Читать онлайн «Муссон. Индийский океан и будущее американской политики». Страница 10

Долгие периоды государственной неустойчивости объясняются тем, что, хотя официальные границы Омана тянутся в глубь полуострова всего на 300 с небольшим километров, эти границы были в большой степени бессмысленны и бесполезны. Вдали от прибрежной полосы пустыни простираются гораздо глубже – в нынешнюю Саудовскую Аравию и за ее пределы. После древней – ныне Саудовской – Аравии Оман, вероятно, сделался второй в арабском мире страной, чье население приняло ислам. Но, поскольку Оман расположен у кромки аравийских пустынь, на побережье Индийского океана, страна сделалась пристанищем для исламских раскольников – особенно ибадитов, последователей Абдаллаха ибн-Ибада, выходца из Басры и наставника хариджитов (VII в.).

Хариджиты (от арабского слова, означающего «уходить, выходить») не признавали первой исламской династии – халифов Омейядов, обосновавшихся в Дамаске. Они считали династию «религиозно оскверненной», поскольку халифы доверяли покоренным немусульманам бразды местного правления. Хариджиты выступали поборниками священной войны, джихада, против любых врагов – как неверных, так и мусульман – и, как пишет ученый Бернард Льюис, являли «самый крайний пример племенной независимости». «Они отказывались, – продолжает Льюис, – признавать какую бы то ни было власть иначе как по собственной – всегда непостоянной – воле» [4]. Оманские ибадиты хариджитского толка отвергали халифов Омейядов и признавали всенародно избираемых имамов. Но все же эти ибадиты были меньшими фанатиками, чем остальные хариджиты: они запрещали убивать прочих мусульман и терпимо глядели на тех, кто ибадитами не был [5]. Оман превратился в своеобразное училище для ибадитских проповедников – особенно после падения Омейядского халифата в 750 г. Впрочем, беда была в том, что, с одной стороны, ибадитский ислам объединял внутренние области Омана, сплачивал местное население в единую секту, а с другой – разделял его, поскольку демократическая природа имамата приводила к множеству кровопролитных недоразумений. Раздираемые происхождением и религиозно-политическими различиями, две с лишним сотни оманских племен постоянно вели междоусобные войны в пустыне, а побережье процветало, торгуя со странами Индийского океана.

Пока в гаванях громоздились груды заморских товаров, обитатели северной пустыни чинили набеги на племена, жившие вдали от моря [6]. Иран, великая держава, находившаяся по другую сторону Персидского залива, пользовался этой слабостью и раздробленностью, вмешивался в оманские дела, налаживал межплеменные перемирия[14]. В 1749 г. Ахмад бен-Саид аль-Бу-Саид, родоначальник нынешней Оманской династии, объединил враждовавшие секты и с их помощью прогнал персов. Но затем начался упадок. В 1829 г. султан Саид бен-Султан даже покинул Маскат и отправился жить в южную свою империю – через Индийский океан, в Занзибар, близ африканских берегов. Эту империю оманцы создавали постепенно, пользуясь надежностью и силой муссонных ветров. В дальнейшем британские владыки Омана использовали слабость прибрежных повелителей, которые, будучи способны править Занзибаром, отстоявшим на три с лишним тысячи километров, и водружать свои стяги в восточноафриканских гаванях Ламу и Момбасы, не могли выдержать и отразить племенных набегов из близлежащей, оманской же, пустыни.

Преследовали Оман и другие невзгоды. Британский Королевский флот силой покончил с работорговлей, чью выгодную африканскую отрасль Оман издавна прибрал к рукам[15]. В эпоху котла и пара оманские парусные суда, известные в Европе под общим названием «фелук», изрядно устарели[16]. А с открытием Суэцкого канала сократилось расстояние от Европы до Индии. Тем самым резко уменьшилась важность Маската и прочих оманских гаваней, служивших перевалочными пунктами при плавании через Индийский океан.

