Читать онлайн «Революция и семья Романовых». Страница 30

Контрреволюционная, антибольшевистская и антисоветская пропаганда главного комитета неуклонно разрасталась, принимая все более грубую и разнузданную форму. Как пишет Ряснянский, большую помощь в этом Деле комитету оказал «Союз младших преподавателей Московского университета», который доставлял в Могилев книги, брошюры, направлял лекторов.

Помимо пропагандистской деятельности, главный комитет сосредоточил усилия на сплочении всех уже существовавших, так сказать, на «общественных началах» военных организаций, таких, как «Военная лига», «Союз георгиевских кавалеров», «Совет союза казачьих войск» и др. Мы уже упоминали о них. Здесь скажем несколько подробнее. «Военная лига» была создана еще в конце марта 1917 г.; председателем ее главного совета состоял генерал-майор Федоров. Своей основной целью «лига» провозглашала борьбу за установление дисциплины в армии, «внедрение здоровых воинских начал в солдатскую массу»[251]. Политика официально отвергалась: «лига» объявляла себя полностью лояльной Временному правительству, но требовала создания «сильной власти», что означало освобождение правительства от влияния «Совдепа». Антисоветизм и патологический антибольшевизм «лига» демонстрировала открыто. Главному совету «лиги» принадлежала инициатива формирования добровольческих («ударных») батальонов, которые должны были стать опорой контрреволюционного генералитета в борьбе с революционными солдатскими массами. Вокруг «лиги» концентрировались другие, менее значительные военные и «гражданские» организации, такие, как «Добровольцы народной свободы», «Честь родины и порядок», «Союз воинского долга», «Организация князя Мещерского», «Женский комитет», «Союз инвалидов», «Лига личного примера». Мы уже отмечали, что «Военная лига» была теснейшим образом связана с «Республиканским центром». И можно предположить, что его военный отдел являлся частью «лиги».

Связанный с «Военной лигой» по «духу своего устава одними и теми же целями» «Союз георгиевских кавалеров» был дореволюционной монархической организацией (председатель – черносотенец капитан Скаржинский), возглавлялся исполнительным комитетом, который опирался на комитеты, существовавшие в различных городах. Деньги исполкому давали промышленники и банкиры. Так, например, московский комитет субсидировался Московской купеческой управой[252].

«Совет союза казачьих войск» возглавлял войсковой старшина А. Дутов, впоследствии атаман Оренбургского казачьего войска, поднявший в 1918 г. мятеж против Советской власти. А в дни корниловщины он был одним из наиболее активных ее участников.

Вот в эти и другие подобные им контрреволюционные организации главный комитет «Союза офицеров» направлял своих представителей, поскольку все они ставили перед собой задачи, абсолютно тождественные задачам «Союза офицеров армии и флота».

И еще на одну сторону деятельности главного комитета «союза» нужно обратить внимание. Речь идет об упоминавшейся уже идее создания «ударных батальонов», в которых видели не столько ударную силу в боях с противником на фронте, сколько ударную силу против революционного движения в армии и стране. Это было настолько очевидно, что не менее контрреволюционно настроенные, но политически более гибкие офицеры предлагали закамуфлировать «ударные батальоны» под «революционные ударные батальоны». Один из авторов этого проекта был полковник генерального штаба В. К. Манакин. В «Союзе офицеров» не все поняли замысел Манакина. Ряснянский пишет в своих воспоминаниях, что по секрету Манакин разъяснял ему, что он хотел «только использовать все внешнее, что модно было с точки зрения «революционизирования армии», тем самым привлечь благосклонность Временного правительства… а затем постепенно привести батальоны в нормальный вид ударных батальонов»[253]. Однако, рассмотрев проект Манакина, главный комитет высказался против создания «революционных батальонов», как способствующих «внесению деморализации в армию»[254]. Главный комитет требовал осуществления проекта «ударных батальонов», видя в них на случай «полного развала армии» ядро новой армии, которая и примется за дело «спасения России» от «революционной анархии». Здесь, по мнению Ряснянского, уже прослеживалась идея будущей белогвардейской Добровольческой армии[255].

