Читать онлайн «Богачи. Фараоны, магнаты, шейхи, олигархи». Страница 31

Механизмы папского банкинга были сложны. Местные сборщики получали плату за индульгенцию (сертификат, подписанный папой, который снимал с получателя все грехи и открывал дорогу в рай) и множество других налогов, причитающихся церкви. Затем они сдавали полученное в ближайший филиал или дочернюю компанию Банка Медичи. Те переводили деньги в Рим, записывая суммы, полученные от сборщиков, в приход. Так возникали проблемы с денежными потоками: Рим купался в деньгах, а многие отделения по всей Европе были должны ему значительные суммы[207].

Перевозки денег по Европе считались занятием опасным — по дороге могли ограбить. Чтобы этого избежать, использовались разного рода запутанные схемы. Популярной альтернативой была покупка предметов роскоши вроде шелка, произведений искусства и столового серебра из северной Европы, а также английской шерсти. Почти все банки вели такие параллельные торговые операции.

Ведение папских счетов имело для Медичи и другие преимущества. Положение Козимо позволяло ему определять, кто в фаворе, а кто нет, — как в церкви, так и в публичной жизни. Его чиновники собирали плату с новых епископов в обмен за их номинацию; если деньги не уплачивались, Медичи жаловались папе, и епископа лишали сана. Духовные санкции были для Козимо еще одним из множества инструментов сбора доходов и реализации власти. В 1438 году церковь подарила ему величайшую на тот момент возможность. Раскол между двумя частями древней Римской империи — Византией и Римом — достиг высшей точки в XIII веке, во время Четвертого крестового похода, когда армии Запада осквернили и разрушили Константинополь, насилуя и убивая местных жителей. После этого окончательно укрепился Великий раскол между восточной и западной церквями. Два века спустя общий враг, ислам, вынудил обе ветви церкви пойти на своего рода примирение. Иоанн VIII Палеолог, византийский император и глава константинопольской православной церкви, обратился к папе Евгению IV с просьбой защитить христианский мир от надвигающихся из Турции мусульманских османских армий. Главы церквей договорились встретиться в Ферраре и обсудить союз. В апреле 1438 года Иоанн прибыл туда со своей делегацией в семьсот человек. Их содержание быстро истощило ресурсы Евгения. Папа оказался на мели и вынужден был обратиться за кредитом к одному-единственному человеку — а речь шла о сумме в десять тысяч золотых флоринов. Козимо с радостью откликнулся. Прекрасно устроившись во Флоренции, он внимательно наблюдал оттуда за развитием ситуации.

Жуткие события сыграли ему на руку. В Ферраре разразилась чума — привычная угроза в те времена. Козимо отправил в город брата Лоренцо с предложением: экуменический собор может переместиться во Флоренцию. Он сообщил, что город готов платить полторы тысячи флоринов в месяц на содержание гостей — так долго, сколько понадобится. Это обещало колоссальный престиж и поразительные политические выгоды. Козимо просчитал свою щедрость до последней копейки. На собор во Флоренции в 1439 году пришелся пик прибыльности банка — порядка 14 400 флоринов, в два с лишним раза больше, чем средние ежегодные прибыли римского отделения банка за следующие двенадцать лет[208].

Козимо отказался от жизни в тени, которую поначалу избрал; великий политический спектакль оказался слишком большим искушением для его эго. Перед прибытием собора он добился избрания его гонфалоньером, чтобы получить возможность возглавить городскую делегацию, встречавшую папу и императора. Это были политические игры, в которые играют знаменитости. Но все же его тщательно продуманные планы сорвались. Во время церемониального вступления в город двух делегаций небеса разверзлись, собравшиеся толпы были вынуждены освободить улицы, а процессии укрылись в стоявшем по соседству дворце.

В течение шести месяцев этого гигантского конклава во Флоренции сосуществовали Восток и Запад. Город заполонили люди из экзотических стран: русские, армяне, эфиопы. Одним из самых важных членов свиты Иоанна VIII был восьмидесятилетний греческий теолог Гемист Плифон. Во время своего пребывания во Флоренции Плифон выступал с лекциями о Платоне, о котором в Италии в то время было мало что известно. Козимо не преминул побывать на этих лекциях. Идеи, изложенные Плифоном, вдохновили Медичи взять под свое покровительство кружок гуманистически настроенных коллекционеров, переводчиков и ученых, позже ставший известным как Платоновская академия. В последующие годы ученые, бежавшие из Константинополя, привозили с собой редкие греческие рукописи по самым разным темам, от философии до алхимии и астрологии, что повышало статус Флоренции как научного и культурного центра.

