Читать онлайн «Страна премудрых пескарей. Очерки истории эпохи». Страница 25

Понятно, такой исход не устраивал ни родину Уэллса, ни США. Британцы возобновили поиск общего языка с японцами. США прибегли к отлаженному веками англосаксонскому способу косвенного давления на конкурента – созданию новых конкурентов ему: стратегия конструирования патовой позиции оказалась применена против автора. Британия рассматривала Германию как потенциальный противовес Франции. США – как потенциальный противовес самой Британии. Отсюда и план Дауэса, и поразительная лёгкость создания в США множества немецких землячеств и обществ поддержки Германии. И – главное! – громадные инвестиции американских финансистов и промышленников в германское хозяйство.

Но Британия в ту пору не зря именовалась Великой. Если в Первой Мировой всех германских возможностей не хватило для её сокрушения, то во Второй Мировой Германия, изрядно ослабленная предыдущим поражением, и подавно не имела – по простым очевидным линейным расчётам середины 1920-х годов – ни малейшего шанса.

Прагматичные американцы обратили внимание на тогдашнего изгоя мирового сообщества, самим своим политически изолированным положением обречённого хвататься за любую соломинку, искать малейшую возможность союза с кем бы то ни было, да вдобавок ещё и разорённого даже по сравнению с Германией и лишённого всякой возможности самостоятельно возродить промышленность. Вторым противовесом Британии оказался обречён стать Союз Советских Социалистических Республик.

Уже в 1927-м начато строительство Днепровской гидроэлектростанции – при мощной технической и финансовой помощи General Electric. Архитектурное бюро Альберта Йозефовича Кана (1869.03.21–1942.12.08) – создателя почти всего тогдашнего центра американской автомобильной столицы Детройта – участвовало в проектировании заводов, чьё строительство и оборудование обошлось СССР в громадные по тому времени два миллиарда долларов (доллар же до прихода в 1933-м президента Франклина Рузвельта содержал 1.5050069 грамма чистого золота, что соответствовало $20.67 за тройскую унцию = 31.1034768 грамма, а сразу после его вступления в должность девальвирован до 0.8886708 грамма, то есть $35 за унцию). Значительная часть технологических процессов большинства этих заводов также отработана за океаном. Многие заводы – например, нижегородский автомобильный – куплены целиком, вместе с лицензиями на готовую продукцию.

Легко нам было добывать и чисто военные решения.

Например, быстроходный колёсно-гусеничный танк, созданный Кристи, куплен в качестве трактора: его вывезли в СССР без башни, ибо танковые орудия мы к 1930-му году уже научились делать сами. Он стал основой серии танков БТ, ушедшей с производства только после того, как конструкторы додумались использовать марганцовистую сталь Гадфильда для создания износостойких гусениц (до того траки ломались уже через пару сот километров пробега, отчего весь танкостроительный мир экспериментировал с колёсным приводом для межбоевых маршей). Впрочем, даже в легендарном Т-34 сохранились – ввиду производственной преемственности – колёса большого диаметра на вертикальной пружинной подвеске конструкции Кристи и его же коробка передач, уже явно устарелая (только в 1943-м в её корпус втиснули новую – более эффективную – систему передач: оборудование для изготовления корпуса столь сложно, что его использовали до физического износа ключевых станков, купленных с подачи того же Кристи).

Производимые в СССР авиационные двигатели водяного охлаждения созданы в основном на основе лицензий, купленных у немецкой Bayerische Motoren Werke и французской Hispano-Suiza, хотя советские конструкторы ухитрились выжать из конкретных размеров (в моторе именно диаметр цилиндров и длина хода поршней в значительной мере определяют ход рабочих процессов и условия охлаждения) в разы больше, чем исходные авторы. А по двигателям воздушного охлаждения в 1930-е впереди оказались американцы – и наши самолёты перешли с моторов, чья родословная восходит к французской Gnome-Rhone и английской Bristol, на потомки творений Wright и Pratt & Whitney.

Однако линейная экстраполяция технологических заимствований не всегда успешна. Иной раз лёгкий доступ к американским военным конструкциям даже оказывался вреден.

