Читать онлайн «Что ответить дарвинисту? Часть II». Страница 24

Но такое объяснение смотрится чрезвычайно странно (если не сказать, смешно) в рамках «теории естественного отбора». Ведь в рамках этой теории, естественный отбор должен был сам «настроить» самцам и самкам такое спаривание, которое бы их не травмировало. И наверное, настроить каким-нибудь более прямым способом, чем через сооружение специальных брачных беседок, с украшением этих беседок цветами, ягодами и раковинами, да еще и с соответствующим разделением этих декоративных элементов по разным цветам?

Отметим, что у многих видов птиц, самки, наоборот, постоянно «умоляют» самцов о сексе. А у некоторых птиц самки еще и склонны к супружеской неверности, и стоит только «мужу» отвернуться… Отсюда можно заключить, что сам процесс спаривания явно не приносит самкам этих видов ни физических, ни психических страданий. Скорее уж, наоборот.

А вот конкретно у птиц-шалашников, «естественный отбор самых приспособленных самок» (т. е. самых плодовитых!) почему-то довёл этих бедных птиц до такого состояния, что они вообще не могут спариться без длительного периода деликатных ухаживаний – иначе психическая или физическая травма обеспечена. Таким образом, эти бедные птицы стали жертвой воистину беспрецедентной неисповедимости путей естественного отбора. В результате «эволюции более приспособленных», самки в конечном итоге получились такими «нежными», что обычное спаривание (необходимое для размножения) приносит самкам физические и душевные страдания! Настолько, что эти птицы вынуждены строить брачные шалаши, украшать их цветами и ракушками, и осторожно, постепенно сближаться друг с другом.

То есть, «естественный отбор более приспособленных», кажется, сделал всё, чтобы максимально затруднить этим птицам их размножение.

Давайте представим себе, что человечество объявило всемирный конкурс на самых плодовитых женщин. Я глубоко сомневаюсь, что в этом конкурсе победительницами станут такие женщины, которым каждая физическая близость с мужчиной доставляет физические и психические страдания. Мне кажется, такие женщины никогда не попадут даже в число призёров. А вот у птиц-шалашников (как уверяют нас некоторые дарвинисты), именно такие самки почему-то выиграли все призы.

Я же говорю – пути Естественного Отбора неисповедимы.

Интересно так же, что у шалашников в ходе знакомства самца и самки, самец тоже может совершать удивительные поступки. Например, самец может… прогнать самку от своей брачной беседки. То есть, самец прогоняет ту самую самку, ради привлечения которой (согласно дедушке Дарвину) эта беседка и строилась.[33]

В общем, если говорить серьезно (без иронии), то это как раз тот случай, когда применение «теории естественного отбора» к конкретным биологическим фактам приводит уже к откровенному бреду (или абсурду).

Объяснить подобные факты можно только в рамках представлений о дизайне биологических таксонов, где главным мотивом было создание максимального разнообразия, в том числе, и разнообразия брачного поведения птиц. То есть, здесь мы имеем дело с разнообразием ради самого разнообразия, без какой-либо биологической целесообразности.

Возвращаясь опять к нашим ящерицам и к предполагаемой у них скрытой изменчивости, мы сталкиваемся с некоторыми трудностями. Допустим, новое морфологическое образование (цекальный клапан) было уже скрыто в геноме данных ящериц, а потом проявилось в новой популяции. Но ведь были зарегистрированы еще и другие морфологические изменения, которые никак не вписываются в те 30 поколений, в которые мы должны втиснуть наши теоретические спекуляции.

В связи с этим, особенно интригующе выглядит возможность, что в геноме ящерицы скрыт не какой-то отдельный признак, а сразу целая группа признаков, связанная между собой в единый адаптивный комплекс, где разные признаки усиливают биологическую целесообразность друг друга. И вся эта группа признаков «включается» одновременно. Или в результате «пробуждения» какого-то единого гена-переключателя, запускающего всю остальную генную сеть. Или же через одновременное включение сразу нескольких генов, отвечающих за разные признаки этого адаптивного комплекса, но в ответ на один и тот же вызов среды. То есть, в геноме ящерицы может быть скрыт целый альтернативный морфотип (комплекс признаков), который может «просыпаться» сразу как единое целое. В этом случае, зарегистрированный факт «быстрых эволюционных изменений» из разряда «невероятного стечения обстоятельств» переходит в разряд вполне объяснимых природных явлений.

