Читать онлайн «Массмедиа с древнейших времен и до наших дней». Страница 11

Школьники начинали учиться письму с написания простых символов и постепенно переходили к написанию сложных слов. Постигнув начала грамоты, они составляли списки однородных понятий (к примеру, перечисляли знакомые им названия животных или растений), а на более поздней стадии обучения сочиняли рассказы. Кроме письма, школьники учились считать (осваивая шумерскую шестидесятиричную числовую систему), а также изучали астрономию и искусство прорицания. Одним из наглядных школьных пособий в Месопотамии была ba – изготовленная из глины печень овцы, предмет, необходимый на уроках гепатоскопии (предсказания будущего по печени только что освежеванного животного).

Доведись Джорджу Оруэллу и Клоду Леви-Стросу родиться в Месопотамии или в Древнем Египте, они бы даже не смели надеяться на то, что все люди хотя бы в будущем обретут гражданские права и политические свободы – ведь и сложная клинопись, и иероглифическое письмо позволяли немногим, освоившим эти премудрости, подчинять себе огромную массу неграмотного народа.

Однако стоит напомнить, что в середине второго тысячелетия семитские рудокопы, трудившиеся на западе Синайского полуострова, проникшись благоговением к египетскому «магическому» письму, сумели извлечь из него основу для массовой грамотности, которая, когда пришло время, умерила власть правителей над народом.

Археолога, подобного Флиндерсу Питри (Петри), ныне не отыскать. На его воспитание и развитие оказали большое влияние предки, вращавшиеся в мире эксцентричных британских изобретателей, миссионеров и искателей приключений, разъезжавших по всему свету.

Его дедом был мореплаватель Мэтью Флиндерс, исследовавший Австралию и ее прибрежные воды, в частности, Большой Барьерный риф и залив Карпентария. Мэтью Флиндерс также писал трактаты по магнетизму и изобрел приспособление для учета влияния железного корпуса корабля на отклонение стрелки компаса. Его имя хорошо известно в Австралии. В его честь названы поселения, улицы и даже остров, река и горный хребет. Каждый год немалое число австралийцев отправляется в Англию, чтобы посетить город, где Мэтью Флиндерс родился, – Доннингтон в Линкольншире.

За дочерью Мэтью Флиндерса, Анной, ухаживал Уильям Питри, неудачник-изобретатель в области магнетизма и электричества. Чтобы жениться, ему требовался постоянный приличный заработок, и в 1851 году Уильям Питри поступил на химическую фабрику. Третьего июня 1853 года в его семье родился Уильям Мэтью Флиндерс Питри.

Молодой Уилли, как его звали, уже в раннем возрасте проявил интерес к наукам и, когда ему было девять, осилил многостраничный труд своего отца, посвященный изысканиям в области химии. Но больше всего Уилли интересовался коллекцией минералов и ископаемых, собранной матерью.

Когда Уилли был школьником, ему не повезло с гувернанткой. Та грубо с ним обращалась и навредила его здоровью. По рекомендации врача Уилли перестал ходить в школу. Систематического образования он так и не получил, но свой умственный багаж все же кардинально пополнил, познакомившись с Н. Т. Райли, владельцем местного антикварного магазина. Райли, хотя и был самоучкой, обладал значительными познаниями, в частности, в области нумизматики, и привил Уилли любовь к этой дисциплине.

Одним из постоянных посетителей лавки Райли являлся служивший в Британском музее куратор Отдела монет и медалей. В возрасте двадцати одного года Уильям Питри получил постоянный пропуск в Британский музей, ставший для него источником новых знаний. Там Питри заинтересовали прежде всего экспонировавшиеся археологические находки и материалы о них. В конце концов однажды он пришел к мысли, что картографические данные о кромлехах, доисторических сооружениях, состоящих из огромных каменных глыб, оставляют желать много лучшего. После этого Питри в научных целях посетил несколько кромлехов, в том числе самый известный из них – Стоунхендж.

В дальнейшем Уильям Питри заинтересовался историей египетских пирамид. Этот интерес был вызван не только работой в Британском музее, но и сочинением Пьяцци Смита «Наше наследие в Великой пирамиде». Смит утверждал, что раз, в соответствии со Священным Писанием, наш мир создан в 4004 году, египтяне просто не имели возможности набраться необходимого опыта, чтобы возвести пирамиды в третьем тысячелетии до Рождества Христова. Смит считал, что пирамиды – творение Божественных сил, и подкреплял свое суждение, в частности, доказательством, что отношение удвоенного основания пирамиды к ее высоте равно священному числу «пи» (3,14). Питри начал переписываться со Смитом и даже написал несколько научных статей в поддержку его гипотезы.