Так, за океаном увлеклись универсальными орудиями, способными с равной лёгкостью вести огонь при любых углах возвышения – от противотанковых до зенитных. И наш заместитель по вооружениям народного комиссара обороны Тухачевский долго настаивал на использовании передового американского опыта. Его не беспокоила ни конструктивная сложность таких орудий, затрудняющая их массовое производство, ни значительные масса и габариты, усложняющие транспортировку к полю боя и маскировку на нём. Только реальный опыт эксплуатации универсальных орудий в войсках – и американских, и наших, и воевавших за пределами Европы – позволил ещё в мирное время отказаться от избытка универсализма и перейти к специализированным конструкциям.

Справедливости ради отметим: на протяжении всей Второй Мировой войны едва ли не лучшим противотанковым средством, способным поразить любую тогдашнюю боевую машину, оставалась германская 88-мм и аналогичная ей советская 85-мм зенитная пушка. Насколько нам известно, гильзу для них наши и германские конструкторы создали совместно в 1932-м – незадолго до того, как приход к власти национальной социалистической немецкой рабочей партии прервал техническое и экономическое сотрудничество наших стран. В том же 1932-м создана и гильза, использованная в наших 14.5-мм противотанковых ружьях (и затем в крупнокалиберном пулемёте Владимирова) и германских 15-мм авиационных пулемётах. Разница в маркировке объясняется тем, что у нас принято измерять калибр по минимальному диаметру нарезного ствола, а в Западной Европе по максимальному. Кстати, в США рекламы ради калибр чаще всего указывают по диаметру пули: он больше максимального диаметра ствола, дабы пуля плотно впрессовалась в канал и перекрыла малейшую возможность утечки пороховых газов. Но зенитные пушки – при всём остроумии их конструкторов – действительно оказались столь велики и сложны, что их количество в войсках было явно недостаточно для полноценной противотанковой защиты, а на поле боя их невозможно было ни замаскировать, ни выкатить из-под огня, так что их расчёты могли только победить или погибнуть.

Впрочем, технические тупики случаются у всех. Главное – экономическое и техническое сотрудничество с Соединёнными Государствами Америки помогло нам создать мощную промышленную основу большей части грядущих военных и хозяйственных успехов.

В военной части наша оборона в значительной степени затачивалась под столкновение с Британией – даже независимо от сотрудничества с США. Ведь антисоветская риторика позволяла британскому руководству решать многие внутренние задачи. Так, 1924.10.25 в газетный оборот вброшено поддельное письмо председателя Исполнительного комитета Коммунистического Интернационала Зиновьева с рекомендацией британским пролетариям готовить гражданскую войну, благодаря чему через четыре дня на выборах победили консерваторы и первое лейбористское правительство Макдональда уступило место консерваторам во главе с Болдуином. А 1927.05.12 налёт на советское торговое представительство в Лондоне дал консерваторам возможность вбросить в газетный оборот множество фальшивок о коммунистическом заговоре и таким способом не только разорвать дипломатические и торговые отношения с СССР, но – главное! – укрепить свои позиции внутри страны. Подобные трюки могли в любой момент перейти в прямое столкновение.

Появление в конце 1930-х большой кораблестроительной программы тоже трудно объяснить без представления о грядущем противостоянии с Британией. Исход сражений с Германией очевидным образом решался на суше. Громадные средства и силы, ушедшие на новейшие линейные корабли и тяжёлые крейсера, так и не сошедшие со стапелей, было бы куда полезнее потратить на танки и пушки. Но, похоже, заокеанский инвестор намекнул на обязанность отработать ранее оказанную поддержку. Да и линейное мышление – на сей раз советских руководителей – подталкивало к развитию морских сил: ведь в общем случае они действительно укрепляют мощь державы.

Впрочем, значительную часть этой поддержки мы к тому времени покрыли обычным способом – деньгами. Советский экспорт нарастал с каждым днём. Хотя и оставался в основном сырьевым – но и сырья мы добывали всё больше как раз благодаря индустриализации.

Печально памятный голод 1932–3-го годов случился не только потому, что коллективизация ориентировалась на механизированную обработку земли, а техники для этого производилось ещё слишком мало, но в значительной мере ещё и потому, что в тот момент по политическим причинам спектр предметов советского экспорта был ограничен.