Читать онлайн «...из пены морской. Инверсионная тeория антропогенеза». Страница 10

Известны случаи, когда людей, введенных неопытными гипнотизерами в состояние глубокого гипноза, не смогли вывести из него, и они так и оставались с раздвоенной личностью и жили, вслушиваясь в свой «внутренний голос», переживая какие-то диалоги, неслышимые окружающими. Подобные факты являются страшным доказательством того, что объектом трансфера является не гипнотизер. Гипнотизер всего лишь «подстава». Гипнотизируемый воспринимает команды гипнотизера, как «внутренний голос» и исполняет их так, как будто все происходит не с ним. Загипнотизированный не видит гипнотизера и не воспринимает его, как автора команд и как реального хозяина. Получив команду идти, он может наступить на гипнотизера, если тот не уступит дорогу или не «прикажет» повернуть. Команды гипнотизера воспринимаются, исключительно, как внутренний голос. Опасность подобных экспериментов заключается в том, что «внутренний голос» может выйти из-под контроля.

4. Посыл третий: Безумие как «исток и тайна» разума

Психоаналитики в своих богатейших лабораториях и институтах, разбросанных по всему свету, пришли к тому же выводу, к какому независимо от них пришел в своей московской квартире Б.Ф. Поршнев.

В середине 20 в., проводя исследования по изучению неадекватных реакций животных в плане сравнения их с психикой гоминид, он пришел к выводу, что у истоков сознания находилось безумие. Поршнев опирался на многочисленные высказывания психосоматиков о том, что самое распространенное психические заболевание — шизофрения, — является следствием патологической активизации древнейших мозговых структур (Э. Кречмер и др.). Олигофрения (тремя стадиями которой являются дебильность, имбецильность, идиотия), часто бывает связана с микроцефалией и здесь следует вспомнить, что форма черепа микроцефалов часто повторяет формы черепов древних гоминид (56).

Значение идеи Поршнева трудно переоценить, т.к. по сути дела он предложил новую парадигму, новое «зеркало», новый «щит». «Своим другим» сознания, через которое можно выйти на его истоки, является сознание со знаком минус, «анти-сознание», сумасшествие. Внимательный читатель может сам подсчитать, что это уже шестой по счету «щит Персея».

Идея Поршнева (значимость которой не только для теории антропогенеза, но и для понимания судьбы науки психологии, надеюсь, понятна), заключается в следующем: сознание не могло появиться, как результат медленного развития психики животных. В своем становлении оно прошло через некую точку сингулярности. Собственно говоря, удивляться следует не самой идее, а тому, что она родилась так поздно. Ведь мы уже давно знаем: все принципиально новое только так и появляется в мир, включая сам мир. Вспомним Большой взрыв.

Борис Федорович Поршнев являлся гениальным полемистом. Поэтому - слово ему:

«Загадка человека состоит в загадке начала человеческой истории, - уверяет он, напоминая пословицу «хочешь узнать что-либо, узнай, как оно возникло», и предлагает задуматься над следующей антиномией:

«Социальное нельзя свести к биологическому. Социальное не из чего вывести, как из биологического».

Поршнев считает, что решение этой антиномии возможно только на основе инверсии. «Последняя может быть кратко выражена так: некое качество (А\В) преобразуется в ходе развития в свою противоположность (В\А), - здесь все не ново, но все ново... ход истории представлял собой перевертывание исходного состояния. А этому последнему предшествовала и к нему привела другая инверсия: «перевертывание» животной натуры в такую, с какой люди начали историю. Следовательно, история вполне подпадает под формулу Фейербаха «выворачивание вывернутого» (50, с. 17).

ВРЕМЯ

«История приводит к тезису: на заре истории человек по своим психическим характеристикам был не только не сходен с современным человеком, но и представлял его противоположность. Только если понимать дело так, между этими полюсами протягивается действительная, а не декларируемая словесно дорога развития» (50, сс. 16-17).

Поршнев уделяет много внимания проблеме «пропасти Декарта» (как мы показали выше, можно также говорить о «пропастях» Павлова, Джемса, Выготского) и резко критикует попытки «закидать пропасть между человеком и животным до краев: человеческую сторону - сравнениями с животными, но в гораздо большей степени животную сторону -антропоморфизмами (что стало очень модно: вспомним бихевиористов, а вслед за ними К. Лоренца и его этологическую школу; «мыслящие» животные - вот уж истинно притча во языцех, — В.Т.). Такой эволюционизм не столько ставит проблему перехода от животного к человеку, сколько тщится показать, что никакой особенной проблемы- то и нет; не указывает задачу, а снимает задачу; успокаивает совесть науки, словесно освобождая ее от долга... Главный логический инструмент эволюционизма в вопросах психологии (и социологии) — категория, которую можно выразить словами «помаленьку», «понемножку», «постепенно», «мало-помалу» (50, сс.51-52).

