Читать онлайн «Генетика этики и эстетики». Страница 10

Самец сиамской бойцовой рыбки насмерть дерется с соперниками, и один из них обязательно гибнет. Стаи птиц и стада обезьян сражаются за свои территории с соплеменниками, в стае обезьян быстро устанавливается иерархия господства, у многих животных наблюдается так называемый территориальный императив; среди кур также быстро устанавливается иерархия клевания. К. Уотс и А. Стоке (Watts С. R., Stocks A. W., 1971) изучали сообщества диких индюшек в одном техасском заповеднике и обнаружили в нем такую строгую стратификацию самцов по иерархической лестнице, что большинство из них вообще не имело сексуальных контактов. Молодые самцы, клюя и ударяя друг друга крыльями, дерутся друг с другом целыми часами, до полного изнеможения, и сексуальный ранг самца определяется в первый же год пожизненно. Из 170 самцов, находившихся под наблюдением, лишь 6 «заслужили» право спариваться с самками, и на долю каждого из них приходилось в среднем 59 копуляций. Если корм не добывается с бою, не приносится, самец не является кормильцем, развивается полигамия, и владельцем гарема становится единичный самец; отбор нацеливается на бойцовые качества самца, сумевшего победить остальных, они вступают в яростные бои за гарем, у этих видов птиц самцы пестро окрашены, именно на них отвлекается нападение хищников.

Что касается человека, то даже в странах и у народов с вполне легализованным многоженством оно на практике осуществлялось относительно небольшой группой населения; за всю его историю, кажется, нет ни одной нации, которая, возведя многоженство в общенародное правило, смогла бы длительно удержаться на достигнутой высоте.

Скорее можно припомнить другой факт: зулусские короли долгие годы держали своих воинов в изоляции от женщин и в безбрачии, чтобы надежно использовать их в качестве солдат-насильников и создавать таким образом свои грабительские империи. Однако эти системы оказались очень нестабильными. В самом деле, гаремные порядки уже очень рано привели к тому, что туркам-османам пришлось опираться на христианских детей, уведенных в плен, обращенных в мусульманство и превращенных в воинов-профессионалов. Разумеется, очень скоро, как прежде преторианцы для римских императоров, янычары стали более опасными для султана, чем для внешнего врага. Чересчур профессионализированный солдат (не говоря уже о генералах), лишенный этических установок, легко превращается в перманентного агрессора, и некоторого рода паранойяльность в такой же мере становится профессиональной болезнью этих людей, как мания величия,и мания преследования у тиранов.

Инстинкты господства и зверства возбуждались у людей почти всех времен и народов.

А. Кейт (Keith A., 1950) в этюдах об эволюции человека пишет: «Нужно признать, что условия, вызывающие войну, — разделение животных на социальные группы, "право" каждой группы на ее собственную территорию и развитие комплекса враждебности, направленного на защиту этой территории, появились на земле задолго до появления человека».

Согласно многим социал-дарвинистическим теориям, человек неискоренимо несет в себе все это закрепленное в генах психическое наследство — страсть к господству, собственности, оружию, убийствам и войнам.

Если представить себе существование диких животных только как борьбу всех против вся, то естественный отбор среди них действительно должен вести к усилению хищнических инстинктов. Если такой же характер имел естественный отбор в ходе формирования человечества, то неизбежен вывод, по которому все этические начала в человеке порождены лишь воспитанием, религией, верой, убеждением извне, т. е. являются особенностями, целиком приобретенными в ходе его индивидуального развития и поэтому ненаследственными. Поэтому вспышки массовой жестокости — это явление неизбежное, это возврат к животным инстинктам, к первобытным, звериным, из века в век подавляемым, но естественным наследственным свойствам. Действительно, с точки зрения здравого смысла и обычного представления о естественном отборе господствующим инстинктом является инстинкт самосохранения, стремления к личной выгоде, к личному благополучию любыми средствами. Это стремление к личной выгоде в обществе поэтому стеснено лишь разумом, диктующим такую осторожность и такие нормы лицемерного поведения, которые позволили бы обойти карающий закон или избежать опасной вражды. Отсюда все поступки, направленные на личную выгоду, к личному обогащению, к порабощению окружающих, но совершаемые в нераскрываемой тайне, естественны, а человека удерживает от их совершения только страх и навязанные воспитанием навыки. Эта логическая теория, выводящая все поведение человека из его созданного отбором абсолютного эгоизма, подкупает своей простотой и логичностью. Действительно, по Гексли «так называемая доброта или добродетель заключается в поведении, абсолютно противоположном тому, которое приводит к успеху в космической борьбе за существование».

