Читать онлайн «Книга о самых невообразимых животных. Бестиарий XXI века». Страница 33

Согласно мифу, Орфей исполнял настолько прекрасную музыку, что она очаровывала птиц и зверей, заставляла танцевать деревья и камни, и даже реки меняли свое течение, чтобы быть ближе к музыканту. Однажды прекрасную жену Орфея Эвридику укусила змея, и она умерла. Безутешный Орфей пел столь грустные песни, что боги и нимфы плакали от сострадания к нему. По их совету Орфей спустился в Аид и умолил владык подземного мира вернуть к жизни его возлюбленную. Никогда ранее владыки царства мертвых не поддавались уговорам смертных, но удивительная музыка Орфея тронула их сердца, и они согласились воскресить Эвридику при одном условии: Орфей должен идти первым к выходу из Аида и не оглядываться, пока не достигнет границы земного мира. Орфей направился к выходу, Эвридика последовала за ним. Едва переступив порог царства мертвых, Орфей обернулся, забыв, что и Эвридика должна дойти до конца, чтобы исполнилось обещание. Эвридика исчезла навсегда, оставив Орфея в одиночестве.

Конечно, красивая сказка. Но какой в ней смысл? Можно ли сказать о ней словами Кристофера Смарта, что она «правдива»? Задача мифа заключается не только в том, чтобы преподать какой-то урок или донести какую-то истину. И все-таки три таких «послания» в этом мифе можно предположить. Первое – о нем я уже говорил, и оно настолько очевидно, что не заслуживает длительных рассуждений: музыка является одной из самых великих сил в жизни – сила музыки такова, что способна вызывать эмоциональное состояние, в котором человек, кажется, может преодолеть все на свете, даже смерть. Музыка, которая рождается в мире за пределами человеческого, в том числе пение китов, ниспровергает свойственный человеку эгоцентризм – как это сделала первая фотография Земли из космоса, – что подразумевает возможность глубинных изменений и расширения человеческого сознания.

«Ради музыки имеет смысл находиться на Земле» (Фридрих Ницше).

Второе «послание» мифа об Орфее – предупреждение. В ключевой момент Орфей теряет самообладание и в результате теряет самое дорогое, что у него есть. Вывод: иногда нужно контролировать свои импульсы, даже если это крайне сложно. Такой же урок вынес еще один путешественник в Аид. Одиссея предупреждали дважды – тень пророка Тиресия и нифма Цирцея, – чтобы он боролся с искушением и не крал скот Солнца. Одиссей, одаренный божественной мудростью, поборол искушение, но не смог контролировать своих спутников, и они – неплохие на самом деле люди, прошедшие с Одиссеем через многие испытания, – воровством навлекли на себя страшные беды.

Третий вывод, который можно сделать из мифа об Орфее: никогда не смотреть назад. Но, как мне кажется, это неправильно. Суть не в том, чтобы забыть о прошлом, а в том, чтобы знать, когда и как вспоминать его. Доктрина вечного возвращения, о которой Ницше говорит в «Заратустре», тоже зачастую истолковывается неверно. Она не означает, что мы должны бесконечно повторять прошлое. Скорее, мы должны осознать и полностью принять все, что сделало нас теми, кто мы есть; в том числе наше эволюционное происхождение и общие с другими животными черты.

Соответственно, мы должны больше ценить предков человека. Это не значит, что мы должны быть сентиментальными по поводу каменного века или видеть в нем какую-то романтику. Излишний энтузиазм по отношению к доисторическим временам иногда уводил людей в очень странном направлении. Но мы должны постараться получить более четкое представление о мире и жизни разных представителей рода Homo.

Ученый и писатель Джаред Даймонд с определенной долей презрения писал о людях, живших до появления «поведенческой современности» – огромного скачка в технологическом и культурном развитии, произошедшего в последние несколько десятков тысяч лет. «Что можно сказать, – вопрошает он, – о существе, чьи каменные орудия труда немногим сложнее, чем палки, которые используют шимпанзе, чтобы достать термитов; орудия, которые совершенствовались бесконечно медленно, от крайне примитивных до просто очень примитивных?» По мнению Даймонда, только около 40 000 лет назад мы перестали быть «просто еще одним видом крупного млекопитающего», причем не особенно выдающимся – наш ареал обитания был даже меньше, чем у львов.

Даймонду не хватает воображения. Гораздо интереснее позиция скульптора Эмили Янг:

В течение сотен тысяч лет мы делали инструменты из камня: люди сидели под деревьями, вытачивая, заостряя или кремень, или вулканическое стекло, или яшму, придавая им форму. И, наверное, ритмичные звуки их работы вместе со стрекотом цикад и пением птиц были их музыкальной гармонией.