Опираясь на эти «логические кванты», как иронически определял их Поршнев, эволюционисты еще пытаются полемизировать с теологами. Но ведь чудо не перестает быть чудом в зависимости от времени своего свершения! Какая разница за сколько секунд, минут или часов ожил Лазарь? «Логические кванты» ничего не объясняют и представляют собой средство самоуспокоения для эволюционистов. Разве это объяснение: помаленьку усложнялась психика; мало-помалу разрастался мозг; постепенно стадные отношения переходили в общественные?.. Это — самообман. Надо открытыми глазами смотреть на тот факт, что переход от зоологического уровня к человеческому еще не объяснен, - считал Поршнев.

И это не удивительно, учитывая состояние науки об антропогенезе. «Все, подлежащее познанию в гигантском комплексе естественнонаучных дисциплин, касающихся становления человека, может быть поделено на три большие группы: а) морфология антропогенеза, б) экология, биоценология и этология антропогенеза, в) физиология высшей нервной деятельности» (50, с.20). Научно разрабатывается только первая группа, — считал Поршнев. Из второй группы исследуется лишь «малый сектор». «Но с третьей группой дело обстоит совсем плохо: тут перед нами почти нет действительной науки» (50, с.20).

Не приношу традиционных извинений за обилие цитат. Нарочно цитирую, чтобы продемонстрировать интенсивность мышления этого гениального русского ученого, обладавшего широчайшим кругозором, сочетавшего в себе историка, философа, психолога, всегда смотревшего в суть проблемы и умевшего видеть суть. Нарочно цитирую, чтобы показать в конце, как гора родила мышь.

«Для того, чтобы мыслить начало человеческой истории как противоположность современности, надо либо создать для древнейшего прошлого набор специальных слов и значений, которые исключали бы применение привычных нам понятий, либо же примириться с тем, что всякое общее понятие будет употребляться в исторической науке в двух противоположных смыслах - для древнейшей поры и для современности. Оба варианта крайне неудобны. Но, по-видимому, это неудобство перекликается с логическими трудностями многих областей современной науки. Уже нельзя обойтись без терминов «античастицы», «антивещество» и даже «антимиры». Смысл теории Н.Я. Марра как раз и можно было бы выразить словами: то, что лежит в начале развития языка, это - антиязык» То же можно сказать о понятии «человек» (50, с.57).

Б. Поршнев отказывался признавать за всеми гоминидами от австралопитеков до неандертальцев качество разумности, несмотря на то, что многие из них активно использовали орудия труда (неандертальцы - вне всякого сомнения).

«Троглодитиды (Поршнев вернулся к К. Линнею в обозначении ископаемых гоминид) включились в биосферу не как конкуренты убийц, а лишь как конкуренты зверей, птиц и насекомых, поедавших «падаль», и даже поначалу как потребители кое-чего остававшегося от них. Иначе говоря, они заняли если и не пустовавшую, то не слишком плотно занятую экологическую нишу. Троглодитиды ни в малейшей степени не были охотниками, хищниками, убийцами, хотя и были с самого начала в значительной мере плотоядными, что составляет их специальную экологическую черту сравнительно со всеми высшими обезьянами. Разумеется, они при этом сохранили и подсобную или викарную растительноядность. Но нет сколько-нибудь серьезных и заслуживающих согласия аргументов в пользу существования охоты на крупных животных в нижнем и среднем палеолите, есть лишь одни фикции. Троглодитиды, начиная с австралопитековых и кончая палеоантроповыми, умели лишь находить и осваивать костяки и трупы умерших и убитых хищниками животных. Впрочем, и это было для высших приматов поразительно сложной адаптацией. Ни зубная система, ни ногти, так же как жевательные мышцы и пищеварительный аппарат, не были приспособлены к занятию именно этой экологической ниши. (Вот уж истинно так! Убежденный симиалист Поршнев опровергает «обезьянью» гипотезу; у древесных обезьян, которые, якобы, являлись предками человека, ничто не было приспособлено к занятию той экологической ниши, о которой пишет Поршнев; почему было не допустить мысль, что это были не обезьяны? — В.Т.). Троглодитиды стали высокоэффективными и специализированными раскалывателями, разбивателями, расчленителями крепких органических покровов с помощью еще более крепких и острых камней. Тот же самый механизм раскалывания был перенесен ими и на сами камни для получения лучших рубящих и режущих свойств. Это была чисто биологическая адаптация к принципиально новому образу питания - некрофагии» (50, сс.109-110).