Читать онлайн «Внешняя политика России эпохи Петра I». Страница 10

Тем временем Карл XII, отвергнув посреднические предложения морских держав, настаивавших на заключении мира на Севере с целью привлечения Швеции в борьбу за Испанское наследство, перебросил свою армию в Прибалтику.

Август II, узнав о выходе из войны Дании и высадке шведов в Пернове, поспешно снял осаду Риги и увел армию в пределы Польши. В связи с этим Карл XII изменил свой план движения к Риге, решив первоначально нанести удар по русской армии.

О приближении главных шведских сил русское командование узнало 16 ноября из сообщений Б. П. Шереметева, — конница которого вступила в столкновение с передовыми отрядами армии Карла XII. Оценив обстановку, Петр на следующий день выехал в Новгород, чтобы ускорить переброску под Нарву располагавшихся там войск. Царь, по-видимому, считал, что у русской армии достаточно сил, чтобы выдержать первые удары шведов до подхода 40-тысячного корпуса из района Новгород — Псков, что резко изменило бы ситуацию в пользу русских войск.

После отъезда Петра назначенный им главнокомандующий герцог де Круа принял решение встретить шведов огнем на занимаемых позициях. Однако провести перегруппировку войск и артиллерии с нарвской линии на внешний фронт русские не успели. 19 ноября концентрированным ударом шведы прорвали центр русской обороны и ворвались в укрепленный лагерь, разрезав русскую армию на две части. Управление войсками было потеряно еще в начале боя, так как большинство офицеров-иностранцев во главе с герцогом де Круа сдались в плен. В результате русские войска, понеся значительные потери и оставив шведам всю артиллерию и большое количество стрелкового оружия и снаряжения, отступили на правый берег реки Нарвы.

Известие о победе шведского короля стремительно облетело всю Европу и вызвало широкий политический резонанс. Международный престиж России, который и раньше котировался невысоко, пал до самого низкого уровня. Это сказалось в первую очередь на отношении к русским дипломатам в европейских странах. Так, А. А. Матвеев доносил Петру из Гааги: «Жить мне здесь очень трудно: любовь их только на комплиментах ко мне, а на деле очень холодны и от нарекания их нестерпимою снедаюсь горестию». Аналогичные донесения присылал и русский посол в Австрии П. А. Голицын, который отмечал, что канцлер Кауниц «говорить со мной не хочет, да и на других нельзя полагаться, они только смеются над нами». Европейские столицы были наводнены «памятными» медалями, посвященными сражению под Нарвой, с острой сатирой на Петра и русскую армию.

Столь характерные оценки России, господствовавшие в европейских политических кругах после ее разгрома под Нарвой, по-видимому, разделял и Карл XII. Решив, что с Россией все покончено, он перебросил свою армию в Польшу против Августа II. Это был явно стратегический просчет Карла XII Успех шведской армии под Нарвой имел лишь тактическое значение и не мог сломить сил русского народа. «Нарва, — писал Ф. Энгельс, — была первым серьезным поражением поднимающейся нации, решительный дух которой учился побеждать даже на поражениях»[13].

Правительство Петра не замедлило воспользоваться предоставленной передышкой для укрепления военно-экономического и внешнеполитического положения России. Проводились энергичные меры по созданию военной промышленности и перевооружения армии артиллерией и стрелковым оружием.

После Нарвы Карл XII, ослепленный своими военными успехами, категорически отверг мирные предложения Августа II, надеясь захватить Курляндию, входившую тогда в состав Речи Посполитой. Воспользовавшись этим, Петр укрепил русско-саксонский союз договором, подписанным в Биржах в феврале 1701 г. Согласно его положениям Август II в обмен на значительную финансовую и военную помощь обязался не заключать сепаратного мира со Швецией и привлечь к борьбе с ней военные силы Польши. Уступки, сделанные Петром в Биржах, преследовали главную цель — не допустить шведского вторжения в Россию и накрепко связать Карла XII борьбой с сильной и многоопытной саксонской армией. Биржанский договор был крупным политическим успехом русской дипломатии и сыграл важную роль в ходе Северной войны на ее первом этапе.

В кампаниях 1701–1703 гг. частично перевооруженная и реорганизованная русская армия освободила от шведов значительную часть Восточной Прибалтики, что позволило Петру в мае 1703 г. в устье Невы на Заячьем острове заложить Петропавловскую крепость, ставшую основой северной столицы России — Петербурга.

