Читать онлайн «Быт и нравы русского народа». Страница 38

В праздник Пасхи некоторые составляли себе из этого прибыльный промысел: устраивали качели, пускали качаться за деньги и за каждый раз брали по серебряной деньге с лица. Женщины простого звания, посадские и крестьянки, качались на улицах, а принадлежащие к зажиточным и знатным семействам – у себя в дворах и садах. Качанье на досках происходило так: на бревно клали доску, две женщины становились по краям ее и, подпрыгивая, подкачивали одна другую, так что когда одна подымалась, то другая опускалась. Сверх того, женщины качались как-то на колесе.

Зимнее увеселение мужчин и женщин было кататься на коньках по льду: делали деревянные подковы с узкими железными полосами, которые спереди загибались вверх, так что железо удобно резало лед. Русские катались на коньках с удивительной легкостью и проворством. Также зимой катались на салазках. Зимние праздничные вечера проводились в домашнем кругу и с приятелями: пелись песни, бахары (рассказчики) рассказывали сказки, собеседники загадывали загадки, наряжались, смешили друг друга, девушки гадали. Вообще и на эти увеселения Церковь смотрела неблагосклонно: «Не есть закон христианину всякому баснословити, ибо рече Христос во Евангелии: о всяком глаголе праздне воздадя слово человеци в день единый». Цари запрещали народу всякую веселость; но в то же время и царские семейства забавлялись песнями, которые пели им потешники, сказками, смотрением на пляску и даже разными действами или сценическими представлениями. Во дворце были веселые гусельники, скрипичники, домрачеи, цимбальники, органисты; штат двора составляли, в частности, дураки-шуты и дурки-шутихи, карлы и карлицы, потешавшие высоких особ своими шалостями. Это делалось даже и при благочестивом Федоре Иоанновиче, несмотря на всю монашескую обстановку двора; точно так же и у знатных господ был свой подобный придворный штат шутов, шутих, сказочников, песельников, скоморохов, не знавших никакой другой обязанности, кроме той, чтобы в часы досуга потешать господ и гостей. Из этих потешников были такие, обязанность которых состояла в том, чтобы напиваться допьяна и делать всякого рода дурачества в пьяном состоянии. Строгий и набожный царь Алексей Михайлович при всем своем аскетическом благочестии в дни рождения и крещения детей своих устраивал на дворе музыку из инструментов того времени, несмотря на то, что духовные называли такие инструменты бесовскими сосудами; а под конец своего царствования этот государь до того подчинился иноземному влиянию, что допустил у себя театр; сначала играли предметы из священной истории, а далее, узнав, что другие монархи увеселяются танцами, царь отважился смотреть на балет «Орфей».

Забава. Андрей Карелин

В России существовало много игр, целью которых был выигрыш: зернь, карты, шахматы и тавлеи, или шашки. Зернью назывались косточки с белой и черной стороной. Выигрыш определялся тем, какой стороной упадут они, если будут брошены; искусники умели всегда бросать их так, что они падали той стороной, какой хотелось. Эта игра, как и карты, считалась самым предосудительным препровождением времени, и в каждом наказе воеводам предписывалось наказывать тех, кто будет ею заниматься. При Алексее Михайловиче однажды жадность к деньгам пересилила эту нравственную боязнь власти: в Сибири в 1667 году зернь и карты отданы были на откуп, но в следующем году правительство устыдилось такого поступка и опять уничтожило откуп и подвергло их преследованию. Эти игры казались тем более недопустимыми, что они были любимым занятием лентяев, гуляк, негодяев, развратных людей; пристанище их было в корчмах или в кабаках, где им для игры отводили тайные кабацкие бани. Как бывает всегда со всем запрещенным, по мере больших преследований зернь и карты привлекали к себе все больше охотников. Эти игры были повсеместны, особенно между служащими людьми. Под влиянием русских они широко распространились между инородцами Сибири: остяками, татарами и другими, и так как русские играли лучше инородцев, то оставались всегда в выигрыше и приобретали у них дорогие меха. Карты были в меньшем употреблении, но как забава были допущены даже при дворе; так, при Михаиле Федоровиче для забавы маленькому Алексею Михайловичу со своими сверстниками куплены были карты. Что касается шахмат, эта игра была любимым препровождением времени царей и бояр, да и вообще русские очень любили их в старину, как и тавлеи, или шашки. Однако благочестие и эти игры причисляло к такой же бесовщине, как зернь, карты, музыка.

Наряду с зернью и картами считали непозволительным удовольствием табак; но как ни строго преследовали это бесовское зелье, однако в XVII веке он был всенародно распространен на Руси. Русские получали его отчасти от европейских торговцев, отчасти с Востока от греков, армян, персиян, турок, отчасти от малороссиян. Были такие охотники до табаку, что готовы были отдать за него последнюю деньгу и всегда почти платили за него вдвое и втрое против настоящей цены, потому что он был запрещен. Табаком по России торговали удалые головы, готовые рисковать и познакомиться с тюрьмой и с кнутом, лишь бы копейку зашибить. При продаже табак «называли не настоящим именем, а каким-нибудь условным названием, например: свекольный лист, толченый яблочный лист. Табак курился не из чубука, а из коровьего рога, посредине которого вливалась вода и вставлялась трубка с табаком большой величины. Дым проходил через воду. Курильщики затягивались до того, что в два или в три приема оканчивали большую трубку, и нередко ослабевали и падали без чувств. Несколько таких молодцов сходились «попить заповедного зелья табаку» и передавали друг другу трубку. «Ах, какое чудесное зелье табак! Нет ничего лучше в свете табаку; он мозг прочищает!» – говорили они, очнувшись от одурения, сопровождавшего излишнее курение слишком крепкого табака. Люди благочестивые и степенные, напротив, остерегали, что если «который человек начнет дерзати бесовскую и богоненавистную и святыми отреченными табаку, то в того человека мозг ускрутит и вместо того мозга впадет в главу его тая смердящая воня, изгубит в нем весь мозг его, начнет тако смердящая тая воня пребывати во главе его и неточию во единой главе его, но и во всех костях его тая смердящая вонь вселится вместо мозгов. И аще ли кий человек которым ухищрением начнет творити таковое дело бесовское, таковому бо человеку не подобает в церковь Божию входити, и креста и Евангелья целовати, и причастия отнюдь не давати, свещи или просфоры или ефиману и всякого приношения, и с людьми ему не мытися и не ясти, дондеже престанет от таковыя дерзости». В одной старинной легенде рассказывается, что бес достал семена табачные из глубины ада и посеял их на могиле блудницы. Воспитанные разложившимся ее телом, адские семена произвели траву, а бес научил употреблению ее людей, которые, сами того не зная, отдаются во власть дьявола.

