Читать онлайн «Вавилон. Месопотамия и рождение цивилизации. MV–DCC до н. э.». Страница 44

В Бытии (11: 31) говорится: «И взял Фарра Аврама, сына своего, и Лота, сына Аранова, внука своего, и Сару, невестку свою, жену Аврама, сына своего, и вышел с ними из Ура Халдейского, чтобы идти в землю Ханаанскую; но, дойдя до Харрана, они остановились там».

Те, кто считает, что еврейская Библия является историей, занимаются поисками истоков сказания об Аврааме, его семье и их непростом путешествии по Плодородному Полумесяцу из халдейского Ура в Шумере в Харран на севере, а оттуда на запад в землю Ханаанскую в годы, последовавшие за крушением империи Ура. Они предполагают, что Фарра, возможно, забрал свою семью из Ура из-за нападения эламитов и последующего перемещения культа луны из завоеванного южного города в более безопасный Харран на севере. Члены семьи Фарры имеют имена, которые совпадают с названиями близлежащих мест, которые процветали в те времена: имя Серуг – деда Фарры соответствует Саруги, Серудж в наши дни; имя Нахор – отца Фарры и его второго сына соответствует названию города Нахур на реке Хабур; имя самого Фарры тождественно названию Тил-Турахи (современный Фарра) на реке Балик; имя его третьего сына Харран соответствует названию города, расположенного приблизительно в 50 км к юго-востоку от современного города Санлиурфа (ранее Эдесса) в Турции. Верующие предлагают считать, что названия этих городов увековечивают поселения, основанные людьми, упомянутыми в Библии. К тому же в письмах того времени Харран считается местом жительства племени, известного как «бенжамиты», что означает «сыны юга».

Члены семьи Фарры не были шумерами. Их давно отождествляют с теми самыми людьми – амарру, или амореями, на которых предания Месопотамии возлагают вину за падение Ура. Профессор ассириологии Йельского университета Уильям Халлоу утверждает, что «увеличивающееся количество лингвистических свидетельств, основанных главным образом на записанных личных именах людей, которые были признаны амореями… показывает, что эта новая группа людей говорила на разнообразных языках – от древнего семитского до более позднего древнееврейского, арамейского и финикийского». Более того, как отражено в Библии, подробности племенной организации патриархов, традиции присваивания имен, структура семьи, обычай наследования и землевладения, генеалогические схемы и другие следы кочевой жизни «слишком близки к более лаконичным свидетельствам клинописных документов, чтобы от них без раздумий отмахиваться, как от более поздних подделок».

Еврейские патриархи, о которых рассказывает Библия, очень отличаются от представленных в шумерских текстах совершенно неотесанных дикарей, путешествующих по степи со своими «стадами и шатрами» (верблюды Авраама – анахронизм; их одомашнят лишь через несколько веков). Их обычаи, возможно, и отличались от тех, которых придерживались люди, живущие в городах, но все же заслуживали не меньшего уважения и почитания.

Удивительно, но мы можем на самом деле узнать, как выглядели некоторые далекие родственники Авраама. Амореи взяли город Мари, расположенный на берегах Евфрата в современной Сирии, который в древние времена считался самым удаленным поселением шумерской цивилизации и местом, господствовавшим, как считалось, когда-то, приблизительно в XXV в. до н. э., на территории всей Месопотамии. Это место пришельцы-кочевники сделали центром влиятельного царства, где во дворце необыкновенных размеров и красоты жил царь. Около трехсот комнат на каждом из двух этажей занимали площадь 2,43 гектара.

Даже после опустошения и разорения в течение 4 тысяч лет геометрические композиции, украшавшие царские покои, по-прежнему поразительно свежи. Но более потрясающими являются панно со сценами из жизни Мари, когда-то украшавшие административный блок, которые представляют собой в основном религиозные церемонии и батальные сцены. Больше всего удивляют детали сцен с более скромными персонажами – амореями времен Авраама: солдат в плотном круглом белом шлеме с ремешком под подбородком и плаще с игриво завязанными тесемками вокруг шеи, надетом так, как и сейчас модно носить, смело устремляется вперед в бой, несмотря на стрелы, которые пронзили его тело; рыбак с коротко стриженными черными волосами и бородой уныло бредет домой, хотя на палке, что лежит на его плече, болтается большая рыба; мужчина с рассудительным лицом в черной шапке и официальном одеянии ведет жертвенного быка, на концы рогов которого надеты серебряные колпачки. К сожалению, у двух женщин у финиковой пальмы отслоились головы: на одной надето что-то вроде удивительного бикини, на другой – мини-платье откровенной длины. На листе пальмы, если цитировать Андре Парро (на протяжении 40 лет проводившего здесь раскопки по поручению французских национальных музеев), сидит «великолепная синяя птица с распростертыми крыльями, готовая взлететь. Мы всегда считали эту птицу творением фантазии художника, но однажды, прохаживаясь по дворцу в апреле 1950 г., мы заметили большую хищную птицу, почти в точности похожую на нее, которая при нашем приближении в панике улетела с развалин, где у нее было гнездо».