Затем, в 1913 г., священнослужители и вожди племен, обитавших вдали от моря, подняли мятеж против Маската: они твердо намерились возродить ибадитский имамат, лучше и полнее представляющий исламские ценности, как их понимают в пустыне. С помощью британцев прибрежный султанат в 1915 г. отбил нападение, учиненное тремя тысячами кочевников. Переговоры затягивались, бои то прекращались, то возобновлялись. Началась экономическая блокада внутренних областей. Наконец в 1920 г. обе стороны подписали договор, в соответствии с которым султан с имамом согласились не вмешиваться в дела друг друга. По сути, Маскат и Оман – побережье и внутренние части страны – превратились в отдельные государства. Мир воцарился на 35 лет, пока из-за нефтяных месторождений, обнаруженных в глубине страны, между войсками султана и имама не вспыхнули новые сражения. Саудовская Аравия поддержала племена, кочевавшие в пустыне, а Британия взяла сторону султана, правившего побережьем [7]. С британской помощью султан Саид бен-Теймур сумел взять верх, однако победа его оказалась пирровой. Сепаратистское восстание вспыхнуло в Дофаре в 1960-х гг. Вскоре его возглавили и подчинили себе марксисты-радикалы. Это случилось как раз тогда, когда султан отошел от политики, оградив страну от внешнего мира и всемерно избегая развития. Так возобновились древние разногласия между побережьем и внутренними областями страны, между имаматом и султаном. Из-за этого во второй половине XX в. Оман сделался не столько государством, сколько географическим понятием.

Путь к истинной государственности начался только в июле 1970 г., когда, при содействии британцев, реакционного султана Саида сверг его сын Кабус. Переворот обошелся почти без кровопролития: случилась короткая перестрелка, старого султана ранили в ногу, а затем отправили в Лондон как изгнанника. Новый 29-летний султан Кабус объявил всеобщее помилование кочевым племенам Дофара. Он рыл колодцы, прокладывал дороги, наводил мосты в пустынных областях. Кочевников-партизан, добровольно сдавшихся в плен, британцы заново обучили военному делу и сформировали из них иррегулярные части вооруженных сил Омана [8]. Кроме того, новый султан начал напряженную кампанию дружественных встреч – чтобы помимо дофарцев склонить на свою сторону и подчинить новому правлению собственное племя, равно как и членов собственной разветвленной семьи. Это была классическая, хотя в некотором смысле доморощенная, стратегия борьбы с партизанским движением. Через некоторое время она принесла добрые плоды. К 1975 г. восстание в пустыне окончилось, и Оман стал готов развиваться как современное государство.

Подавление анархии всегда следует начинать с кланов и племен, а потом уже подниматься выше этих первичных общественных ячеек. Именно так и поступил Кабус. А уж в пустыне племенным отношениям подчиняется все. Трезво мысливший Блаженный Августин писал в своей книге «О граде Божьем»: племена, связанные скорее тесными узами родства и этнической общности, чем какими-либо вселенскими устремлениями, едва ли могут быть примером того, что зовется высшим добром. Но, содействуя общественной сплоченности, племена все же и сами по себе служат добрым началом. Кабус угадал это и сколотил воедино целую нацию из несхожих племенных элементов. Проклятие вражды между приморьем и пустыней преодолела вдохновляющая сила средневековых традиций.

Султан Кабус создал новосредневековую систему, содержавшую демократические вкрапления. Периодически совещаясь со старейшинами племен, Кабус достиг того, что при абсолютной султанской власти лишь немногие решения владыки бывали спорными. Такой подход к управлению восстановил связующее звено между былой территорией имамата в глубине страны и прибрежным султанатом – звено, столь долго пребывавшее разомкнутым. А еще Кабус был хитроумен. В 1970-х белая дишдаша, древнее длиннополое одеяние, которое мужчины-арабы носили везде и всюду, стала выходить из моды, вытесняемая западными костюмами из синтетических тканей. Тогда Кабус объявил дишдашу почти непременным арабским облачением. Этот шаг, наравне с призывом возводить постройки в исконно арабском архитектурном стиле, укреплял зачаточное культурное единство побережья и пустыни, способствовал созданию нации.

На всем Среднем Востоке нет правителя, вполне сопоставимого с султаном Кабусом. Сегодня он – худой старик на восьмом десятке лет, холостой и живущий одиноко, почти затворником. Ему присуща намеренная отчужденность от окружающего. Он играет на лютне и органе, любит классическую западную музыку – и сочиняет музыку сам. (Султан создал первый на Среднем Востоке симфонический оркестр, где все музыканты – местные арабы.) Он правит на западный лад: создал исправно работающие министерства, дал женщинам немало прав, построил в глубине страны школы, потрудился во благо защиты окружающей природной среды, запретил охоту. Некий западный знаток арабского мира сказал, что в частных беседах этот султан, выпускник Королевской военной академии в Сандхерсте (Великобритания), предстает «самым осведомленным, самым разумным, самым начитанным и грамотно говорящим – и по-арабски, и по-английски – правителем на Среднем Востоке. Во всем регионе лишь он один и может по праву зваться человеком эпохи Возрождения». То есть Кабус олицетворяет собой космополитизм, присущий народам Индийского океана.