Читать онлайн «Тайная жизнь растений». Страница 27

Многие тысячи лет растения совершенствовали свои половые органы, часто в условиях постоянных изменений климата, они изобрели гениальные способы оплодотворения и распространения семени. Студенты, изучающие ботанику, наверняка пришли бы в восторг от такой изобретательности растений, но вместо этого им приходится зубрить непонятные «пестики» и «тычинки». Школьники завороженно слушали бы рассказ о том, что каждое кукурузное зернышко на початке есть отдельное яйцо, а каждая нить волокон, обвивающих кукурузный початок, есть не что иное, как отдельное влагалище, готовое принять в себя летающую в воздухе пыльцу-сперму.

Сперматозоиды проходят через это длинное влагалище, чтобы оплодотворить каждое зернышко-яйцо на початке. И каждое семечко есть результат оплодотворения. Вместо того, чтобы забивать подросткам голову архаичной терминологией, лучше бы им рассказали о том, что зернышко пыльцы может оплодотворить только одну матку, содержащую лишь одно яйцо. В одной капсуле табака содержится в среднем 2500 яиц, для которых нужно 2500 оплодотворений. Все эти 2500 оплодотворений должны произойти в течение 24 часов на поверхности с диаметром всего лишь 3 миллиметра. Вместо того, чтобы развивать мышление своих учеников на замечательных примерах изобретательной природы, учителя викторианской эпохи выдумали истории с аистами и капустой даже для объяснения сексуальной функции человека.

В каком университете услышишь о параллелях между растениями-гермафродитами, имеющими пенис и влагалище одновременно, и «древними легендами» о том, что человек произошел от предков-андрогинов? Как же растения избегают самооплодотворения? В этом их изобретательность поистине неисчерпаема. Некоторые виды пальм, к примеру, ежегодно чередуют женские и мужские соцветия. У трав и злаков перекрестное опыление происходит с помощью ветра, а у большинства остальных растений - с помощью птиц и насекомых. Как женщины и самки животных, готовые к оплодотворению цветы источают сильный соблазнительный аромат. На него слетается множество пчел, птиц и бабочек -и вот обряд оплодотворения начался. Неоплодотворенные цветы продолжают благоухать до 8 дней или до тех пор, пока не завянут. Однако оплодотворенные цветы перестают испускать сильный запах уже через полчаса. Как и у человека, сексуальное неудовлетворение у растений приводит к смене благоухающего аромата на зловоние. А вот еще одна параллель с человеком: в готовом к оплодотворению женском органе повышается температура, что было впервые замечено выдающимся французским ботаником Адольфом Теодором Броняром (Adolphe Theodore Brongniart) при изучении цветка Colocasia odorata. Colocasia odorata - тропическое растение с красивой листвой, часто выращиваемое в теплицах. Во время цветения температура в цветке начинает повышаться, напоминая приступы лихорадки, с 15 до 18 часов в течение шести дней. Когда цветы растения были готовы к оплодотворению, Броняр заметил, что привязанный к женскому органу термометр показывал температуру на 11°С выше, чем температура остальных частей растения.

У большинства растений пыльца чрезвычайно огнеопасна. Если бросить пыльцу на раскаленную докрасна поверхность, она впыхнет, словно порох. Раньше на сценах театров для имитации вспышки молнии бросали пыльцу плауна (Lycopo-dium) на раскаленные лопаты. У многих растений запах пыльцы имеет замечательное сходство с семенной жидкостью животных и человека. Пыльца, имеющая абсолютно те же функции и назначение, что и сперма человека и животных, входит в складки наружных половых органов и затем путешествует по всей длине влагалища до тех пор, пока не достигнет яичников и не войдет в контакт с яйцеклеткой. А тычинки набухают и удлиняются точно так же, как половой член мужчины. Как и в случае с человеком и животными, сексуальные предпочтения некоторых растений определяются вкусовыми ощущениями. Сперматозоиды некоторых мхов, плавая в утренней росе в поисках женского органа, ищут вкус яблочной кислоты, приводящий их к маленьким чашечкам с ожидающим оплодотворения яйцом. Сперматозоиды некоторых папоротников любят сладенькое и находят своих подруг по вкусу подслащенной воды.

