Читать онлайн «Мозг. Тайны разума». Страница 25

Вы спрашиваете об «анатомической верификации» моего утверждения о том, что отсюда каждый из сенсорных потоков «возвращается непосредственно к ядрам-мишеням клеток в пределах серого вещества верхнего отдела ствола мозга». Этот вопрос возникал и у Ф. М. Р. Уолша. В определенной мере ответ самоочевиден, потому что каждая извилина является отпочкованием какого-либо из ядер таламуса в промежуточном мозге, как это было показано Эрлом Уокером в его ранних анатомических исследованиях.

«Ядра-мишени», как я их называю, должны находиться в пределах интегративного комплекса. Никому еще не удалось описать подробную микроскопическую анатомию интегративного процесса с его автоматическими торможениями и активациями. Нанести на карту все хитросплетения непостижимого человеческого «компьютера» пока не под силу никому из ученых. Тем временем автоматический интегративный процесс продолжается. У человека есть компьютер. Имеется рефлекторное действие и есть произвольная работа разума. Существует и высший мозговой механизм, который может быть селективно инактивирован эпилептическим разрядом в промежуточном мозге.

Я также готов дать ответ на ваш вопрос, предоставив заключения и данные из области физиологии и нейрохирургии. Это тоже неврология.

В процессе хирургического вмешательства по поводу эпилепсии находившиеся в сознательном состоянии пациенты позволяли нейрохирургам устанавливать точные границы всех этих сенсорных полей в коре человеческого мозга. Результаты всегда подвергались верификации, как вам хорошо известно, с помощью стимулирующего электрода и путем удаления участков извилин в том или ином локусе, производившиеся в надежде на излечение.

Мне как нейрохирургу, которому доводилось удалять участки извилин до той глубины, где ствол мозга или белое вещество извилины прикрепляется к промежуточному мозгу, в сотнях случаев, ответ на ваш вопрос кажется настолько простым, что я боюсь признаться, что изложил этот ответ не достаточно ясно[34].

Очевидно, что соматико-сенсорные и зрительные импульсы, необходимые для сознательной произвольной моторной активности, входят в промежуточный мозг.

Также имеются ясные признаки того, что отходящие потоки нейронных потенциалов, инициирующих произвольную активность, выходят из промежуточного мозга и на своем пути к мышцам тела совершают заход в прецентральную извилину. Эти потоки импульсов, инициирующие произвольную активность, не могут приходить к прецентральной извилине из других частей мозга по так называемым ассоциативным путям, так как удаление больших участков коры до глубины расположения диэнцефалона в других частях мозга не нарушает этого произвольного контроля[35].

Я уже упоминал систему связей, которые в качестве центрэнцефалической системы должны играть интегративную роль между сенсорными импульсами, входящими в промежуточный мозг, и моторными сигналами, направляющимися к периферии. Внутри этой интегративной системы действуют автоматический компьютер и механизм, делающий возможным наличие сознания. Когда специализированные области коры полушарий находятся в состоянии активности, по крайней мере, некоторые из них настолько же вовлечены в работу нейронов, связанную с формированием сознания, насколько в это вовлечены и нейроны промежуточного мозга.

Предполагать, что сознание или разум имеют конкретную локализацию, значит обречь себя на неудачу в попытке постичь законы нейрофизиологии. Великий математик и философ Рене Декарт (1596–1650) ошибался, утверждая, что это местоположение находится в эпифизе. Забавно, что он тем самым подошел очень близко к той части мозга, где располагаются важнейшие проводящие пути высшего мозгового механизма, активность которого обуславливает возможность существования сознания.

