Читать онлайн «Яды в нашей пище». Страница 32

56. Восприимчивость птиц к «факторам беспокойства»

В орнитологической литературе накопилось много данных о том, что сокращение численности некоторых птиц, уже ставших редкими (прежде всего хищных), в значительной степени объясняется фактором беспокойства со стороны человека в период насиживания. Я уж не говорю о фактах браконьерства — даже просто приближение любопытных к гнездам, туристические привалы вблизи гнездовий, пикники с радиоприемниками и т.п. отнюдь не так безобидны, и пресечение таких действий должно рассматриваться как важная задача охраны природы. На эти «факторы беспокойства» ссылаются даже некоторые оптимистично настроенные работники в области защиты растений, стараясь доказать, что вовсе не пестициды (или не одни только пестициды) повинны в сокращении популяций ряда видов птиц. И в принципе такая аргументация в какой-то части небезосновательна.

Однако все же при этом упускается из виду, что чувствительность к факторам беспокойства у гнездящихся хищных птиц — не постоянная величина: как и всякая другая восприимчивость к раздражителям, она в свою очередь зависит от многих факторов, и величина ее порога может меняться. Например, нам достаточно хорошо известно, что отравление ртутью ведет к повышению возбудимости. В случаях отравления органическими соединениями ртути, особенно широко применяемыми в качестве пестицидов, поражение мозга выражено намного сильнее, чем при отравлениях неорганической ртутью.

Попытаемся уяснить себе ситуацию с орланом-белохвостом: во всяком случае, в Средней Европе в его организме находят весьма высокие концентрации метилртути. В тех случаях, когда эта концентрация еще не приводит непосредственно к гибели птицы, она повышает ее возбудимость и делает ее более чувствительной ко всякого рода внешним помехам, особенно в период гнездования. Даже небольшое беспокойство в это время может привести к тому, что насиживание яиц не завершится, хотя считать этот фактор единственной причиной такого исхода было бы тоже ошибочным. Пусть и назовут это рассуждение в его общей форме умозрительным, но оно правдоподобно, и на это указывают многие факты.

В данном случае следует прежде всего подчеркнуть то, что ситуация «орлан-белохвост и ртуть» в приведенных рассуждениях служит лишь моделью для понимания более широкого круга ситуаций: ведь и многие другие птицы чувствительны к беспокойству в период насиживания, и при отравлении другими биоцидами одним из первых симптомов бывает повышенная возбудимость.

Пусть эта гипотеза поможет нам разобраться в положении дел, поскольку теоретически она кажется приемлемой, — и она стала бы более убедительной, если бы я смог привести данные о том, что раньше (когда «инсектицидная нагрузка» была для птиц не столь высокой) птицы не были такими чувствительными к беспокойству. Но таких фактов у меня нет, и потому все обстоит не так просто. Что касается орлана-белохвоста и черного журавля (как и некоторых других видов), современного орнитолога не может не удивить тот факт, что эти птицы почти перестали бояться человека (О. Henze, личное сообщение). Не покажется ли тогда слишком поспешным утверждение, что именно беспокойство в период насиживания — частая причина гибели птичьего потомства? Разве не инсектициды в первую очередь повинны в гибели птиц?

Шиллинг и Кёниг (Schilling, König) приходят к выводу, что нельзя считать биоцидную нагрузку единственной причиной сокращения численности соколов-сапсанов (во всяком случае, в Баден-Вюртемберге), что это лишь один из многих факторов. Они указывают, в частности, на возможность того, что «заметное действие биоцида способно привести к латентному поражению в сублетальном диапазоне»; эту возможность еще следует изучить.

На территории Баден-Вюртемберга много кладок яиц сокола-сапсана было уничтожено каменной куницей, численность которой заметно возросла в результате преобразования ландшафта в рекреационных целях (создание мест для привалов и отдыха, замусоривание территории), и куница вместе с другими антропогенными помехами отрицательно влияет на выведение потомства хищными птицами (Schilling, König). Возникает к тому же подозрение, что именно любопытные туристы привлекают внимание куницы к гнездам хищных птиц и только после этого она их опустошает. Вот еще один пример того, насколько сложен анализ таких взаимодействий!