Вся описанная выше деятельность главного комитета офицерского «союза» протекала, как уже отмечалось, в рамках легальности. Временное правительство и сам Керенский как военный министр не могли, конечно, не видеть, что в «союзе» и его главном комитете концентрируются элементы, весьма мрачно оценивающие послефевральскую политическую ситуацию и ищущие выход из нее «через правую дверь». Керенский прямо говорил, что «главный комитет занимал далеко не нейтральную, а часто просто нетерпимую позицию в отношении самого Временного правительства»[256]. И все же на многое правительство сознательно смотрело сквозь пальцы: оно само было крайне озабочено нарастанием революционного движения в стране и в контрреволюционных организациях типа «Союза офицеров» видело своего рода барьеры, с помощью которых его можно будет блокировать или канализировать в нужном для себя направлении. Недоверие и подозрительность Керенского в отношении главного комитета питались не столько текущей деятельностью этого офицерского «профсоюза», сколько возможной перспективой ее дальнейшей эволюции вправо, опасением потери контроля над ней и, самое главное, вероятностью существования в недрах «союза» какой-то антиправительственной конспиративной группы.

Как показывал Керенский в Чрезвычайной следственной комиссии, сведения о подозрительной деятельности главного комитета стали поступать к нему примерно с июля месяца[257]. Однако в этих показаниях, точно так же, как и в более поздних заявлениях, мы не находим сколько-нибудь точных, конкретных фактов. Так, например, в 4-часовом докладе, прочитанном зимой 1924 г. в Праге, Керенский упрямо доказывал, что уже в мае 1917 г. внутри «Союза офицеров» (в Ставке) «образовалась конспиративная группа» с целью установления военной диктатуры путем переворота. Эта группа, уверял аудиторию Керенский, имела «смычку» с «кругами цензовой общественности в Петрограде и Москве»[258]. Но никаких имен он не назвал. Вероятно, поэтому «разоблачения» Керенского долго воспринимались как стремление оправдаться и обосновать собственную версию корниловщины. Действительно, очень важно было бы получить подтверждение о существовании конспиративной группы в «Союзе офицеров» от самих ее участников или хотя бы от связанных с ними лиц, которые публично отрицали антиправительственные цели корниловского выступления. Частично такое подтверждение промелькнуло на страницах «Очерков русской смуты» А. И. Деникина, но и он не назвал ни одной фамилии и ничего конкретного из деятельности конспираторов главного комитета офицерского «союза». А, по-видимому, мог бы. У него в руках находилась рукопись Новосильцева, написанная в октябре 1921 г., по всей вероятности, специально по просьбе Деникина, готовившего свои «Очерки». В этой рукописи Новосильцев сообщал, что уже в ходе заседаний могилевского съезда завязался первый узелок будущей конспиративной работы некоторых членов главного комитета. В эти дни состоялось строго секретное совещание, на котором присутствовали знакомые нам Пронин, Сидорин, Роженко, Новосильцев и два новых для нас лица – капитан Родионов и хорунжий Кравченко. Речь шла о «схеме работы», в соответствии с которой следовало приступить к «подготовке почвы для того, чтобы генерал Алексеев мог стать диктатором». Конкретные пути установления диктатуры Алексеева не обсуждались. Высказывалось только соображение, что при таком исходе событий созыв Учредительного собрания – этого венца буржуазной демократии – вряд ли будет желательным и необходимым. Едва ли можно предположить, что это «секретное» выдвижение Алексеева в качестве возможного военного диктатора держалось в секрете от него самого. Скорее всего, он санкционировал его, и потому, возможно, не так уж не прав Керенский, когда утверждает, что «действительным инициатором и организатором военного заговорщического движения был не Корнилов, а именно Алексеев, работавший над этим, во всяком случае, с мая»[259].

Опасаясь «утечки информации», решили не посвящать в тайную работу не только «Союз офицеров», но и не всех членов главного комитета. Образовалась, таким образом, очень узкая по составу (8 – 10 человек) конспиративная группа, замышлявшая переворот для установления военно-контрреволюционной диктатуры.

Мы уже отмечали, что свидетельства Новосильцева частично использовал Деникин в своих «Очерках русской смуты». Но в его распоряжении, по всей вероятности, не было всех мемуаров Новосильцева, составляющих довольно объемистый машинописный том и хронологически охватывающих период 1914–1918 гг. Между тем в них имеются некоторые дополнительные данные о законспирированной группе главного комитета и его деятельности «при Брусилове», т. е. уже после закрытия могилевского съезда и ухода Алексеева с поста верховного главнокомандующего[260].