Центрэнцефалическая интегративная деятельность служит целям двух полуавтономных механизмов: а) высшего мозгового механизма, и б) автоматического сенсорно-моторного мозгового механизма (или мозгового компьютера). Наверное, здесь мне следует сказать, что эти два механизма являются двумя частями этой конечной центрэнцефалической интеграции. Центрэнцефалическая система имеет прямую и тесную связь с новыми отделами лобных долей и новыми отделами височных долей мозга, которые формируют пропорционально огромную прибавку к отрезку шкалы млекопитающих от приматов до человека. Анатомическую верификацию этого постулата можно найти в недавнем анатомическом исследовании Уалле Наута.12 С одной стороны, имеется связь с передней фронтальной корой и гипоталамусом. С другой стороны, такая же связь существует и между передней нижней височной корой и медиадорзальным ядром таламуса. Результаты наших исследований моделей эпилептических приступов позволяют предполагать, что серое вещество высшего мозгового механизма напрямую связано с этими частями лобных и височных долей, тогда как серое вещество автоматического сенсорно-моторного механизма имеет непосредственную связь с разными областями сенсорной и моторной коры. Можно допустить, что высший мозговой механизм устанавливает свои основные связи с сенсорной и моторной корой только через посредство автоматического механизма промежуточного мозга[36].

Позвольте еще раз вернуться к сказанному: сенсорные мишени должны находиться в тесной связи (то есть быть тесно связанными) с механизмом, из которого проистекает произвольный контроль за движениями, направленными на периферию. Это значит, что этот механизм находится в верхнем отделе стволовой части мозга. Именно клинические и физиологические гипотезы мы подвергли сейчас верифицикации с помощью данных, полученных в результате долгих экспериментов с применением стимуляции или удаления извилин.

Но позвольте мне вернуться на секунду назад: годами считалось, что сенсорная информация поставляется к коре полушарий, что сознательное поведение контролируется корой, что «ассоциативные» нервные волокна, выходящие за пределы поверхности коры, так или иначе ответственны за все, что происходит между сенсорными потоками и моторными сигналами, направленными к периферии. Одно время Джексон предполагал, что высший уровень интеграции может находиться в передних лобных долях. Однако получив результаты клинических экспериментальных исследований, от этой идеи он отказался. Важность его урока состоит в том, что он был уверен – такая область будет рано или поздно установлена в том или ином месте, так как у него были свои предположения относительно их физиологической организации, основанные на изучении эпилепсии.

Мое любопытство в отношении взаимосвязи мозга и разума зародилось в 1920-х годах во время изучения децеребрированных кошек. Будучи сотрудником лаборатории Шеррингтона, я присоединился к Катберту Базетту в этом исследовании. Мы удаляли у этих животных верхний отдел ствола мозга и полушария, сохраняя нижний отдел ствола мозга и спинной мозг. После операции кошки лишались и сознания, и разума. Они становились совершенно автоматическими рефлекторными «препаратами». Как отмечалось в предисловии, у животных сохранялась жизнь и рефлекторные механизмы, но не было никаких признаков разума и мышления. После того как я отошел от физиологии, чтобы заняться неврологией и нейрохирургией, я в конце концов получил возможность работать нейрохирургом с великолепной командой и прекрасным исследовательским оборудованием в Монреальском неврологическом институте. Институт впервые открыл свои двери в 1934 году. В 1936 году меня пригласили прочитать Харвиевскую лекцию в Медицинской академии в Нью-Йорке.14 Я назвал свою лекцию «Кора полушарий мозга и сознание». Тогда я изложил очевидные выводы, которые были мне навязаны в первые годы нейрохирургической практики, в частности, относительно данных, полученных в результате терапевтического удаления мозга, экспериментальной электростимуляции, а также свидетельства явной взаимосвязи потери сознания и повреждения промежуточного мозга, что становилось очевидным в клинической практике.

Как я отметил в главе 5, моя Харвиевская лекция была важна для эволюции моих собственных клинических представлений. Было совершенно очевидно, что интеграция активности в центральной нервной системе, обеспечивающая возможность существования сознания, происходит не в коре полушарий головного мозга. Этот процесс предстояло обнаружить совсем не в новом, а в старом мозге. Он протекает «ниже коры, но выше среднего мозга». Многое из того, что я предполагал в 1936 году, многократно доказывалось клиническими данными на протяжении многих последующих лет.

Я завершил Харвиевскую лекцию такими словами:

«Настоящее обсуждение было посвящено локализации “месторасположения понимания”, и под “месторасположением” подразумевалась локализация тех нейрональных цепей, которые наиболее тесно связаны с запуском произвольной активности и с суммированием сенсорной информации, обуславливающей ее».