Если в настоящее время стало возможным делать заключения о действии минимальных остаточных количеств ядов, то следует знать, что этому способствовало стремительное развитие аналитической химии за последние десятилетия. Если в 50-е годы пределом мечты был порог порядка 1 мг/кг, то сегодня реальным стало выявление яда в количестве около 10–6 мг/кг (т.е. 1 часть на триллион; это равно соотношению между отрезком длиной 0,4 мм и расстоянием от Земли до Луны). Согласно данным фирмы BASF, современные высокочувствительные измерительные приборы способны обнаружить при анализе остаточных веществ три молекулы какого-либо соединения среди трех миллиардов молекул исследуемого материала.

Наши знания о воздействиях минимальных количеств токсикантов, несомненно, связаны с прогрессом химических методов анализа. Такой прогресс означает, однако, и удорожание. Основательная проверка какого-либо нового вещества занимает в настоящее время 2...3 года и обходится в ФРГ примерно в миллион марок.

Существенно улучшены и биологические тесты, как об этом свидетельствует новый метод исследования «микропроб окружающей среды». Всего нескольких миллиграммов почвы достаточно для того, чтобы обнаружить в ней присутствие ничтожно малых количеств высокотоксичных веществ (например, диоксина). Пробу из окружающей среды, содержащую всего лишь один пикограмм (т.е. миллионную долю миллионной доли грамма) яда, вносят в клетки млекопитающих, а затем измеряют реакцию этих клеток на яд.

Точность этого метода проверки, без сомнения, сравнима с точностью современных физико-химических методов анализа. С помощью таких биологических методик можно было бы проводить систематические обследования в окрестностях химических заводов с использованием микропроб.

Усовершенствование методов химического анализа — только одна сторона дела при установлении размеров ущерба, наносимого окружающей среде токсичными веществами, и выявлении их источников в конкретных случаях. Другая сторона — это использование животных или растений в качестве индикаторов степени загрязнения окружающей среды ядами (метод, аналогичный оценке уровня сапробионтности при определении качества воды).

Если загрязнение воздуха зашло уже так далеко, как, например, в Лос-Анджелесе, где приходится создавать аллеи из резиновых деревьев — живые деревья уже не могут там расти, — то это значит, что достигнута такая стадия, когда уже нет смысла прибегать к помощи организмов-индикаторов.

Рис. 40. Лишайник Hypogymnia physodes — биоиндикатор чистого воздуха (на территории детского дома в Мюнстере). Он встречается только в «нормальной зоне лишайников» за пределами больших городов (Фото F. Runge).

Много говорится о лишайниках, так как они очень плохо переносят загрязнение воздуха. Детально же механизмы повреждения лишайников еще недостаточно выяснены. Как показатели загрязнения среды в первую очередь представляют интерес фотосинтез и водный баланс лишайника Hypogymnia physodes. При полевых исследованиях важно прежде всего учитывать зависимость воздействия вредных веществ от температуры.

Рунге (Runge) проследил связь между встречаемостью лишайников и загрязнением воздуха на примере вестфальского города Мюнстера. В местах с очень сильным загрязнением воздуха он находил «лишайниковую пустыню», тогда как в центре города существует (пока!) «зона сопротивления» лишайников. Здесь еще хорошо растет Lecanora varia, а также Xanthoria parietina. «Нормальная лишайниковая зона» с относительно чистым воздухом и большим обилием лишайников начинается на весьма значительном удалении от городских кварталов. Растением-индикатором служит здесь Hypogymnia (Parmelia) physodes; этот вид «встречается лишь довольно далеко от центра Мюнстера». Лишайники, которым требуется особо чистый воздух, в окрестностях Мюнстера, по-видимому, уже больше не встречаются; таковы Usnea. Alectoria, Platismatia glauca, Pseudoevernia furfuracea, Evernia prunastri. Последний вид известен как особо чувствительный к дыму; он обнаружен лишь в 50 км северо-западнее Мюнстера в Бентгеймском лесу и в 60 км в Зауэрланде.

Ели сильно реагируют на сернистый газ. Там, где его выброс в атмосферу особенно велик, ельники полностью гибнут. Ольшови (Olschowy) приводит фото — впечатляющие картины гибели ели в лесных областях ЧССР.