Без приведенных в эпиграфе трех законов робототехники писателя-фантаста А. Азимова, без их встроенности в кибермозг можно представить себе роботов только в виде либо примитивных автоматов, либо ужасающей угрозы человечеству. Но без эволюционно созданных биологических основ и аспектов гуманистического поведения, встроенных в человеческое сознание и ждущих лишь импульса для своей реализации, не смогло бы существовать никакое сообщество.

Насколько губительным может быть отсутствие встроенных инстинктов и, например, заботы о потомстве, наглядно показывает естественная история царя животных — льва, вообще не знавшего до появления человека достойных врагов, зверя, способного убить и сожрать любое другое животное, за исключением, может быть, слона и крокодила. Львы охотятся стаями, зачинщицы — львицы, но «львиную долю» добычи беспрепятственно пожирают самцы. Только после этого приходит очередь львиц. Львятам часто вообще ничего не остается, и они нередко погибают от голода. Эволюционный дефект — отсутствие заботы о потомстве — был одной из причин того, что могучие львы так и остались немногочисленным видом, на благо всем другим животным.

Просто символично, что самое могучее существо, хищник, который живет среди беззащитных жертв, не может одержать эволюционную или популяционную победу только потому, что плохо заботится о потомстве. В качестве контраста можно привести маленькую газель Томпсона; при появлении хищника газель сразу прыгает на всех четырех ногах вверх, так что ее в саваннах видно за полтора километра; прыгнувшая вверх газель тем самым подвергает себя отчаянной опасности, но зато стадо получает мгновенное предупреждение. Газель Томпсона необычайно многочисленна как вид.

Отметим, кстати, что древняя формула «человек человеку — волк» является клеветой на волков, которые очень миролюбивы друг по отношению к другу и даже в борьбе за самку ведут себя, если так можно выразиться, рыцарски: признавший себя побежденным подставляет шею под укус, как бы поднимает руки вверх, и победитель тут же прекращает драку.

Эволюционные механизмы ограничения внутривидовой борьбы почти бесчисленны.

С. А. Северцов (1951), изучая эволюцию рогов у оленей и полорогих, пришел к выводу о том, что половой отбор создает «турнирное» оружие, позволяющее победить сопротивление соперника и прогнать его, не умерщвляя.

«У оленей турнирный характер достигается ветвлением рогов, у полорогих изменением способа боя и приобретением такой формы рогов, при которой опасный для жизни укол рогов делается невозможным». Северцов различает восемь способов драк между самцами, причем безопасное для соперника дуэльное применение рогов сменяется, например у полорогих, при нападении хищника смертельным ударом острым концом рогов снизу вверх и вперед.

Самоочевидно, что, отправляясь в мир диких животных в поисках доброго начала, мы встретимся с бесчисленными примерами злого начала. Не будем считать злым началом межвидовую борьбу, плотоядность. Дикие, хищные звери охотятся не из злобы, а потому, что им иначе не прожить, точно так же, как травоядные уничтожают растения не из злобы, а из-за голода. Мы вправе ограничиться тем, что происходит внутри сообществ высших животных.

«На куске шелковой материи, взятой во время последней войны во дворце китайского императора, была изображена акула, пожирающая крокодила, глотающего змею, пожирающую орла, который терзает ласточку, клюющую червя. Вся природа пожирает и пожираема. Она состоит из хищников и жертв» (Гюго В., «Труженики моря»). В картине только не хватает человека, вылавливающего акулу и пожирающего ее плавники, а главное, не хватает и длинной цепочки жертв, следующих за пожираемым червем, которому, кстати, достанется человек. Но ведь с таким же успехом в качестве хищников можно представить и травоядных, да и жизнь вообще, начиная с вирусов и бактерий, невозможна без пожирания живого. Речь идет затем и об уровне эксплуатации человека человеком, об уровне порабощения. Создается неудержимая система, с одной стороны, противоречий в верхних прослойках (условия для деградации системы из-за регрессии внутри), с другой стороны, «заговора чувств» у населения и сплочения внешних врагов. Заговор чувств? «Если горе ближнего трогает нас по отражению, то это происходит оттого, что бесчисленные поколения предков, живших среди более или менее общинного строя, передали нам чувство общественности, человечности — чувства скрытые, но все еще живущие в глубине нашей совести» (Летурно Ш., 1889, с. 62-63).