Полным провалом завершилась и попытка шведской эскадры захватить Архангельск летом 1701 г. Планы Стокгольма отрезать от Европы Россию и тем самым лишить ее возможности ввозить необходимые на первых порах вооружение и снаряжение обернулись потерей двух кораблей, которые были использованы русскими при взятии Нотебурга.

Успехам русского оружия благоприятствовала международная обстановка, сложившаяся в Европе в начале XVIII в. Известие о начале летом 1702 г. войны за Испанское наследство было с облегчением встречено в русских политических кругах. «Дай боже, чтоб протянулась», — писал Петр в июне 1702 г. Ф. М. Апраксину. И данный взгляд на ход европейских событий был закономерным. Международный конфликт в Западной Европе поглощал все внимание ведущих европейских государств, лишая их тем самым возможности прямого вмешательства в Северную войну. Это имело немаловажные последствия для успешной борьбы России за возвращение выхода к Балтийскому морю. Именно это обстоятельство имел в виду Ф. Энгельс, когда указывал на «исключительно благоприятное для России положение в Европе» [14], сложившееся в начале XVIII в.

Две грандиозные битвы, развернувшиеся на Западе и Севере Европейского континента, не соприкасались между собой в военном отношении. Однако это не означало их дииломатической и политической изолированности. Любые изменения на фронтах Северной войны и войны за Испанское наследство чутким эхом отзывались от Лондона до Петербурга, оказывая нередко существенное влияние на расстановку сил в регионах и даже на общее развитие европейской международной политики.

С возникновением войны в Западной Европе державы Великого союза и Франция прилагали немало усилий к прекращению Северной войны. Однако, сходясь в начальном пункте, их дальнейшие политические планы, резко расходились Французская дипломатия стремилась по окончании войны на севере создать дружественную Парижу коалицию в составе Швеции, России и Польши, чтобы затем направить ее вместе с Турцией против Австрии. Тем самым общая расстановка сил в Европе коренным образом изменилась бы в пользу франко-испанского блока. Альтернативной точки зрения придерживалось английское правительство, которое рассчитывало по заключении шведско-русского мира пригласить Россию в Великий союз, чтобы использовать ее силы против Турции, обеспечив тем самым тылы своей союзницы Австрии.

Однако дальнейшее развитие событий внесло существенные коррективы в планы английского правительства. В Лондоне вскоре стало известно о склонности Карла XII к традиционному союзу с Францией. Перед угрозой франко-шведского союза и слухах о сближении Франции с Россией, Англия оказывалась заинтересованной в нейтрализации Швеции по отношению к западно-европейскому конфликту путем продолжения Северной войны. Но не только страх перед шведской армией был причиной поворота в политике Лондона. Утверждение России в Восточной Прибалтике, строительство Петербурга и флота вызвало беспокойство морских держав, которые увидели в этом угрозу своим экономическим и военно-стратегическим интересам в регионе. Так, А. А. Матвеев, отмечая эту новую тенденцию в их политике, сообщал из Гааги, что морские державы и особенно Англия, постараются шведскими руками не допустить появления русского порта на Балтийском море. Таким образом, изменившаяся на северо-востоке ситуация привела и к изменению позиции Лондона по отношению к северному конфликту. В ее основу легла доктрина равностороннего ослабления Швеции и России, в которой Англии отводилось место «третьего радующегося».

Правительство Петра проявляло достаточную гибкость и осмотрительность по отношению к западноевропейскому конфликту. Провозгласив официальный нейтралитет, русская дипломатия вместе с тем старалась поддерживать как экономические, так и политические связи с обеими воюющими сторонами. Тем самым Россия оставляла за собой широкое поле внешнеполитического маневрирования, цель которого состояла в достижении благоприятной международной обстановки для успешного завершения войны.

Франко-русские переговоры, начавшиеся по инициативе Парижа в 1701 г. в Польше и Дании, были затем продолжены в 1703 г. в Москве, куда прибыл личный представитель Людовика XIV Ж. К. Балюз. Идя на переговоры с Францией, Петр, разумеется, не собирался подыгрывать ее антиавстрийским планам. Прежде всего он надеялся использовать Париж в качестве посредника в будущих русско-шведских мирных переговорах, а также его влияние в Константинополе для нейтрализации реваншистских устремлений правящих кругов Османской империи. Важное место в переговорах занимал вопрос о русско-французских торговых связях. Приглашая французов торговать через Азов и порты Балтийского моря, Петр, конечно же, рассчитывал в первую очередь на политическую выгоду, ибо любой практический шаг в данном деле со стороны Франции означал бы ее косвенное признание за Россией этих территорий.