Читать онлайн «Левая политика. Предварительные итоги.». Страница 29

Перевод Анастасии Кривошановой

Орландо Чирино

24 марта 2004 года президент Венесуэлы Уго Чавес на митинге объявил примерно 3 тысячам сторонников о создании Объединённой социалистической партии Венесуэлы (PSUV). Вниманию читателей предлагается интервью, которое было взято 13 апреля 2007 года венесуэльским сайтом www.aporrea.org[8] у Орландо Чирино, одного из руководителей Национального рабочего союза (UNT) и лидера Объединённого автономного революционного классового течения (С-Cura), входящего в PSUV. Национальный рабочий союз был основан после того, как в 2002 году лидеры старых профсоюзов — Конфедерации венесуэльских рабочих (CTV) приняли участие в попытке свержения президента Чавеса, устроенной олигархами. В декабре 2007 года CTV объединилась с менеджерами компании и Торговой палатой в попытке обрушения экономики путём увольнения рабочих нефтяного сектора. Для многих рабочих провалившийся призыв CTV поддержать начальство забастовкой стал последней каплей, и борьба против увольнений радикализировала их, а также придала уверенности и сил к самоорганизации — уже без CTV. На протяжении 40 лет своей истории CTV была крайне недемократичной, а бюрократы активно сотрудничали с администрацией с целью подавления рядовых рабочих. Активистов-демократов увольняли, и даже убивали — в то время как профсоюзные боссы закрывали на это глаза. В мае 2003 года рабочие практически всех отраслей промышленности собрались в Каракасе, чтобы основать новую конфедерацию — UNT. Вопрос, однако, в том, насколько новые профсоюзы сумеют сохранить свою независимость, не превращаясь в придаток новой власти.

Орландо, какова ваша оценка проблем, поднятых президентом Чавесом 24 марта, когда он предложил создать PSUV?

Огромный плюс той дискуссии, которую начал президент Чавес, в том, что она даёт возможность обсудить саму природу, сущность венесуэльской революции, проект создания PSUV, роль, которую различные социальные группы сыграли в революции, особенно рабочий класс, — это дискуссия о том, как строить организацию. Этот вопрос тянет за собой цепочку других проблем, которые мы должны обсуждать открыто, публично и с максимальной честностью.

Больше всего настораживает то, что президент закончил своё выступление именно тем, что он ранее осуждал: он критиковал политический каннибализм, который так характерен для левых организаций, но в итоге объявил всех, кто не разделяет его точку зрения, контрреволюционерами. Я думаю, он совершил серьёзную ошибку: вместо того, чтобы стимулировать дискуссии и дебаты, он их блокирует и порождает сектантство — а с ними президент, как он сам заявил, готов бороться любыми силами.

Какие из упомянутых проблем вы считаете наиболее острыми?

Конечно, вопросов, требующих обсуждения, очень много. Позвольте остановиться на двух. Например, президент сказал, что реформисты представляют опасность, — и я с этим полностью согласен. Но при этом я считаю, что сама предложенная президентом программа основана на реформистской концепции и что логика капитала не даст нам ни единого шанса на прорыв. Сейчас поясню.

После страшнейшей атаки неолиберапизма в 90-х мы вновь наблюдаем многомиллионные долларовые инвестиции международного капитала в стратегические секторы нашей экономики — нефтяную промышленность, добычу ископаемых, угольную промышленность, строительство и инфраструктурные проекты. Международные консорциумы из России, Китая и Ирана эксплуатируют наших рабочих как никогда прежде. Я не верю, что одни транснационалы лучше других. Все они изначально стремятся к монополизации производства и торговли, к максимальной эксплуатации рабочих, грабительскому пользованию национальными природными ресурсами, политическому вмешательству в процесс принятия экономических решений в тех странах, куда им удаётся проникнуть. Это удар в самое сердце той экономической модели, которую мы пытаемся построить.

Президент считает инвестиции транснациональных корпораций шагом вперёд. Я же вижу, как мы при этом предлагаем нашу революцию в качестве залога иностранным бизнесменам, которые готовы вложить в неё деньги. Для меня первым шагом на пути к социализму стал бы разрыв с этими компаниями и корпорациями. Наше правительство, напротив, пропагандирует объединение в максимально крупные экономические группы: например, покупка CANTV[9] и Электрической Компании Каракаса. Очевидно, что восстановление этих компаний государством — серьёзный прогресс, но представители бизнеса были так этому рады, что даже сделали публичное заявление в поддержку такого шага.