Как зернь и карты, табак при Алексее Михайловиче какое-то время служил корыстолюбию правительства, и в Сибири был отдан на продажу от казны, но вскоре опять подвергся запрещению по убеждению духовенства.

Самой достойной высшего класса забавой считалась охота, хотя благочестивые ригористы и на нее смотрели неблагосклонно. У нас она не была принадлежностью только высших классов, как на Западе, потому что зверей было слишком много; но простолюдины занимались ею для выгод и как повинностью. В XVI веке тяглые люди обязаны были ходить на волчьи, лисьи и медвежьи поля, что на тогдашнем языке значило гоняться за зверем. В XVI и XVII веках не раз государи выезжали из Москвы охотиться около Можайска, где было множество зайцев, и около Переяславля. В разных местах были устроены дворы для содержания собак и пойманных зверей, приготовленных для примерной травли. Владельцы имений собирали соседей, устраивали поля и приготовляли все необходимое для стола. Государь выезжал в поле с большой свитой князей и бояр, сам одетый в золотой терлик или чугу, с двумя продолговатыми ножами и кинжалом за поясом и с кистенем за спиной; в руках у него был хлыст длиной в локоть, с медным гвоздем на конце; ближние люди около него держали секиры и шестоперы. Половина охотников были одеты в черное, другая половина в желтое платье. Окружив рощу, все разом вскрикивали и пускали гончих собак, те выгоняли зайцев, а тут спускали других собак, называемых курцы (борзые), с пушистыми хвостами. Когда собаки ловили зайцев, охотники кричали: уй! уй! Таким образом затравляли до трехсот зайцев зараз. После этого все отправлялись к деревянной башне, около которой были раскинуты шатры; шатер государя отличался, как и следовало, особым великолепием. Все входили в свои шатры. Государь переменял платье и приглашал гостей; подавали закуску, преимущественно из лакомств; придворные подносили государю кушанье с подобострастием на коленях; по обычному столовому этикету государь подавал и посылал от себя подачи; между закусками подавали напитки. Так описывается охота Василия Иоанновича. Это описание может дать вообще понятие о ходе охоты и у частных лиц. Было в обычае ловить живых медведей и волков тенетами, чтобы потом устраивать зрелища их травли. Как государи, так и знатные господа любили эту забаву. По современным известиям, такие забавы владельцев были нередко очень тяжелы для их людей и крестьян. Насильно их сгоняли, «неволей было сбираемо людское множество», держали по нескольку дней, отвлекая от земледельческих работ; приставники, то есть холопы, близкие к господину, брали с них посулы, чтобы не гонять. И гоняли тех, кто не мог или не хотел дать: во время охоты, придираясь к чему-нибудь, били и истязали их; да вдобавок нередко такие увеселения оканчивались «многообразным человеком губительством на различных игрищах и в ловитвах; в лесах и в болотах снегом и студением померзаеми, дождемы и бурей пореваеми, всяческим же гладом изнуряеми, и мнози человеци многими виды живота лишаеми, от зверей уязвляеми и умерщвляеми, и ины многи напасти содевахуся им таковыми в ловитвах злыми стремлении; их же в гресех непщеваху, о сем же и вины на ся не полагаху, но паче радовахуся, во утешение вменяху себе и глаголаху: вельми утешихомся; еще же и покаяния о сих не поминаху». Охотники, доставлявшие живых медведей, всегда получали награждения кубками и одеждами. Пойманных зверей содержали в клетках, пока господину не вздумается посмотреть на травлю. Заставляли медведей сражаться с собаками и с людьми. В последнем случае устраивалась арена, обнесенная стеной, над которой делались места для зрителей. На эту арену входили охотники, потом впускали медведя и запирали арену, зверь становился на задние лапы и ревел; искусство бойца состояло в том, чтобы не допустить его броситься на себя: предупреждая нападение, он сам бросался на него, поражал между передних лап рогаткой и упирался в нее ногой; таким образом, случалось, что медведь погибал с первого удара. Победителя призывали перед господ и давали ему выпить, а потом жаловали материями или сукном. Благочестивые пастыри тщетно вопили против таких увеселений и забав и грозили епитимией не только тем, которые их устраивали, но и тем, которые смотрели на них: «Аще кто медведя или иная животная различная игралища прехищряя, и глумы бья, и на позоры человеки собираяй, и ловитвам прилежаяй, и ристания творяй на конях и колесницах, и самоборства, и прочая борения и всякие скоморошества и не токмо сам кто сия творяй, но и слушая, и то сих в слабость едино запрещение имать, еже сих с епитимиею каятися и престати от таковых».