Если Фарра и члены его семьи были амореями и жили в это время, то почему он предпочел покинуть Шумер, куда, предположительно, пришли их предки не так уж и задолго до него, не взяв с собой большую часть своих родственников, как раз в то время, когда его соплеменники захватывали власть в Месопотамии? Почему он отказался от жизни в самом развитом городе на земле и вернулся в палатку в степи? И почему эту деталь помнят по прошествии столь долгого времени?

Возможно, это должно было напомнить нам о том, что, только оставив Ур, Фарра и его маленькая семья сумели сохранить свою идентичность амореев и собственный образ жизни, который был так важен для истории евреев. Если бы Фарра остался в Шумере, Авраама постигла бы совершенно другая судьба. Ведь завоеватели-амореи оказались не похожими на гутиев, разрушивших Аккадскую империю, для изгнания которых потребовалось слишком много усилий и времени. Амореи так никогда и не ушли. В конечном счете они настолько слились с местным населением, что после нескольких десятилетий было невозможно отличить их от их предшественников. Этому, вероятно, помогло то, что они говорили на языках той же самой большой лингвистической группы, к которой относился и аккадский – язык межнационального общения в Месопотамии. Вполне вероятно, их просто ослепило огромное богатство культуры и истории, с которым они столкнулись, и они захотели стать его частью. И – это имело решающее значение – они признали, что традиции шумерской цивилизации могут с успехом продолжаться, каким бы ни было происхождение человека, сидящего на троне в городском дворце. Их задача заключалась в том, чтобы принять эстафетную палочку и нести ее вперед.

Сделав это, правители амореев подняли достигнутые местной цивилизацией искусства и науки на новые высоты. Можно сказать, что их время оказалось поистине золотым веком месопотамской цивилизации. Из всех различных этнических групп населения они создали новый народ – вавилонян. Центром их государства стал новый город – Вавилон.

И вот наконец мы прибываем в Вавилон – самый прославленный, великолепный, раскритикованный, вызывающий восхищение, поносимый город античных времен. Город, проживший самое долгое время в памяти европейцев.

Его название происходит от греческого варианта аккадской версии какого-то более древнего изначального наименования. Аккадцы усовершенствовали его, и оно стало означать «Баб-Илу» – «Врата Бога». В Бытии говорится, что оно происходит от древнееврейского корня Batal, что означает «спутать» – со ссылкой на смешение языков, которым были наказаны за спесь строители Вавилонской башни.

Своим местонахождением город обязан своему выгодному стратегическому положению, близкому к центру Месопотамской равнины, там, где Тигр и Евфрат ближе всего сходятся друг с другом, – в настоящее время на расстоянии около 500 км от побережья Персидского залива.

Вину за свою дурную репутацию город может смело возложить на Библию, в которой содержатся рассказы о вавилонской ссылке иудеев («У рек Вавилона мы сидели и рыдали, когда вспоминали Сион») и видении святого Иоанна в Откровениях о женщине, «одетой в пурпурные и алые одежды, украшенные золотом, драгоценными камнями и жемчугом, с золотой чашей в руке, полной мерзостей и скверны ее блуда. И на ее челе было написано имя – Тайна: Великий Вавилон – мать блудниц и мерзостей земных».

И в то же время название этого древнего города породило гораздо более позитивные ассоциации как среди взрослых, так и детей, которые даже в наши дни все еще поют иногда:

Никто, по-видимому, не знает происхождение или значение этого детского стишка, который когда-то был связан с какой-то уличной игрой и упоминал среднюю продолжительность жизни – три раза по 20 и 10, – а также восприятие ее самой, представленной мерцающим пламенем свечи, освещающим путь. Никто даже не уверен, что в этом стишке всегда назывался Вавилон – когда-то, возможно, в нем упоминался Вифлеем или какое-то другое место со схожим по звучанию названием. Тем не менее к нашему времени стишок про Вавилон уже давно стал вне конкуренции и регулярно появляется в заглавиях романов, пьес, фильмов и даже песен. Самые крупные специалисты по детским песням и играм англоговорящего мира Иона и Питер Оупи пришли к выводу, что большинство детских песенок являются рудиментами когда-то популярных баллад и народных песен или забытых уличных кричалок и сценок страстей Господних, длинных устаревших молитв и крылатых выражений. Каким-то образом Вавилон – название самого крупного города Древнего мира, хотя и исчезнувшего с поверхности земли два тысячелетия назад, – застрял в воображении людей достаточно надолго, чтобы все еще быть упоминаемым детьми, играющими на улицах в XX в.