Читать онлайн «Витамания. История нашей одержимости витаминами». Страница 43

Поправка Проксмайра к закону о здравоохранении была принята 23 апреля 1976 года[355]. За проголосовал 81 человек, против — 10. Эта поправка в силе и на сегодняшний день и запрещает FDA устанавливать какие-либо нормы в производстве пищевых добавок, классифицировать их в качестве лекарственных средств или требовать, чтобы они содержали только полезные ингредиенты. Также она запрещает FDA устанавливать лимиты на количество или комбинации различных витаминов, минералов или любых других компонентов, которые могут содержаться в добавках, до тех пор, пока FDA не сможет доказать, что формула добавки была небезопасной (а это случается обычно уже после того, как продукт ушел с рынка), что свидетельствует о чрезвычайно сильном изменении представлений об ответственности[356]. Таким образом, поправка Проксмайра сделала коммерциализацию таких продуктов, как моя крушиновая облепиха и невероятное множество других доступных сегодня БАДов, на один шаг ближе.

Александр Шмидт назвал поправку Проксмайра «мечтой шарлатана»[357]. Индустрия же БАДов, со своей стороны, расценивала такой поворот событий «жизненно важным для сохранения производства». «Без этой поправки FDA попросту раздавило бы нас»[358], — утверждали производители. Независимо от того, чью точку зрения принимаете вы (или даже считаете верными обе), ясно одно: принятие поправки Проксмайра — это событие, когда Конгресс впервые внес изменения в Федеральный закон о продовольственных товарах, медикаментозных формах и косметических товарах от 1938 года, которые уменьшили полномочия FDA[359]. А благодаря растущему влиянию индустрии БАДов вряд ли это произошло в последний раз.

Как следует из поправки Проксмайра, в истории регулирования БАДов в Америке витамины сыграли весьма важную роль. Именно они открыли дверь целому ряду не внушающих доверия продуктов. Мое масло крушиновой облепихи[361], как и большинство продуктов компании GNC, самим своим существованием обязано воздействию витаминов на принятие стандартов и восприятию их обществом в качестве волшебных пилюль. Как бы там ни было, именно витамины возвели концептуальный мост между едой и лекарственными препаратами. Именно витамины популяризировали идею о том, что вещества, от природы содержащиеся в пище, могут оказывать поразительный эффект на здоровье, а раз так, то к рациону вполне можно добавить и таблетки. Именно относительная безопасность витаминов внушила людям, что все добавки априори безвредны. И наконец, именно витамины подтолкнули общество объединиться и поддержать поправку Проксмайра. Витамины могут быть такими же безобидными, как апельсины, но, когда дело доходит до регулирования, они эквивалентны «стартовым» наркотикам.

В конце 1980-х годов, примерно через пятнадцать лет после принятия поправки Проксмайра, появилось странное и пугающее заболевание, которое трагическим образом продемонстрировало потенциальные риски в случае ограничения возможностей FDA осуществлять надзор за БАДами. Болезнь, в современном мире известная как синдром эозинофилии-миалгии, встречалась у людей, принимавших пищевые добавки с аминокислотой под названием «L-триптофан». Согласно этикетке, эти средства должны были помочь избавиться от ряда проблем, включая предменструальный синдром, депрессию, синдром дефицита внимания у детей и бессонницу. Как и витамины, L-триптофан естественным образом содержится в продуктах питания, и БАДы позиционировались как натуральные и безопасные — даже несмотря на то, что они находились в поле зрения FDA и в течение ряда лет изучались их возможные риски. Во многом благодаря поправке Проксмайра, FDA не могло потребовать никаких тестов безопасности и эффективности L-триптофана до его выхода на рынок. Также не удалось добиться надлежащей производственной практики или тестирования партии препарата после его выхода на рынок.

