Читать онлайн «Почему он нас уничтожал? Сталин и украинский голодомор». Страница 15

Мы видим, что проблема осмысления Голодомора отечественными и зарубежными учеными, украинским обществом и международным сообществом оказалась совсем непростой. Знаем ли мы все, что происходило в нашей Украине семь — восемь десятилетий тому нпаад? Освободились ли мы от стереотипов, заложенных в сознание нескольких поколений?

Иногда приходится под грузом новых или переосмысленных фактов отказываться от установившихся представлений о тех или иных аспектах прошлого. Это — нормально для профессионального историка, в этом — смысл научного поиска. Когда началась горбачевская десталинизация, одна импульсивная женщина не выдержала и на весь Советский Союз заорала: «Не могу поступиться принципами!». Она не нашла в себе мужества заглянуть в бездну и увидеть, насколько ленинская идеология отличались от ленинско-сталинской практики.

Фальшь советской эпохи нужно выдавливать из себя по капле. Чем скорее наше общество освободится от стереотипов прошедшей эпохи, грм легче будет жить. Мощным рычагом в этом может стать правда о Голодоморе.

Какова она, эта правда? Я предлагаю в следующих статьях свою версию событий 1932–1933 годов в Украине. Читатели, уже подготовленные историографическим вступлением в виде этих четырех статей, должны нынести собственное суждение о фактах, которыми теперь обладает историческая наука. Следовательно, впереди статьи о сущности коммунистической «революции сверху», национальной политике Кремля, механизмы геноцида и другие темы, которые в совокупности дают ответ на мои рос, почему Сталин нас уничтожал.

10 ноября 2005 года

В предыдущей статье я отметил, что теперь не пользуюсь популярным у нас и на Западе термином «сталинизм». Перечитывая ее, подумал, что неприятие термина надо обосновать. Одновременно еще раз перечитал статью профессора Неаполитанского университета Андреа Грациози в «Украинском историческом журнале» (2005, № 3) и остановился на такой мысли: «С. Кульчицкий аргументировал предпосылки геноцида с другой точки зрения, представляя голод (как на общесоветском, так и на украинском уровнях) как идеологически обусловленный геноцид, следствие решений 1929 года».

Объединив обе мысли, я понял, что нельзя ограничиться выявлением социально-экономического и национального измерений геноцида, как это было запланировано. Нужно выделить и третье измерение — идеологическое. Начинать его анализ следует не с 1929 года, когда развернулась сплошная коллективизация сельского хозяйства, а с 1917-го, когда В. Ленин вбросил в российское общество идею о построении «государства-коммуны».

В данном случае речь идет не о новых нюансах в концепции Голодомора как геноцида, а только о совершенствовании ее структурного построения. Необходимо так изложить причинно-следственные связи между Голодомором и всей картиной «социалистического строительства», чтобы концепция приобрела логическую стройность и стала прозрачной для читателей. Это значит, что начинать непосредственное изложение концепции следует с идеологического измерения геноцида.

В 2003 году я подготовил книгу «Русская революция 1917 года: новый взгляд». Она была издана в Институте истории Украины, под одной обложкой было два идентичных текста на украинском и русском языках. Небольшой тираж разошелся среди специалистов, в том числе г роди членов научного совета по истории революций при Российской академии наук.

Я находил только одну революцию в 1917 году — не Февральскую и Октябрьскую, а Русскую со специфическими ответвлениями последней м национальных окраинах империи — Украинской и другими. Но не в игом состоял новый взгляд на события. Наиболее авторитетный на Западе специалист по истории России Ричард Пайпс еще в 1990 году издал в Нью-Йорке двухтомник «The Russian revolution», в котором революционный процесс в целом закономерно рассматривался как целостный. Ассоциация «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН) в 1994 году перевела и издала этот двухтомник в Москве под аутентичным названием («Русская революция»). Но после публикации пой книги от двух революций в одном году мало кто отказался и в России, и в Украине. Изменилась лишь терминология: Великую Октябрьскую социалистическую революцию теперь называют октябрьским переворотом.

