Читать онлайн «Обыденное и научное знание об обществе: взаимовлияния и реконфигурации». Страница 19

Объекты природного и социального миров мы «разбираем по кучкам», распознавая их в их типичности, абстрагируясь от большого количества присущих им уникальных качеств и свойств. Нас окружают «по жизни» члены более или менее обширных множеств: женщины имужчины, красавицы и дурнушки, начальники, военные, «честные» чиновники и чиновники-взяточники, «зануды», «хвастуны», официанты, кассиры и контролеры, старики и дети…, а также столы и стулья, молотки и грозди, брошки и галстуки… Чем шире классификационная ячейка, тем более анонимными, абстрактными предстают объекты, в нее попадающие: «просто девушка» (девушка N) и рыжеволосая девушка с веснушками и зелеными глазами, высшим гуманитарным образованием и хорошими жилищными условиями, любящая животных, японскую кухню и поэзию «серебряного века» суть два разных по информативной и прагматической ценности типизационных ряда.

Люди категоризируют друг друга не только по ролям, но и по предполагаемым мотивам и смыслам поступков, ими совершаемых. В любом случае, индивидуальная особость Другого при таком взгляде если и не ускользает, то, по крайней мере, существенно упрощается и схематизируется. Здесь Шютц следует прямо по стопам Г. Зиммеля, проблематизировавшего[32] неизбежно обобщенное и ограниченное восприятие Другого как один из универсальных механизмов его житейского и научного «понимания». Понимание Другого у Зиммеля выступает специфическим «априори», предпосылкой не только социального познания, но и социального бытия [5, 509–526]. Действительно, положение об абсолютной непостижимости чужой жизни и опыта было бы трудно совместить с практической потребностью в контактах с окружающими и систематическом использовании продуктов их «разумной» деятельности. А поскольку такая потребность существует, постулирование самой возможности достижения «необходимого и достаточного» уровня понимания Другого становится условием существования общества как устойчивого порядка взаимодействий, предполагающего относительную предсказуемость поведения акторов друг по отношению к другу.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Рид, очевидно, полагает, что с точки зрения неприятия окружающими, с которым приходится сталкиваться такому подменышу, и проистекающих отсюда негативных последствий, его положение сходно с положением описанного страницей ранее «мудрого и рационального философа», последовательно проявляющего скептицизм в отношении данных внешних чувств и попадающего в череду предсказуемых неприятностей (разбивающего нос о столб, падающего в канаву и, в итоге, заключаемого в сумасшедший дом).

В данном разделе использованы материалы, представленные в опубликованном ранее докладе автора на симпозиуме «Вторые Давыдовские чтения» (Москва, 9-10 октября 2014).

Примером таких «априорных предположений», не всегда выдерживающих прямую проверку, является предположение о прямой связи между убеждениями (beliefs) социальных акторов относительно элементарных социальных фактов, истинными или ложными, и их суждениями относительно того, какими должны быть основанные на этих фактах нормативные решения и действия. Эмпирическая демонстрация спорности этого предположения и тесно с ним связанных расширительных интерпретаций так называемой «теоремы Томаса» содержится, в частности, в нашей статье [6].

Заметим, однако, что предложенная А. Сикурелом версия этнометодологии, обозначенная в качестве «когнитивной социологии» в вышедшем в 1973 сборнике его статей (заглавие которого практически не эксплицируется в самой книге), по сути, была нацелена скорее на сближение этнометодологических исследований неявных «структур значения» с традиционной социологией и лингвистикой [19].

Здесь и далее мы будем в качестве русского эквивалента английскому entitativity использовать преимущественно слово «целостность», как предложено в статье [1]. Следует однако помнить, что этот термин акцентирует внимание на реальном существовании социального образования.

Например, было показано, что если «своя» группа воспринимается как более «реальная», то это усиливает чувство защищенности и уменьшает степень воспринимаемой внешней угрозы [46].

Обычно эти свойства выделялись в целях их использования в эмпирических исследованиях в качестве факторов, определяющих восприятие социальных образований как «целостных».

В данном источнике размещен инструментарий, использованный в исследовании [34].

Третьим близким по смыслу, но вполне независимым направлением, выступают исследования процессов стереотипизации, в центре внимания которых – особенности формирования стереотипов о тех или иных социальных категориях, а также последствия такой стереотипизации [51, 1–2]. Это направление не рассматривается в настоящей работе.

Ликель с коллегами использовал следующий перечень из 8 характеристик: взаимодействие между членами, важность группы, наличие общих целей, наличие общих результатов, похожесть, проницаемость, размер и длительность [34, 228].

Указанное исследование состояло из двух частей. В первой части испытуемым студентам-американцам предъявлялся перечень из 40 групп и сообществ (члены семьи, члены спортивной команды, студенты на экзамене и др.) с последующей оценкой каждой группы по восьми характеристикам, определяющим «целостность» данного социального образования. Кластерный анализ позволил выявить кластеры таких групп, которые описываются близкими сочетаниями указанных характеристик. Вторая часть исследования состояла в том, что испытуемые самостоятельно сортировали все 40 групп на насколько типов. Результаты многомерного шкалирования позволили выявить несколько категорий таких групп, которые в значительной степени совпали с результатами кластерного анализа. Полученные результаты в целом были воспроизведены в ходе аналогичного исследования, проведенного в Польше [34].

Более детальное описание данных типов, а также обсуждение связи этой классификации с другими социально-психологическими исследованиями см. в [1, 12–14].

Подчеркнем, что под теориями здесь и далее будем понимать именно наивные, обыденные теории, которые могут не иметь ключевых свойств научной теории, например проверяемости. Впрочем, в некотором смысле заменой проверяемости может служить действенность обыденных теорий в эволюционной перспективе. Эти вопросы находятся за пределами рассмотрения настоящей статьи. Стоит отметить, что наивные теории также можно обозначить как «структуры знания, подобные теориям» (theorylike knowledge structures) [41,169]

Обсуждение философских аспектов вопроса о коллективной ответственности см., например, в: [20].

Впрочем, здесь мы не рассматриваем вопрос, в какой степени концепцию С. Хантингтона можно назвать именно социологической теорией.

В качестве примера научно-популярной работы по теме можно привести [14].

Автор признателен И.С. Чирикову за рекомендации, сделанные по поводу идеи этого примера.

Ср. взгляд Парсонса на природу организации: «Организация является системой, которая в процессе достижения своей цели “производит” что-то идентифицируемое, что может быть каким-либо образом использовано другой системой» [43,65].

Эту же особенность отмечает В.Г. Николаев: «В отечественной практике часто фигурирует узко и превратно толкуемое понятие «конструктивизма» как социологической позиции, с которой мир видится как свободно и без каких-либо ограничений конструируемый акторами» [13, 14].

Данный оборот, как известно, в тогдашнем интеллектуальном климате имел выраженную негативную коннотацию и мог использоваться как «клеймо».

Именно из этой точки произрастает корень кантианского агностицизма.

Точка опоры (греч.).

Во время Второй мировой войны, будучи профессором Кенигсбергского университета и, видимо, отчасти под влиянием «ауры места», Лоренц написал специальную статью на эту тему [8]. См. также его «Гносеологические пролегомены» в [9].