Если здесь поэт, говоря устами своего колонца о колонских древностях, заканчивает свой рассказ словами:

то мы вправе видеть в них красноречивое свидетельство о нетронутости, так сказать, того предания, на котором построена трагедия. Но такие нетронутые предания имелись к услугам поэта только в Аттике; исключением, подтверждающим правило, является только «Кедалион», построенный на хиосском предании, с которым поэт познакомился на месте, во время самосской экспедиции.

Норму должны мы видеть в первой из указанных трех возможностей: источником поэта были более древние поэтические произведения. И тут на первом месте должен быть назван героический эпос, в те времена еще приуроченный к имени Гомера. Но только не обе классические поэмы, которые остались за ним поныне: «Илиаду» Софокл почтительно обошел, из «Одиссеи» почерпнул темы для двух только трагедий идиллического характера, из коих одна («Навсикая») несомненно, другая («Феакийцы») вероятно принадлежали к числу его ранних трагедий. Нет; главным вдохновителем Софокла был так называемый эпический цикл. Об этом мы имеем ясное свидетельство Афинея: «Софокл до того увлекался эпическим циклом, что даже целые драмы сочинял, следуя его мифологическому повествованию»; о том же свидетельствуют и известные нам трагедии, как сохраненные, так и потерянные.

Этот эпический цикл обнимал ряд поэм, долженствовавших в своей совокупности перелить в эпическую форму значительную часть ходивших до тех пор в устных прозаических пересказах мифов. Если не считать эпосов о происхождении и судьбе богов, которыми Софокл – в противоположность к Эсхилу – не интересовался, то входившие в наш цикл эпосы распадались на две крупные серии, фиванскую и троянскую. Фиванская серия имела содержанием судьбу Эдипа и его потомков, представленную в ряде отдельных эпосов: сам Эдип был героем «Эдиподеи», братоубийственную войну его сыновей – знаменитый поход Семи вождей – давала «Фиваида», отдельный эпизод из этой же войны составлял содержание «Похода Амфиарая», и, наконец, взятие Фив сыновьями Семи вождей было описано в «Эпигонах». Еще богаче и разветвленнее была троянская серия, группировавшаяся вокруг «Илиады» и «Одиссеи». Все предшествовавшие «Илиаде» события Троянской войны описывали «Киприи», поэма обширная, по объему не уступавшая «Илиаде»; продолжала «Илиаду» «Эфиопида», содержавшая битвы ахейцев с амазонками и эфиопийцами, союзниками троян; за нею шла, не тесно к ней примыкая, «Малая Илиада», изображавшая события, поведшие к взятию Илиона, и само взятие. Но это взятие составляло содержание также и отдельной поэмы «Взятие Илиона», продолжавшей, по-видимому, «Эфиопиду». За падением города следовали «Возвращения» (Νόστoι) победителей, кроме Одиссея, судьбу которого описывает сохраненная нам классическая поэма. Эта последняя кончается местью героя женихам его жены; его дальнейшая судьба вплоть до его трагической смерти читалась в «Телегонии», завершавшей собою троянский цикл. Но кроме этих двух крупных циклов имелись еще разрозненные эпосы, из которых для нас особенно важен эпос о «Взятии Эхалии» Гераклом, послуживший материалом для «Трахинянок» Софокла. Весь этот эпический цикл был работой певцов-гомеридов, исполнителей и продолжателей творца героического эпоса; что оставили необработанным они, то досказали поэты генеалогического эпоса школы Гесиода. К сожалению, их работы известны нам гораздо хуже, чем те, и мы не можем, например, указать эпический источник драм Софокла, посвященных судьбе Персея.