Читать онлайн «Невидимый фронт войны на море. Морская радиоэлектронная разведка в первой половине ХХ века». Страница 17

Результаты радиоразведывательной деятельности накануне войны, а также в первые дни военных действий убедили командование флотов в необходимости создания помимо БНПиС Службы связи станций радиоразведки, оснащенных соответствующим радиооборудованием, техникой и специалистами – радистами-разведчиками и дешифровальщиками (хотя об этом свидетельствовал гораздо ранее еще опыт Русско-японской войны 1904–1905 гг.). Наиболее интенсивно и успешно эта работа развернулась на Балтийском флоте. Так, на побережье Балтики уже в августе 1914 года для ведения радиоразведки были выделены на БНПиС южного (Гапсаль (Хаапсала), Кильконд (Кихелькона, о. Эзель), В. Дагерорт (о. Даго)), западного (Преете, Утэ, Або (Турку)) и северного (Гельсингфорс (Хельсинки) – два, Ганге (Ханко)) районов по три радиоприемника. В дальнейшем эти БНПиС были оформлены как разведывательные станции (радиоперехвата и радиопеленгаторные).

В августе 1914 года на о. Эзель, при авиастанции Папенхольм близ г. Кильконд, началось испытание первого радиопеленгатора с вращающимся коммутатором: вокруг мачты, высотою около 30 м было радиусом растянуто 32 антенных канатика длиною 100 м каждый, ориентированных в плоскостях от истинного меридиана места через каждый румб. При достаточной мощности перехватываемого сигнала он позволял определять направление (пеленг) на объект с точностью до 11,25 градуса[171]. После успешных испытаний в сентябре такой же пеленгатор установили в Ганге, как раз к началу постановки активных минных заграждений. В конце декабря радиопеленгаторы были установлены на о. Геншер и в Гапсале, обеспечив более точное местоопределение кораблей противника, а сами станции стали называться морскими радиокомпасными (МРКС). Помимо них наблюдение за радиопереговорами немцев должны были вести корабли, имевшие радиоприемники.

Задачи, стоявшие на тот момент перед радиоразведкой, по характеру разделялись на две группы. Первая – «задачи активные, направленные в сторону противника», включала следующее: «1) Улавливание с последующим нанесением на карту сосредоточения неприятельских сил на том или ином направлении или участке театра. 2) Прием и разбор радио противника. 3) Разбор и учет позывных неприятельских кораблей, береговых пунктов и должностных лиц. 4) Раскрытие дислокации сил противника с учетом происходящих в ней изменений. 5) Учет по расшифрованным радио движения неприятельских кораблей, самолетов и дирижаблей. 6) Раскрытие позиций неприятельских подводных лодок, расположения его минных заграждений и мест выброшенных морем мин». Из этих задач вытекали следующие функции: «сбор, систематизация, отбор и обработка радио-материала; информация командования и флота; инструктирование по обстановке выходящих в операцию кораблей». Вторая группа задач радиоразведки, «касающихся собственного радиотелеграфирования», предусматривала: «законспирирование собственного радиотелеграфирования; подчинение его строгой дисциплине; обеспечение полной стойкости своих шифров и кодов»[172].

С началом войны и до конца кампании 1914 года вопросы радиоразведки (как и разведки флота в целом) находились в ведении флагманского радиотелеграфиста Ренгартена. В помощь ему из оперативной части штаба флота были выделены 4 человека, а также один из двух старших флаг-офицеров, образовав разведывательное отделение штаба флота. Однако параллельно в области радиоразведки развивалась и Служба связи. При этом Ренгартен налаживал радиопеленгование, дешифрование и безопасность собственной связи, а Непенин делал упор на тщательный учет, обработку и наглядное отображение разведывательных материалов, добываемых на наблюдательных постах Службы и поступающих от других источников. Таким образом, помимо оперативной части штаба флота, возглавляемой Колчаком и на которую возлагалась организация разведки, появились разведывательное отделение штаба флота и оперативное управление Службы связи[173].