Новизна моего подхода (также никем не признанного) заключается и диализе исторического феномена, всем известного как советская и власть. Я думаю, что именно политический режим с этим неточным названием обеспечил русскому коммунизму запас прочности на три поколения. Суть ленинского изобретения заключалась в разделении завопим иной власти — целостной и централизованной — на две части, из которых только одна была повернута лицом к народу, создавая видимость народовластия. Советы с их исполнительными комитетами формировались населением согласно нормам демократических конституций, но под строгим контролем парткомов, которые рекомендовали синих кандидатов в депутаты от «блока коммунистов и беспартийных». Партийные комитеты, которые были вторым лицом власти, выбирались только членами государственной партии. Благодаря принципу «демократического централизма», на котором базировалась партия и нее общественно-политические структуры страны, персональный состав руководящих органов монопольно существующей партии сначала определялся более высоким по иерархии звеном, и лишь потом формально утверждался на «выборах».

Исполкомы советов имели вполне реальную управленческую власть. Парткомы не вмешивались в управление, если считали это ненужным, но имели монополию на политические и кадровые решения. Следовательно, советская власть была двуединой, то есть конструировалась как симбиоз отдельно существующих властных систем — парткомов, вплоть до Центрального комитета ленинской партии, и исполнительных комитетов советов, вплоть до Совнаркома СССР. Коммунистическая диктатура была коллективной по определению, потому что «демократический централизм» мог ее фокусировать только до уровня политбюро ЦК ВКП(б).

Отношения между членами политбюро ЦК, то есть партийными вождями, не могли определяться конституцией, потому что партия стояла над советами и обществом. Не определялись они и партийным уставом с его лицемерным демократизмом — принципом «демократического централизма». Эти вожди, однако, не имели власти, освященной происхождением и религией, как в традиционных монархических обществах. В результате отношения между ними определялись, как в львином прайде, борьбой до определения победителя. В руках у победителя концентрировалась вся власть над партией и обществом. Никто не мог помешать ему в реализации решений, направленных на истребление миллионов людей во имя сохранения абсолютной личной власти. Такой была власть, завоеванная Сталиным в ходе жестокой шестилетней (1923–1928) борьбы внутри политбюро ЦК ВКП(б). Советская власть…

Почему глубинное содержание некоторых сталинских документов, которые непосредственно связаны с Голодомором, не воспринимается нашим сознанием? В предыдущих статьях я приводил один такой пример, в следующих будет повод привести еще один. А ответ таков: история СССР в советских учебниках была далекой от реальной действительности. В отличие от нас, Сталин не был воспитанником советской школы. Он стоял у истоков власти, которую назвали советской, и хорошо знал ее уязвимые места и болевые точки. Наоборот, для нас суть советской власти более или менее совпадала с ее пропагандистским имиджем. Те же, кто ненавидел ее, ненавидели слепо.

Когда я говорю о «нас», то разумею под этим свое поколение. В том числе генерального секретаря ЦК КПСС, членов ЦК КПСС и депутатов Верховного Совета СССР. Всех тех, кто в 1988 году под лозунгом «полновластия Советов» легкомысленно разрушил созданную Лениным конструкцию власти. Они получили результат, которого не могли предвидеть: тоталитарное государство развалилось, и общество восстановило над государством суверенитет, завоеванный в марте и утраченный в ноябре 1917 года.

Природа советской власти стала окончательно понятной для меня только после конституционной реформы М. Горбачева, то есть тогда, когда эта власть избавилась от диктатуры парткомов и стала принципиально другой. Только после этого я смог внести ясность в проблему ив генезиса. Чтобы понять, почему стал возможным Голодомор, необходимо выявить, как эта власть возникла и какие задачи ставила перед собой.

Термин «сталинизм» стал у нас популярным после первой, еще хрущевской десталинизации, то есть со второй половины 50-х годов. Официальная историография настаивала на том, что большевистская революция — это и есть народная революция 1917 года. Мол, Кремль воплощал в жизнь ее требования, проводил либеральную политику в сфере экономики (НЭП) и национальных отношений (коренизация), а потом пришел Сталин и все испортил.