Условия жизни первых людей были более благоприятны, чем те, в которых живут бушмены, австралийские аборигены или инуиты сегодня. Как подчеркивает Джонатан Кингдон, они жили на территории, где другие формы жизни присутствовали в таком изобилии, которое сегодня может показаться невероятным. При желании можно каждый день улавливать признаки их «музыки» в сотне незаметных действий. И если нам удастся, полагаясь на надежные интерпретации звуковых свидетельств, представить подробности этого далекого прошлого, услышать голоса тех, кто до сих пор был нем, тогда есть шанс, что и сегодняшняя, и будущая наша жизнь станут еще восхитительнее. А наша способность проходить и пробегать огромные расстояния в самых разных условиях, наша музыка, песни и танцы помогут нам в этом.

Тип: стрекающие

Отряд: роговые кораллы{26}

Подотряд: голаксонии{27}

Охранный статус: не присвоен

Ибо по природе своей я искал красоту, и Бог, Бог направил меня в море за жемчугом.

Красота всегда завораживала людей, и всегда они желали понять ее предназначение в природе. Наверное, последнее место, куда мы бы отправились в поисках красоты – это дно моря. Но именно там, на глубине, которая в течение долгого времени считалась безжизненной и недоступной для исследователей, экипаж английского исследовательского судна «Челленджер» (экспедиция была организована в 1872–1876 гг.) обнаружил существо, которое, возможно, приблизит нас к ответам на эти вопросы.

В честь Горгоны Медузы, змееголового чудовища из древнегреческого мифа названы два очень разных вида животных. Совсем непохожи на кишечнополостных офиура горгоноцефалюс, которая, как и морская звезда терновый венец, относится к иглокожим. Горгоноцефалюс выглядит словно тысячи извивающихся змей, расползающихся из центрального ядра.

Иридогоргия (Iridogorgia) выглядит настолько странно, что с трудом верится, что это существо с нашей планеты. Это разновидность роговых (иначе горгоновых) кораллов, тип стрекающих, дальний родственник медуз и мадрепоровых (каменистых) кораллов. Как и мадрепоровые кораллы, роговые кораллы представляют колонии крошечных полипов: небольших цилиндрической формы организмов с щупальцами вокруг рта. В отличие от мадрепоровых кораллов и других коралловых полипов, имеющих симметричное шестилучевое строение, полипы горгоновых кораллов восьмилучевые. Внешне они напоминают веер или канделябр на тонкой центральной ножке из рогового материала. Некоторые горгоновые кораллы, обитающие на мелководье, имеют яркую окраску – они бывают золотыми, фиолетовыми, красными – и медленно покачиваются, повинуясь течению. Другие, на большей глубине, жестче и длиннее, а также (в связи с отсутствием фотосинтезирующих организмов) более тусклого цвета, зато их формы более причудливы. Один из родственников иридогоргии – металлогоргия (Metallogorgia) напоминает нежную розовую акацию на невозможно тонком стебле. Иридогоргия, обитающая на морском дне на глубине полутора километров, получила свое название благодаря радужному свечению, которое коралл приобретает, если поднять его из вечного мрака на свет. Один ученый сравнил его цвета с отполированным золотом, перламутром и окраской самых ярких тропических жуков. Это очень верное сравнение. Но все же самая интересная особенность этого коралла не цвет, а симметрия всей его конструкции: изящная спиралевидно закрученная ось с идеальным чередованием перистых веточек – кажется, это творение какого-то математика, а не представитель животного царства.

Иридогоргия

Поглядев на эту горгону, столь же неземную для наших дней, какой она казалась в XIX в., в камень вы не превратитесь, а вот палинопсию – сохранение образа в мозгу после его исчезновения из поля зрения – Iridogorgia вызвать может. Мне такое остаточное изображение напоминает два известных предмета, созданных человеком в XX в.: композицию «сушилка для бутылок» Марселя Дюшана (1914) и модель ДНК, построенную Фрэнсисом Криком и Джеймсом Уотсоном в 1952 г. Два этих объекта, несмотря на все различия, имеют кое-что общее и друг с другом, и с Iridogorgia. Они символизируют революционные изменения в искусстве и науке, последствия которых мы ощущаем до сих пор. Также они по-новому определяют наше видение и понимание красоты. Для Дюшана его искусство, использующее «готовые вещи», было попыткой отойти от «искусства сетчатки» (как он его называл), слишком зависимого от внешнего вида, и напрямую обратиться к разуму. Крик, Уотсон и другие ученые, пытавшиеся разгадать структуру ДНК, стремились лучше понять «код», стоящий за внешними проявлениями различных форм жизни.