Тем более что в живой природе мы имеем огромное число аналогичных примеров – практически всем живым существам, в большей или меньшей степени, свойственна пластичность фенотипов, вызываемая спецификой конкретной среды обитания. Особенно сильно такие способности выражены (наверное) у некоторых растений. Целый ряд видов растений может демонстрировать весьма разные варианты (морфотипы) в зависимости от тех условий, в которые они попали. Иногда растения одного вида в разных условиях вырастают настолько разными, что могут стать почти неузнаваемыми для неспециалиста.

В связи с вышеозвученным (возможности переключения целых морфотипов), нельзя не привести еще один пример быстрой реализации скрытой изменчивости вида. Пример настолько яркий и наглядный, что лучше уже, наверное, нельзя и придумать.

Эта поучительная история случилась с американским жуком – амброзиевым полосатым листоедом, или зигограммой (Zygogramma suturalis). Этот жук, прибыв к нам из Северной Америки, очень быстро научился… летать!

То есть, до своего «приезда» в Евразию, этот полосатый листоед летать не умел… но после приезда в Евразию по-быстрому научился этому хитрому занятию. Даю слово авторам соответствующей научно-популярной публикации (Голубева, Опарина, 2011):

После первого выпуска зигограммы в 1978 г. на поля Ставрополья прошло всего 5 лет, и нелетающий жук обрел способность к полету, с соответствующими морфологическими изменениями в крыльях, их мускулатуре и ее иннервации. Все группы метаторакальных мышц полностью развиты и состоят из 10–15 толстых, эластичных пучков. За этот период в зоне «популяционной волны» «пешие» жуки полностью замещаются «летунами». Сейчас уже установлено, что все палеоарктические популяции зигограммы – на юге Европы, в Китае, на Дальнем Востоке России (тоже интродуцированные) – как-то «включают» способность летать.

Это удивительно яркий пример. Во-первых, крайне малый срок изменения – 5 лет. Во-вторых, мы видим, что способность к полету, действительно, прямо-таки «включается» у этих жуков в массовом порядке, на огромной территории Евразии. Стоило только жукам попасть в новые условия (или даже просто в новую географическую область), как «крупнейшее эволюционное изменение» – способность к полёту – не замедлило себя ждать.

На фоне столь мощного «эволюционного» изменения (жуки полетели!) обсуждаемый нами пример с несчастными эво-ящерицами (появлением в их пищеварительной системе новой «складки») как-то сразу бледнеет и начинает казаться таким незначительным, что вряд ли даже стоило бы о нем говорить, если бы верующие дарвинисты упорно не приводили в качестве «строго доказанного факта эволюции» именно его. Упорство дарвинистов здесь вполне объяснимо. В ответ на просьбу предъявить доказательства правильности теории естественного отбора, дарвинисты первого и второго уровня (школьный или институтский учебник биологии), как правило, обращаются за информацией в русскоязычную википедию. А там как раз и описаны те самые итальянские чудо-ящерицы в качестве «примера наблюдаемой эволюции». Вот дарвинисты и «выкатывают» этих ящериц раз за разом.[34]

А вот «полетевшие жуки зигограммы» в википедии не описаны. Поэтому верующие дарвинисты (первого и второго уровня) их в пример не приводят.

Дарвинисты же более высокого уровня, может быть, и знают о «полетевших жуках». Но молчат. В качестве «строго доказанного примера морфологической эволюции под действием естественного или полового отбора» – этих жуков не приводят. И это понятно.

Потому что даже самому оголтелому дарвинисту в данном случае ясно, что ни о какой «эволюции под действием естественного отбора» здесь не может быть и речи. Ведь способность к активному полёту – это очень сложная способность, которая возникает только если десятки (или даже сотни) признаков «сольются» вместе в их неразрывном единстве. Начиная с упомянутых авторами (в цитате) «морфологическими изменениями в крыльях, их мускулатуре и иннервации»… и заканчивая специфическим поведением, обеспечивающим правильную технику полета.