Читать онлайн «Миф о красоте: Стереотипы против женщин». Страница 42

В ситуациях, когда показ мужского полового члена был бы просто немыслим, демонстрация женской груди считается вполне допустимой, потому что грудь — это «совсем не то», что пенис или женские половые органы. Тем не менее мужчина с обнаженным торсом воспринимается совсем иначе, чем женщина, потому что у мужчин нет частей тела, которые можно было бы рассматривать в качестве аналога женской груди. Но если мы подумаем о том, что женские гениталии, в отличие от мужских, скрыты самой женской физиологией, а женская грудь, в отличие от мужской, физиологически «открыта», на это можно посмотреть под совсем иным углом зрения: в таком случае женская грудь в смысле «уязвимости» соответствует мужскому пенису, поэтому практика выставления напоказ первой и сокрытия второго защищает мужское тело, а женское, напротив, делает незащищенным.

Во всех культурах неравноценное отношение к обнаженности отражает расстановку сил: в тюрьмах мужчины-заключенные раздеваются в присутствии одетых тюремных надзирателей. В южных штатах США в период до Гражданской войны молодые чернокожие мужчины-рабы голыми прислуживали за столом своим одетым хозяевам. Жить в культуре, где считается нормой оголять женщин, но не мужчин, означает постепенно, «малыми дозами», но постоянно и каждодневно приучаться к неравенству. Поэтому, даже если мы согласимся с тем, что сексуальные образы представляют собой некий язык, очевидно, что он тщательно отредактирован с целью защитить мужскую сексуальную — и соответственно социальную—уверенность в себе и подорвать женскую.

Вторгаясь в наши фантазии, сексуальные образы усиливают отчуждение мужчин и женщин друг от друга. «Порнография настолько сильна и настолько незаметно вплетается в рекламу самого разного рода продуктов, что это приводит многих женщин к искажению не только их собственных сексуальных фантазий, но и представлений о самих себе», — пишет Дебби Тейлор в своем исследовании, посвященном женщинам в современном мире. Она обращает внимание на то, что романтическая художественная литература «редко бывает откровенной в описании секса и имеет тенденцию умолкать... едва двое влюбленных в первый раз соприкоснутся губами». Такое же умалчивание характерно почти для всех видов драматического искусства, в которых рассказывается история любви. На экране так редко можно увидеть откровенный секс в контексте любви и интимных отношений, что создается впечатление: наша культура считает нежность аномалией и извращением, а сексуальное насилие и унижение воспринимает как нечто нормальное и здоровое. Тейлор пишет, что в результате такого отношения к сексу «сексуальная сцена» в умах мужчин и женщин «остается пустой, и порнографические образы начинают свободно играть на ней главные роли. Два основных действующих героя на этой сцене — садист, которого играет мужчина, и мазохист, роль которого исполняет женщина».

До недавнего времени в сексуальных фантазиях превалировали образы, которые люди могли наблюдать в реальной жизни, или чувства, которые они действительно испытывали. Созданные собственным воображением представления основывались на впечатлениях, взятых из реального мира, а невесомые образы, всплывающие из колодца наших тайных желаний, трансформировались в фантазии. Все это готовило детей к взрослой жизни и к вступлению в период взрослой сексуальности, а также к встрече со своей любовью. Счастливы те мужчины и женщины, которые сумели сохранить в чистоте эту тропинку к своему колодцу желаний, допуская туда только те ситуации и образы, которые встречались им на жизненном пути по мере их взросления и создавались на основе их личного опыта. Такие люди выбирают возлюбленного, потому что запах его пальто, его походка, форма и изгиб губ являются частью мира, созданного их воображением, и находят отклик в их прошлом опыте или где-то в глубинах души, в воспоминаниях детства и фантазиях ранней юности. В фантазиях счастливого мужчины нет места роботам, а в фантазиях счастливой женщины нет места хищникам — и те и другие взрослеют, не сталкиваясь в сокровенных глубинах своей души с насилием.