Скорейшему развитию радиоразведки, а, по мнению некоторых – сыграли решающую роль в ее успехах[174], события, произошедшие 25–26 августа 1914 года. Утром 25 августа немецкие корабли сосредоточились вблизи острова Готланд. В Финский залив они должны были войти под покровом ночи и атаковать торпедами русские суда. Для этого были выделены крейсера «Аугсбург» и «Магдебург», эсминцы V-26 и V-186, а крейсеру «Амазоне» и подводной лодке U-3 было приказано курсировать в районе Дагерорта. Во второй половине дня, используя густой туман, немцы вошли в Финский залив. В 21 ч крейсер «Магдебург» потерял визуальную связь с «Аугсбургом» и далее ориентировался по радиосигналам с флагмана. В 00 ч 16 мин 26 августа, находясь в 5 милях от маяка Оденсхольм (о. Осмуссаар), «Магдебург» получил шифрованную радиограмму с приказом изменить курс. Во время ее расшифровки, двигаясь со скоростью 15 узлов, корабль в 00 ч 37 мин наскочил на камни и сел на мель. Туман был таким густым, что никто с береговой наблюдательной станции не увидел потерпевший катастрофу «Магдебург», и только громкие крики на немецком языке всполошили русский гарнизон. В Ревель немедленно было послано телеграфное сообщение о том, что с берега слышны команды, отдаваемые по-немецки, но что именно там происходит, не видно из-за густого тумана (в другой литературе указывается, что о катастрофе «Магдебурга» русское командование узнало в результате радиоперехвата и радиопеленгования сигнала бедствия с крейсера морской радиокомпасной станцией на острове Гельголанд[175]). Получив это сообщение, командующий Балтийским флотом вице-адмирал Эссен приказал послать к Оденсхольму эсминцы «Рьяный» и «Лейтенант Бураков» с начальником Службы связи капитаном 1 ранга Непениным. Для выяснения обстановки, туда же было приказано направиться крейсерам «Паллада» и «Богатырь». Но командирам эсминцев не сообщили, что к острову вышли крейсера, а на крейсерах ничего не знали об эсминцах! Возможно, свою роль в данном обстоятельстве сыграл тот малоизвестный факт, что «Аугсбург» осуществлял помехи радиосвязи крейсеров, хотя справиться с ними русским радиостанциям все же удалось[176].

Донесение о катастрофе «Магдебурга» немецкий контр-адмирал Беринг получил в 01 ч 03 минуты. Он немедленно отправил на выручку эсминец V-26, который, если бы не удалось стащить с камней крейсер, должен был взять на борт его экипаж. Операция же должна была продолжаться. В 7 часов утра командир корабля корветен-капитан Г.-Г. Хабенихт отдал своему адъютанту и начальнику радиосвязи обер-лейтенанту В. Бендеру, который заведовал секретным делопроизводством, приказание сжечь в топке ненужные документы. Бендер выполнил распоряжение, уничтожив в 1- и 3-м котельных отделениях немало документов, однако из имевшихся на корабле трех сигнальных книг две были оставлены для поддержания связи с другими кораблями[177]. V-26 добрался до места происшествия только к 8-ми часам утра. «Магдебург» сидел на мели приблизительно до командирского мостика, но вся кормовая часть была на чистой воде и в полной исправности[178]. Попытки стащить крейсер ни к чему не привели, поэтому командир «Магдебурга» в 9 ч 10 мин (время немецкое)[179] отдал приказ об эвакуации экипажа с последующим намерением взорвать корабль. Перед этим Хабенихт решил обстрелять маяк на Оденсхольме, а также строения наблюдательной станции. Выстрелы немецких орудий помогли сориентироваться русским эсминцам, которые до этого момента никак не могли обнаружить место катастрофы. Одновременно с ними пошли русские крейсера и открыли огонь, как по «Магдебургу», так и по своим эсминцам, приняв их за немецкие. В свою очередь эсминцы, решив, что перед ними крейсера противника, пошли в торпедную атаку, которая только чудом не привела к трагедии: торпеда, выпущенная «Лейтенантом Бураковым», прошла в нескольких метрах от «Богатыря», а снаряды с «Паллады» стали ложиться вокруг атакующего эсминца.

Первыми ошибку обнаружили эсминцы и просигналили крейсерам, что они свои. Только после этого артиллерия крейсеров перенесла весь огонь на «Магдебург», часть экипажа которого еще до появления русских перебралась на борт V-26. Поначалу «Магдебург» энергично сопротивлялся, но, получив несколько попаданий из 152-мм орудий, которые вызвали серьезные потери, прекратил огонь. Эсминцы подошли к «Магдебургу», сидящему на камнях под своим флагом (по другим данным – крейсер «был вынужден взорваться»[180]). С «Лейтенанта Буракова» спустили вельбот с лейтенантом М. Гамильтоном, сигнальщиком и гребцами, вооруженными винтовками. V-26 в это время уходил на предельной скорости. После того как Гамильтон поднялся на палубу и вместе с немецкими матросами спустил флаг крейсера, германский дек-офицер (кондуктор) сообщил ему о том, что на «Магдебурге» остался капитан Хабенихт. Лейтенант послал одного из немецких матросов доложить ему о прибытии русских. «От нечего делать я швырял ногами различные вещи, в изобилии валящиеся на палубе. И вдруг под пакетом с рубашками я заметил сигнальный код. Не желая привлекать внимание немцев, я стал толкать его ногами к борту и, когда наш вельбот оказался под нами, сбросил его в вельбот»[181] – вспоминал Гамильтон. Остававшиеся на борту 57[182], по другим данным 55[183] человек экипажа во главе с командиром крейсера сдались в плен.