Читать онлайн «Краткая всемирная история». Страница 46

Это в равной мере относилось и к древним отраслям, например к сельскому хозяйству и горному делу, и к новейшим металлургическим процессам. Для пахоты, сева и уборки урожая появились быстродействующие машины, освобождавшие десятки людей. Римская цивилизация основывалась на дешевом принудительном труде, современное общество заменило его дешевой механической энергией. С течением столетий энергия дешевела, а труд дорожал. Если машины на целое поколение и запоздали спуститься под землю, то лишь потому, что люди там были дешевле машин.

Итак, в истории человечества произошел первостепенной важности переворот. Некогда главная забота богачей и правителей заключалась в том, чтобы всегда иметь достаточный запас одушевленного рабочего скота. Но в XIX веке всем стало ясно, что простой человек может быть чем-то большим, нежели тягловое животное. Хотя бы ради «эффективности производства» он должен иметь образование и понимать, что происходит в окружающем его мире. Начиная с раннего христианства в Европе затеплилось народное образование, и это же произошло в Азии с распространением ислама — верующие должны хоть немного понимать ту религию, что спасает их души, и читать для этого священные книги. Христианские диспуты привлекали последователей других религиозных учений, подготавливая тем самым почву для народного образования. В Англии, например, в 30-х и 40-х годах XIX века публичные споры религиозных сект и необходимость привлечения в них новых верующих привели к появлению конкурирующих образовательных детских учреждений: церковных «национальных» школ, диссидентских «британских» школ и даже католических начальных школ. Во второй половине XIX века во всем западном мире быстро развивалось народное образование, но ничего похожего в образовании высших классов не наблюдалось. Колоссальная пропасть, разделявшая когда-то миры читателей и нечитателей, сузилась до едва заметной разницы в образовании. За этим, независимо от социальных условий, стояла техническая революция, неумолимо требовавшая полного устранения неграмотности.

Экономическая революция в Римской республике не осознавалась простыми гражданами, которые не ощущали происходивших на протяжении их жизни перемен с такой же ясностью, с какой они понятны нам. Зато промышленная революция конца XIX века все более явственно воспринималась простыми людьми, которые могли читать, обсуждать, общаться и наблюдать происходящее, чего никогда раньше не было.

Установления, обычаи и политические идеи древних цивилизаций развивались очень медленно, веками, никто их не планировал и не предвидел. Только в великом VI веке до н. э., когда человечество покидало свое детское состояние, люди начали лучше понимать свои отношения друг с другом и не только подвергать сомнению общепринятые понятия, законы и способы правления, но и осознавать необходимость перемен.

Мы рассказывали о замечательном интеллектуальном расцвете Греции и Александрии и о том, как распад рабовладельческих цивилизаций, тучи религиозной нетерпимости и абсолютизма затмили это многообещающее начало. Свет бесстрашной мысли по-настоящему пробился сквозь европейские сумерки только в XV—XVI столетиях. Отчасти мы пытались показать значение арабской мудрости и монгольских завоеваний для постепенного очищения интеллектуального небосвода Европы. Сначала развивалось в основном материальное знание. Наука о человеческих отношениях, индивидуальная и социальная психология, экономические исследования не только сложны сами по себе, но и по своей природе неразрывно связаны с человеческими эмоциями. Прогресс в этих областях происходит медленно, с большим сопротивлением. Люди довольно спокойно относятся к воззрениям на природу звезд или молекул, но идеи о том, как нужно жить, затрагивают каждого из нас.

Подобно тому как в Греции смелые идеи Платона предшествовали изысканиям Аристотеля, направленным на познание действительности, в Европе нового времени первые политические учения появились в виде утопий, как непосредственное подражание платоновским «Государству» и «Законам». «Утопия» сэра Томаса Мора, своеобразное переложение Платона, стала в Англии одним из источников при создании закона о бедных. Более фантастическим и непрактичным оказался «Город Солнца» неаполитанца Томмазо Кампанеллы.