Открытие Камерариуса о наличие у растений пола подготовило поле деятельности для основателя систематической ботаники Карла Линнея, который прозвал лепестки цветка «занавесом брачного ложа». Шведский ботаник классифицировал растения по различиям в мужских органах, или тычинках, цветка. Наблюдательный Линней распознал около шести тысяч различных видов растений. Его система, которую еще прозвали «половая система», считалась «огромным подспорьем для изучающих ботанику». Но его монументальный метод латинизированной классификации оказался безжизненным и бесплодным. Он описывал лишь внешние проявления, не вдаваясь в суть. Так ботаники стали похожи на маньяков, подглядывающих за обнаженными телами, но не интересующихся чувствами. В настоящее время его система под громоздким названием «биномиальная номенклатура» активно используется ботаниками: каждому растению присваивается латинское имя вида и рода, к которому добавляется имя впервые назвавшего растение человека. Тот зеленый горошек, который так замечательно сочетается с отбивными, оказывается, вовсе не горошек, a Pisum sativum Linna-еит.

Эта мания классификации была всего лишь схоластическим похмельем. Настоящий ценитель растений Рауль Франсе (Raoul France) дал такую оценку деятельности Линнея: «Вот он входит - и замолкает веселый ручей, увядает красота цветов, а полные жизни и радости луговые травы превращаются в крошащиеся бесцветные трупы под громоздкими терминами на мертвом латинском языке. На занятиях по ботанике исчезают цветущие поля и величавые леса, остаются лишь пыльные гербарии и скучные каталоги с унылой чередой греческих и латинских ярлыков. Уроки ботаники теперь представляют собой лишь утомительные упражнения в диалекте и бесполезные лекции о количестве тычинок, форме лепестков и прочей ерунде, которая с трудом усваивается студентами. Но вот занятия окончены - и мы встаем, разочарованные и полные чувства отчуждения от природы».

Один великий гениальный поэт решил покончить с этой таксономанией и вернуть растениям жизнь, любовь и секс. Это был красивый, статный мужчина, любимец женщин, часто проводивший время на водах в Карлсбаде, прогуливаясь с дамами по лесным просторам и рассматривая растения. И вдруг, в сентябре 1786 г., через восемь лет после смерти Линнея, он вдруг восстал против всей системы. Бросив свою любовницу и друзей, он тихо и скрытно отправился на юг, в сторону Альп. В свете он имел чин тайного советника и был директором шахт Веймара, а теперь путешествовал инкогнито, с одним слугой, который единственный знал о том, что они следуют в «страну, где цветет лимон». Он был просто очарован красотой и разнообразием южной природы за перевалом Бреннер. Эта тайная поездка в Италию стала кульминацией долгих исканий, апогеем жизни величайшего немецкого поэта Иоганна Вольфганга фон Гёте.

По пути в Венецию он заехал в ботанические сады Университета Падуи. Прогуливаясь среди роскошной растительности, которую в родной Германии можно было встретить лишь в теплицах, к Гёте внезапно пришло поэтическое видение, которое в будущем помогло ему понять самую суть растений. Также благодаря этому видению Гёте стал известен в истории науки как предшественник теории органического развития Дарвина. Правда, современники не придали этому достижению Гёте никакого значения, и лишь следующее поколение смогло оценить его по достоинству. Выдающийся биолог Эрнст Хайкель (Ernst Haeckel) ставил Гёте наравне с Жаном Ламарком «во главе всех великих философов природы, которые впервые разработали теорию органического развития и стали знаменитыми предшественниками Чарльза Дарвина». Гёте всегда угнетала ограниченность чисто аналитического и интеллектуального подхода к изучению природы, выработанного одержимыми каталогоманией учеными восемнадцатого века. А чего стоила тогдашняя физика, сводившая все явления к скучным законам механики, а многообразный мир к «безжизненному механизму, напичканному винтиками и пружинками».

Еще будучи студентом Университета Лейпцига, Гёте был возмущен призвольным разделением знаний на мелкие области враждующих друг с другом научных дисциплин. Гёте академическая наука напоминала разлагающийся труп с отвалившимися конечностями. Постоянная распря университетских ученых была просто отвратительна поэту, чьи ранние стихи были полны пылкого восхищения природой. Тогда он стал черпать знания из других источников, жадно впитывая информацию по гальванизму и месмеризму и пытаясь повторить электрические эксперименты Винклера. Еще ребенком его приводили в восторг явления электричества, магнетизма и необычный феномен полярностей. Когда Гёте было около двадцати, его вылечил от опасной формы простуды врач-розенкрейцер Иоганн Фридрих Метц (Johann Fried-rich Metz), и тогда он вдруг почувствовал непреодолимое желание постигнуть, разгадать огромную непостижимую тайну, выражающуюся в постоянном процессе сотворения и разрушения. В своих поисках познания природных сил и законов он углубился в мистицизм и алхимию. Так Гёте познакомился с трудами Парацельса, Якоба Беме (Jakob Boehme), Джордано Бруно, Спинозы и Готфрида Арнольда (Gottfried Arnold).