Читать онлайн «Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы». Страница 15

Суть «миниреформ» составляли попытки активизировать экономические стимулы развития производства, преодолеть «военно-коммунистические» методы управления индустрией. Официально были осуждены теории скорого отмирания товарно-денежных отношений и введения прямого «социалистического» продуктообмена. Деньги и материальные стимулы объявлялись долгосрочной основой для создания новой экономики. Однако наиболее явно и ощутимо новые тенденции проявились в осуждении массовых репрессий против инженерно-технических работников, в государственной поддержке авторитета хозяйственников, осуществлявшейся под лозунгом «укрепления единоначалия».

После серии решений, которые касались отдельных конкретных случаев ущемления прав хозяйственников и реабилистов, Политбюро в середине 1931 г. приняло ряд достаточно кардинальных мер. 10 июля 1931 г. Политбюро одобрило два постановления, которые существенно меняли положение специалистов и в какой-то мере ограничивали права ОГПУ в целом. Первое под названием «Вопросы ОГПУ» предусматривало, что ОГПУ не имеет права на аресты коммунистов без ведома и согласия ЦК ВКП(б), а на аресты специалистов (инженерно-технический персонал, военные, агрономы, врачи и т.п.) без согласия соответствующего наркома (союзного или республиканского), причём в случае разногласий между наркомами и ОГПУ вопрос переносился на разрешение в ЦК ВКП(б). Постановление предусматривало также, что «граждан, арестованных по обвинению в политическом преступлении», ОГПУ не имеет права «держать без допроса более, чем две недели, и под следствием более, чем три месяца, после чего дело должно быть ликвидировано либо передачей суду, либо самостоятельным решением коллегии ОГПУ». Все приговоры о расстреле, выносимые коллегией ОГПУ, отныне должны были утверждаться ЦК ВКП(б)[114].

Второе постановление под названием «О работе технического персонала на предприятиях и об улучшении его материального положения» содержало развёрнутую программу юридической и политической реабилитации специалистов. Постановление состояло из двух частей: строго секретной, проходившей под грифом «особая папка», и секретной, которая рассылалась на места всем партийным, государственным и хозяйственным руководителям. В закрытой части было записано всего два пункта, имевших, однако, принципиальное значение: «Освободить арестованных специалистов в первую очередь по чёрной металлургии и потом по углю по списку, согласованному между Орджоникидзе и Менжинским, и направить их для работы на заводы; Отменить постановление СТО об обязанности ОГПУ привлекать к ответственности специалистов за пережоги топлива»[115].

Большая часть постановления была разослана на места и предусматривала амнистию специалистов, осужденных к принудительным работам, отменяла дискриминацию специалистов при назначении на руководящие посты на предприятиях. Дети инженерно-технических работников при поступлении в высшие учебные заведения получали равные права с детьми индустриальных рабочих (ранее они подвергались дискриминации). Один из пунктов постановления требовал не допускать вмешательства партийных организаций в оперативную деятельность администрации предприятий. Наконец, постановление от 10 июля запрещало милиции, уголовному розыску и прокуратуре вмешиваться в производственную жизнь предприятий и вести следствие по производственным делам без специального разрешения дирекции предприятий или вышестоящих органов. На промышленных предприятиях упразднялись официальные представительства ОГПУ[116].

Однако все эти преобразования носили половинчатый и непоследовательный характер. Основы политики «большого скачка» оставались неприкосновенными. Страна всё глубже втягивалась в глубокий социально-экономический кризис, который особенно очевидно проявлялся в деревне. Массовый характер принял выход крестьян из колхозов. С января по 1 июля 1932 г. число коллективизированных хозяйств в РСФСР сократилось на 1370,8 тыс., а на Украине — на 41,2 тыс[117]. Голодные крестьяне оказывали сопротивление вывозу хлеба в счёт заготовок, нападали на государственные хлебные склады. О таких событиях на Украине, недалеко от Полтавы, докладывал председателю Совнаркома СССР В.М. Молотову один из руководителей ЦКК ВКП(б), проводивший инспекцию в этих районах. Он писал, что 3 мая 1932 г. около 300 женщин села Устиновцы захватили председателя сельсовета и, выбросив чёрный флаг, двинулись на железнодорожную станцию Гоголево, где начали ломать двери складов. Первоначально заведующий складами сумел отогнать толпу при помощи огнетушителя: испугавшись, что это газы, женщины разошлись. Однако на следующий день крестьяне начали собираться снова. Для подавления волнений были вызваны вооружённая милиция и уполномоченные ГПУ. Хлеб со складов в тот же день быстро вывезли.