К концу XVII века возникла обширная политическая литература Среди ее зачинателей был Джон Локк, отец которого, ученый из Оксфорда и убежденный республиканец, заинтересовал его химией и медициной. Трактаты Локка о правительстве, веротерпимости и образовании показывают нам ум, вполне открытый социальным реформам. Несколько позже француз Монтескье (1689—1755 гг.) подверг глубокому и всестороннему анализу социальные, политические и религиозные институты и лишил магического престижа абсолютную монархию. Как и Локк, он развенчал множество ложных идей, мешавших сознательным попыткам преобразования общества.

На проложенный им путь в следующие десятилетия вступило новое поколение. Группа блестящих писателей, «энциклопедисты» (в большинстве своем люди бунтарского духа, вышедшие из иезуитских школ), взялась за планирование нового мира (1766 г.). Бок о бок с ними были «физиократы», занимавшиеся экономическими исследованиями производства и распределения продуктов питания и других товаров. Аббат Морелли, автор «Кодекса Природы», разоблачал частную собственность и предлагал коммунистическую организацию общества. Он был предшественником тех многочисленных и разнообразных мыслителей, которые стали называть себя социалистами.

Что такое социализм? Этому есть не менее сотни определений, а социалистических сект наберется с тысячу. В сущности социализм — это отрицание идеи собственности во имя общего блага. Вместе с интернационализмом социализм образует главную ось, вокруг которой вращается большая часть нашей политики.

Собственность возникает из агрессивных инстинктов человека; задолго до появления человека собственниками были обезьяны. Звери всегда готовы сражаться за свою собственность: собака — за кость, тигрица — за логово. Что может быть бессмысленнее теорий некоторых социологов о «первобытном коммунизме»? Стадный человек раннего палеолита заявлял о своем праве на жен и дочерей, на орудия, на окружающий его мир и, если чужак забредал в пределы этого мира, старался его убить. Как доказал профессор Аткинсон в своей книге «Первобытный закон», племена развивались благодаря постепенно возникавшей терпимости старших к младшим и признанию захваченных ими жен, охотничьей добычи и орудий. Человеческое общество росло на компромиссе прав собственников, компромиссе инстинктов, вызванном необходимостью прогнать чужое племя за пределы своего мира. Если холмы, леса и реки не были твоей или моей землей, то лишь потому, что они принадлежали всем нам. Каждый предпочел бы иметь свою землю, но из этого ничего не получалось, потому что в этом случае другие нас просто бы уничтожили. С самого начала общество устанавливало компромисс собственников. Среди животных и дикарей собственность проявлялась гораздо резче, чем в современном, цивилизованном мире. Она укоренена не столько в нашем разуме, сколько в инстинктах.

У природного дикаря и у отсталого современного человека никаких ограничений в сфере собственности нет. Добытое силой принадлежит победителю: женщина, пленник, пойманный зверь, лесная поляна — все что угодно. По мере развития общества возникали законы для ограничения кровавых междоусобиц, устанавливались простейшие способы разрешения споров. Собственность принадлежала тому, кто первый сделал, первый захватил, первый заявил о своем праве. Стало вполне естественным, что несостоятельный должник переходит в собственность заимодавца, равно как и то, что объявивший себя хозяином земельного участка мог требовать плату с тех, кто хотел его возделывать. Постепенно, по мере того как люди начинали понимать преимущества организованной жизни, им стали понятны неудобства такого рода неограниченной собственности. Уже при рождении люди попадали в мир, где все было давно поделено. Более того, они и сами оказывались чьей-то собственностью. Теперь трудно отыскать следы социальных конфликтов в первобытных цивилизациях, но из нашего рассказа о Римской республике можно видеть, как возникла идея об антиобщественной сущности долгов и неограниченного землевладения. И наконец, великий революционер из Назарета радикально осудил собственность. По его словам, легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому попасть в Царство Небесное. Судя по всему, в последние двадцать пять-тридцать веков осуждение собственности в мире неуклонно возрастало. Через девятнадцать сотен лет после Иисуса мы видим, что христианский мир считает недопустимым владеть людьми. Пошатнулось убеждение и в том, что «человек может делать с принадлежащим ему все, что пожелает».