В скором времени Уильям Питри все-таки усомнился в правоте Смита и, чтобы узнать правду о пирамидах, в 1880 году приехал в Александрию. Питри посвятил египтологии много лет и стал одним из выдающихся египтологов.

Попутно Питри проводил археологические исследования в Леванте и на Среднем Востоке, а в феврале 1905 года он вместе с женой приехал в Серабит-эль-Хадим, город, расположенный, как мы уже дважды упоминали, на западе Синайского полуострова. Там до него всего полвека назад некими англичанами еще эксплуатировались старые бирюзовые рудники. В Серабит-эль-Хадиме Уильям Питри сделал свое наиболее значительное открытие.

В рудниках он нашел большое количество названий и записей, вырезанных на камне. Большинство обнаруженных записей относилось примерно к 1500 году до нашей эры и было выполнено иероглифическим и иератическим письмом, по всей вероятности, египетскими надсмотрщиками, следившими за иноземными рабочими-семитами.

А вот жене Уильяма Анне удалось найти более примитивные, но, с научной точки зрения, более интересные записи. При изучении этих записей оказалось, что в них использовано всего около тридцати символов, в то время как в иероглифическом и иератическом письме использовалось около тысячи символов. К тому же своим начертанием эти символы не походили ни на иероглифическое, ни на иератическое письмо. В найденных Анной записях обнаружилась и другая особенность: их текст был написан слева направо, а не справа налево, что характерно для иероглифического и иератического письма, да и для более поздних – финикийского и еврейского.

Изучив эти записи, Уильям Питри датировал их 1400 годом до нашей эры и сделал вывод, что в них использован алфавит, опередивший примерно на пятьсот лет появление самого раннего из доселе известных – финикийского. Питри был египтологом, не обладал широкими лингвистическими познаниями и потому своему открытию не придал существенного значения. Хотя он и сделал правильный вывод, определив, что обнаруженный алфавит намного старше финикийского, он не понял, что открыл самый первый алфавит в истории человечества. Семью годами позднее Уильям Питри написал труд «Возникновение алфавита», в котором рассказывал, что жителям Северной Сирии каким-то образом удалось собрать различные символы, употреблявшиеся в письме обитателями Леванта, и сконструировать из этих символов алфавит. Однако в своем труде Уильям Питри даже не упомянул об открытии, сделанном в Серабит-эль-Хадиме. Это Алан Гардинер, другой египтолог, установил, что Питри открыл самый ранний алфавит в истории человечества.

Лингвистам давно известно о том, что латинский шрифт, ныне повсеместно применяющийся на Западе, заимствован из греческого письма, которое, равно как и еврейское, произошло от финикийского алфавита[14].

Родство перечисленных шрифтов представляется несомненным: слово «алфавит» произошло от названий альфы и беты, двух первых букв финикийского, еврейского, греческого и латинского шрифтов. Кроме того, представление звуков, именование букв и их алфавитный порядок во всех этих шрифтах приблизительно одинаковы. По этой причине оказывается возможным озвучить «мертвый» язык, если он сопровождается алфавитным письмом[15].

Все упомянутые алфавиты содержат от 22 до 30 букв и приблизительно одинаковые фонемы – самостоятельные звуки человеческой речи. Гардинер первым пришел к мысли о том, что в Серабит-эль-Хадиме Питри открыл самый ранний в истории человечества алфавит. Гардинер назвал его «протосемитическим».

В конце жизни Уильям Питри, видимо, вспомнив о своих эксцентричных предках, совершил своеобразный поступок. Когда в 1942 году в Иерусалиме он заболел малярией и почувствовал приближение последнего часа, то попросил врачей передать его голову в Королевский хирургический колледж для научных исследований. Врачи, понимая всю важность открытий Питри и надеясь, что изучение его мозга поможет медицинской науке постичь природу разума гения, согласились. Однако военное время помешало отправить мозговой череп[16] Питри в Британию, и только в 1945 году пожелание знаменитого египтолога было исполнено. Но в Королевском хирургическом обществе череп Питри, по нерадивости, засунули на дальнюю полку, обнаружили только в семидесятые годы, но к тому времени изучение мозга великих людей стало считаться напрасным делом.