Дороти Уилсон, здоровая и активная женщина, которая работала менеджером в компании Unisys в Филадельфии, в числе многих американцев начала принимать L-триптофан из-за проблем со сном — и, как и большинство других пострадавших, не сразу осознала связь между ужасными симптомами и L-триптофаном, который ей порекомендовал врач. Вот как она описывала случившееся с ней на слушаниях в Конгрессе в 1993 году:

«Через четыре месяца приема L-триптофана у меня появилось странное ощущение в ногах. Я испытывала болезненные мышечные спазмы по всему телу. Анализы показали повышенную активность ферментов, высокое содержание лейкоцитов в крови и другие нарушения плюс к этому эозинофилию. Мой врач не знал ни об одной болезни с такими симптомами.

Через некоторое время мне стало трудно вставать со стула, ходить по лестнице, менструации прекратились, волосы стали тонкими, я потеряла аппетит, часто падала. Я чувствовала сильную слабость, меня госпитализировали. Электромиография и биопсия нерва показали значительное повреждение нерва. В молочной железе обнаружили раковую опухоль… Появилась зудящая сыпь. У меня была повышенная температура, я потела по ночам, а кожа стала грубой и словно натянутой. Я была так слаба, что без посторонней помощи не могла перейти из лежачего положения в сидячее. Развились пролежни. Я составила доверенность на друга, я даже не могла сама поставить подпись. У меня сводило челюсть. Мне было трудно есть. Мой голос ослаб. Я не могла ни кашлять, ни чихать…

После стационарной реабилитации и нескольких лет амбулаторного лечения я провожу свою жизнь в инвалидной коляске… Я принимаю стероиды, препараты, контролирующие спазмы, морфин. Через год после того, как я перестала принимать L-триптофан, у меня развилось недержание мочи. В этом году появились проблемы с гипофизом и щитовидной железой. Появляются новые симптомы, рецидивы не прекращаются. И все же мне повезло. У меня нет повреждений головного мозга, сопровождаемых спутанностью сознания и потерей памяти»[362].

Уилсон утверждала, что, несмотря на физические трудности, связанные с ее присутствием, она горела желанием находиться здесь: «Я хотела, чтобы вы увидели меня, обреченную на жизнь, полную острой боли, на инвалидность, — сказала она аудитории, — хотела напомнить о цене, которую я плачу каждый день из-за L-триптофана».

Сегодня нет никаких сомнений, что проблемы со здоровьем у Уилсон были вызваны приемом БАДов, но связь не сразу стала очевидной. Одной из первых о ее существовании заподозрила Тамар Штейбер, молодой репортер отделения журнала Albuquerque Journal в Санта-Фе, которой дали задание расследовать случаи с двумя женщинами из Нью-Мексико, попавшими в больницу с таинственными симптомами[363].

Эти симптомы были настолько необычными и яркими, что репортер довольно быстро обнаружила другие подобные случаи и нашла связь между пострадавшими: они все принимали пищевые добавки с L-триптофаном. Несколько исследователей из Национальных институтов здравоохранения сделали аналогичное наблюдение, и в итоге FDA призвало к добровольному отзыву партий L-триптофана по всей стране.

Оказалось, что почти все случаи заболевания были связаны с приемом добавки, изготовленной одним японским производителем[364]. Незадолго до вспышки эта компания внесла изменения в методы очистки, которые предположительно и привели к попаданию туда вещества, вызывающего эозинофилию-миалгию.

В итоге компания Showa Denko выплатила пострадавшим около двух миллиардов долларов. Но как и в 1998 году, когда появились проблемы из-за другой разновидности триптофана, никто не попытался выяснить, что же за вещество вызвало заболевание и почему у одних людей была более серьезная побочная реакция, чем у других. Главный специалист по вредным факторам окружающей среды одного из центров по контролю и профилактике заболеваний заявил, что в вызывающей подозрения партии L-триптофана было найдено шестьдесят три различные примеси и точная причина эозинофилии-миалгии, от которой умерли сорок человек и пострадали более чем пятьсот, так и не была определена[365].