Не меньше меня волнуют слова президента о том, что SIDOR (Orinoko Steel — крупная компания, занимающаяся сталью) национализирована не будет, потому что ей управляют «хорошие капиталисты». На самом деле, компания была приватизирована ещё при 4-й Республике[10] и владеет ей аргентинский транснациональный консорциум Techint. Нам кажется, президент Чавес занял такую позицию, поскольку компания опирается на страну, управляемую «дружественным» президентом Киршнером. Но я всё-таки хотел бы знать: с каких пор мы делим капиталистов на «хороших» и «плохих»?

В последнее время президент часто публично ссылается на Китай. Мы бы попросили его от этого отказаться, потому что несколько лет назад капитализм в Китае был успешно восстановлен, так что теперь это страна, где рабочий класс эксплуатируется сильнее всего. Это рабы нового времени, которыми правит прогнившая партия, по-прежнему именующаяся «коммунистической», но по сути, подчиняющейся транснациональным корпорациям. В довершение всего там только что ввели в конституцию право на частную собственность. Так что Китай вряд ли может служить достойным примером.

Следующий важный момент, на котором я бы остановился, — это роль социальных классов в революции. Можно даже не призывать в свидетели Маркса, Энгельса, Ленина или Троцкого, чтобы узнать, что единственным способом ниспровержения капитализма, системы, где меньшинство навязывает свою волю большинству, будет экспроприация предприятий рабочим классом и людьми, принадлежащими к этому большинству, настоящими производителями и переход производства под их контроль. В этом смысле, то, что мы понимаем под социализмом, объясняется очень просто. Но, несмотря на простоту, в Венесуэле этот процесс встречает всё больше трудностей. Мы, рабочие ключевых секторов экономики, находимся в таком положении, что не можем рассчитывать не то чтобы на рабочий контроль, но даже на совместное управление. В стратегических секторах государство не будет рассматривать даже его возможность.

Нашим товарищам на заводе Constructors Nacional de Valvuas (переименован в Inveval[11]) пришлось пройти через настоящие физические страдания и голод, и сражаться как черти, чтобы правительство наконец выслушало их и экспроприировало завод. Рабочие на заводе Venepal (ныне Invepal), который производит картон и бумагу, боролись 10 месяцев, прежде чем победили капиталистов, — а правительство не обращало на это внимания. И сейчас у нас перед глазами ситуация на Sanitarios Maracay[12], где рабочие держат блокаду во имя национализации, но правительство выказывает мало интереса к процессам такого рода.

Это позволяет предположить, что экспроприация не входит ни в планы правительства, ни в намерения PSUV. Но в таком случае мы движемся никак не в сторону социализма, а скорее в направлении своего рода государственного капитализма, который стремится несколько ускорить развитие страны.

А как насчёт взглядов Чавеса на независимость профсоюзов?

Этот вопрос по-настоящему значим. Президент не может изменить историю и сказать, что те из нас, кто борется за независимость профсоюза, каким-то образом были «отравлены» опытом 4-й Республики. Напротив, автономия профсоюзов — это единственное действенное противоядие от бюрократизации, именно поэтому мы смогли спасти революцию в 2002 и 2003 годах. И пока такое положение будет сохраняться, революцию можно считать под надёжной защитой.

CTV продала душу двухпартийной системе и, следовательно, порождённым ею правительствам. 40 лет подряд венесуэльское профсоюзное движение переживало тяжёлые времена, потому что рабочие были марионетками в играх старых партий (Copei и AD)[13] и работодателей. Венесуэльцы до сих пор помнят, как AD решала судьбу рабочих, продавая и покупая контракты и сотрудничая с правительством, чтобы контролировать профсоюзы и CTV. Не стоит забывать, что забастовка, организованная предпринимателями в 2002–2003 годах проходила с CTV и Fedecamaras[14] во главе. Смысл существования нового союза UNT состоит в прямо противоположном: в борьбе автономию профсоюзов и создании рабочих организаций, призванных оказывать сопротивление всем попыткам поставить их под политический контроль или склонить к компромиссам.