На следующий день, 5 мая, примерно такая же толпа, состоявшая из женщин деревни Часниковка, разгромила склад на станции Сенча и забрала 37 мешков пшеницы. 6 мая, вдохновлённые первыми победами, крестьяне вновь пришли на станцию и забрали из вагонов 150 пудов кукурузы. Коммунистов, которые пытались остановить толпу и стреляли в воздух, разогнали. К вечеру на станцию прибыли 50 вооружённых милиционеров и коммунистов. Однако крестьян это не испугало — на станцию собрались около 400 человек, которые вновь попытались открыть вагоны. 7 мая ещё большая толпа крестьян была разогнана конной милицией и вооружёнными коммунистами.

На станции Сагайдак 5 мая около 800 человек оттеснили двух милиционеров и сельских активистов, охранявших хлеб, отдали тут же, но 100 увезли с собой. 6 мая попытку, правда безуспешную, забрать хлеб сделали около 400 крестьян из деревень Лиман и Федунки[118]. Подобных событий было много по всей стране.

Весной 1932 г. в связи со снижением норм карточного снабжения хлебом начались антиправительственные выступления также и в городах. 7–9 апреля, например, большие группы жителей белорусского города Борисова разгромили хлебные склады, организовали демонстрацию и шествие женщин и детей к красноармейским казармам. По официальным оценкам, скорее заниженным, в волнениях участвовало 400–500 человек. Демонстранты встретили определённую поддержку у представителей местных властей и милиционеров. Несмотря на лояльность войск, были замечены «болезненные явления среди красноармейцев и комсостава»[119].

Куда более серьёзные события произошли через несколько дней в текстильных районах Ивановской области. Положение этих регионов было типичным для центров такого рода, занимавших промежуточное место между особо бедствующей деревней и скудно, но более регулярно снабжаемыми крупными юродами. Задержки в выдаче продуктов по карточкам, низкие заработки из-за простоев технически отсталых и не обеспеченных сырьём фабрик — характерные черты быта текстильных посёлков. В начале 1932 г. в Вичуге, например, несколько месяцев не выдавали муку; дети, и без того получавшие 100 граммов хлеба в день, были переведены на 60-граммовый паёк[120]. На политические настроения текстильщиков влияла тяжёлая ситуация в окружающих деревнях, где многие фабричные имели родственников. Коллективизация ввергла их в разорение. В такой взрывоопасной обстановке в начале апреля из Москвы пришло распоряжение о сокращении карточных норм.

5 апреля началась забастовка на фабрике им. Ногина в Вичуге. 9 апреля бастовали почти все фабрики города. На следующий день многотысячная толпа двинулась к горсовету, разгромила здание милиции, заняла здания ГПУ и райкома партии. Активные выступления в городе продолжались и на следующий день. В стычках с милицией (согласно официальным отчётам) один демонстрант был убит и один ранен, пятнадцать милиционеров получили тяжёлые ранения, а 40 милиционеров и 5–7 ответственных работников — лёгкие. 12 апреля в Вичугу прибыл Л.М. Каганович. При помощи репрессий и обещаний забастовку на вичугских фабриках удалось прекратить. Помимо Вичуги, забастовки и массовые волнения произошли в ряде других районов Иваново-Вознесенской области — Тейковском, Лежневском, Пучежском[121]. Для локализации выступлений ивановские руководители приняли энергичные меры. 14 апреля было одобрено решение об «изъятии антисоветских элементов» в крупнейших городах. Для предотвращения похода рабочих Тейково в Иваново-Вознесенск было решено не останавливать в Тейково поезда[122]. В районах волнений проводились массовые аресты руководителей забастовок. Всё это позволило предупредить втягивание в забастовочное движение рабочих других центров, хотя обстановка в регионе оставалась тяжёлой.

Хотя ивановские волнения удалось сравнительно быстро подавить, эти события выявили ряд очень тревожных для сталинского режима симптомов. Забастовки и демонстрации произошли в одной из крупнейших промышленных областей в центре страны, неподалёку от столицы и охватили одновременно несколько районов. В любой момент к забастовщикам могли присоединиться рабочие других предприятий, где также наблюдались «тяжёлые настроения». Большое влияние апрельские события оказали на крестьян Ивановской области, многие из которых фактически поддержали рабочих-забастовщиков. По деревням прокатились так называемые «волынки» — коллективные отказы от работы в колхозах, усилился распад колхозов[123]. Активное участие в забастовках и демонстрациях принимали местные коммунисты (в ряде случаев они были их организаторами)[124]. Одновременно полную беспомощность продемонстрировали местные руководители.