Но защищать свой внутренний мир с каждым днем становится все труднее, особенно молодым. Лавина образов «красоты» заполняет фантазии женщины обнаженными призраками, которые претендуют там на свое место, превращая интимное личное пространство в ярко освещенную съемочную площадку, где знаменитые незнакомцы, не имеющие к женщине никакого отношения, открыто показывают себя во всей красе. В 1980-е целью мифа о красоте было наполнить сексуальный внутренний мир мужчин и женщин насилием и жестокостью и насадить в плодородную почву детского воображения образы настолько ядовитые, что она стала бесплодной. На сегодняшний день миф о красоте выигрывает это сражение против нас, против трогательных и дорогих сердцу личных образов, которые черпают свою силу в нашем раннем детстве, юности и первой любви. Миф делает все для того, чтобы мужчины и женщины, едва получившие возможность найти друг друга, непременно потерпели бы неудачу.

При обсуждении вопросов порнографии внимание обычно фокусируется на мужчинах и на том, как она влияет на их сексуальное отношение к женщинам. Вместе с тем не менее важен другой вопрос: как «красивая» порнография воздействует на женщин? Как подобные образы влияют на восприятие женщинами самих себя? Уже было доказано, что мягкая, неагрессивная порнография делает мужчин менее склонными верить жертве изнасилования, а фильмы с элементами сексуального насилия заставляют их все спокойнее относиться к жестокости, которую они наблюдают по отношению к женщинам, и в итоге только насилие начинает восприниматься ими как нечто эротичное. Но тогда, возможно, аналогичные образы, направленные на женщин, вызывают у них такие же чувства по отношению к самим себе? Есть доказательства того, что так оно и есть. Венди Сток обнаружила, что образы изнасилования усиливают сексуальное возбуждение у женщин и их сексуальные фантазии на эту тему (хотя и не убеждают женщин в том, что им нравится применение силы во время секса). Кэрол Крафка установила, что чем больше участницы ее эксперимента видели сцены применения силы по отношению к женщинам во время секса, тем «спокойнее они начинали к этому относиться и тем чаще классифицировали соответствующие видеоматериалы как все менее и менее жестокие». А в ходе опроса, проведенного среди американских женщин, доктор Е. Хэритон обнаружила, что у 49% из них сексуальные фантазии были основаны на покорности и подчинении мужчине.

Широкое распространение в культуре образов и сцен, связанных с изнасилованием, привело к тому, что выносятся и соответствующие судебные решения. Так, в 1989 г. в Великобритании, когда женщина подала в суд на своего физиотерапевта за изнасилование, ее гражданский иск был отклонен на основании того, что она якобы все это придумала и что у женщин часто бывают подобные сексуальные фантазии. Образы сексуального насилия также повлияли на переосмысление самой идеи секса в законодательстве: когда другая англичанка подала в суд на офицера полиции за изнасилование, синяки и ушибы на ее теле и ссадины на горле были расценены судом как «любовные игры» по обоюдному согласию.

Полемика на тему, делает ли классическая порнография мужчин жестокими по отношению к женщинам, продолжается. Но то, что «красивая» порнография делает женщин жестокими по отношению к самим себе, уже очевидно. Подтверждения этому мы видим всюду. Вот хирург оттягивает разрезанную кожу на груди женщины. Вот его коллега всем своим весом наваливается на женскую грудь, разбивая в ней руками комки силикона. Вот шагает живой труп — больная анорексией. А вот женщина, которую рвет кровью, — жертва булимии.

Почему на нас обрушивается поток подобных образов? Они появляются не просто как ответ рынка на наши потаенные желания. Главная их задача — формировать определенные тренды и представления о сексуальности. Как пишет историк Сьюзен Коул, для того чтобы привить общественные ценности, их надо окружить ореолом эротизма. Образы, превращающие женщин в вещь или представляющие насилие над ними как эротику, возникли в противовес процессу обретения ими уверенности в себе. Эти образы создаются и поощряются, потому что два пола слишком сблизились, а это не на руку сильным мира сего. И когда религиозные, правовые и экономические ограничения ослабевают и уже не способствуют продолжению войны полов, эти образы выходят на авансцену, чтобы вновь разобщить мужчин и женщин.

На протяжении веков на пути любви стояла экономическая зависимость женщины от мужчины. Дарить любовь добровольно, на основе равноправных отношений—такая возможность появилась у женщин относительно недавно, благодаря эмансипации. Но, несмотря на свою хрупкость и уязвимость, это чувство сразу превратилось во врага для тех, кто управляет нашим обществом.