Финансовая поддержка, которую Козимо оказал собору, была не просто стратегическим ходом хитроумного банкира или виртуозного игрока на политической сцене: она знаменовала начало его роли как одного из величайших патронов искусства и культуры. Он понимал всю силу патронажа, притягательность искусства и архитектуры и их способность обеспечить ему место в умах потомков, а может, и отпущение грехов. Веспасиано передает его слова: «Я знаю флорентийские порядки; через пятьдесят лет мы, Медичи, будем изгнаны, но мои строения останутся»[209]. Интеллектуальный и культурный обмен, который Козимо начал поддерживать во время собора, удобрил ранний расцвет Ренессанса — возрождения древних знаний, которое происходило до конца XV века. Поэты и ученые вроде Данте, Петрарки и Боккаччо уже заложили основания для этого процесса. Но лишь благодаря деньгам Медичи была проделана коллективная работа по розыску рукописей, лежавших в небрежении в европейских монастырях; они были доставлены во Флоренцию.

Прошло столетие после «великой чумы», Флоренция уже не вела войны на всех фронтах, и город снова процветал. Вовсю разворачивался строительный бум. В 1436 году — после ста сорока лет строительства — был освящен собор Санта-Мария-дель-Фьоре, он же Дуомо. Прошла реконструкция соседней базилики Сан-Лоренцо, ставшей семейной церковью Медичи, хотя работа затянулась на многие годы из-за архитектурных разногласий. Вокруг при поддержке Медичи и других богатых семей один за другим возводились более мелкие храмы.

Навязчивое стремление к конкуренции, присущее сверхбогатым, распространилось на весь город — ведь они нуждались в статусных символах. Было возведено до сотни шикарных частных дворцов. Шерстяной магнат Джованни Паоло Ручеллаи построил в центре города впечатляющий особняк. Рядом находился Палаццо Строцци — дом единственной семьи, которая могла считаться серьезным соперником Медичи. Палла Строцци — один из тех, кто добился краткого изгнания Козимо, и за это был соответствующим образом наказан. Его сын Филиппо Строцци-младший, который стал банкиром в Неаполе и сколотил там состояние, решил примириться с Медичи и получил разрешение вернуться во Флоренцию в 1462 году. Он сделал то же, что и другие такие же семьи: начал строить резиденцию, призванную продемонстрировать возвращение его династии. Но Филиппо не дожил до конца строительства, и после очередного конфликта Медичи конфисковали особняк. На другом берегу реки Арно стоял дворец, построенный Люкой Питти — банкиром, который во всем следовал за Козимо Медичи. Палаццо Питти стал резиденцией некоторых великих герцогов Флоренции (в том числе и Медичи) и первого короля объединенной Италии в XIX веке.

Козимо хотел, чтобы его особняк внушал в равной мере восторг и душевный трепет. Ему уже довелось пофлиртовать со смертью, и он не желал, чтобы его обвиняли в показушности и тщеславии. «Он любил говорить, что в большинстве садов растет сорняк, который не следует поливать, а следует лишь дать ему иссохнуть, — писал Веспасиано. — Но большинство людей поливают его, не давая ему погибнуть от засухи. Этот сорняк — худший из всех — зависть, и мало кто, лишь истинно мудрые, не потерпели краха из-за него»[210]. Медичи отверг план Филиппо Брунеллески, и это решение вызвало всеобщее изумление. Брунеллески был виднейшим архитектором города: кафедральный собор, который внушает благоговение по сей день, — его работа. Но Медичи обратился к своему старому другу Микелоццо ди Бартоломео. Он вместе со скульптором Донателло сопровождал Медичи в изгнании.

Строительство началось в 1444 году. Здание должно было стать и домом, и посольством, и деловым центром. Внешний облик Палаццо Медичи был строгим и внушал ощущение неприступной городской крепости. Его также открыли для публики, но на условиях, поставленных хозяином. Две арки позволяли флорентийцам бродить по внутреннему двору, где можно было обсуждать деловые и гражданские вопросы, а также обратиться к сотрудникам с просьбой оформить кредит. Это был сознательный сигнал: власть теперь переместилась с Палаццо деи Приори, где по-прежнему собиралась синьория, вверх по дороге, к дворцу Медичи. Иностранные делегации сразу после прибытия отправлялись на встречу с Козимо. Во время церковного собора в конце 1430-х он считал, что для демонстрации своей власти нуждается в титуле гонфалоньера. Теперь уже нет — было достаточно лишь имени. Медичи был человеком, который дергает за ниточки. Энеа Сильвио Пикколомини, епископ Сиены, а позднее папа Пий II, отмечал: «Политические вопросы решались в доме [Козимо]. Те, кого он выбирает, занимают посты. Это он решает дела войны и мира. Он король во всем, хотя и без титула»[211].