Читать онлайн «Газета "Своими Именами" №12 от 18.03.2014». Страница 20

Ну и, к примеру, 19-й механизированный корпус второго эшелона округа:

«К вечеру 21 июня командиры дивизий и корпусных частей доложили о полной боевой готовности…

…Во всех первичных партийных и комсомольских организациях были проведены собрания… О возможных осложнениях во взаимоотношениях с фашистской Германией мы говорили осторожно, но как о вполне реальном факте.» (Калядин И.С. За каждую пядь земли… М.: Воениздат, 1983, с.10.)

В этом месте остановимся. Что следует из приведенных выше фактов?

Эти факты ясно показывают, что днем 21 июня поведение войск в приграничных особых округах – Киевском, Западном и Прибалтийском – было существенно различным. Более того, разным было поведение войск даже в пределах одного округа – например, Киевского. Если командующий 5-й армией Потапов фактически "демобилизовал" свои войска перед вражеским нападением, то в 6-й армии ситуация была практически наоборот. В 17 часов командир дивизии на офицерском собрании вполне определенно сказал о неизбежности войны: «Мы с вами должны быть готовы к самому худшему с их [фашистов] стороны. Думаю, что вы меня понимаете». (Надо учесть, что так осторожно бывший начштаба дивизии пересказывал своего командира уже в хрущевские годы. Поэтому сам комдив наверняка говорил о войне конкретно и без всяких условностей.) В то время как в 5-й армии начсостав отправляли по домам, командному составу войск 6-й армии  было приказано  оставаться до утра в лагерях вместе с частями и подразделениями. В дивизиях приготовили к немедленному выступлению усиленные передовые отряды стрелковых полков, назначенные для поддержки погранвойск (хотя основные силы на позиции пока не выдвигались). А в соседней  26-й армии приграничные 72-я горнострелковая и 99-я стрелковая дивизии были выдвинуты на позиции почти полностью.

Не менее разителен контраст событий по разным округам: в том же ЗапОВО и в противоположность ему – в Прибалтийском и даже тыловом Московском округах, где боевую готовность в течение всего дня 21 июня не только не ослабили, но и непрерывно усиливали. А на артиллерийском полигоне Крупки под Минском, за 400 километров от границы, так и осталось до утра 22 июня более половины зенитной артиллерии Западного округа. Из-за чего его войска встретили войну фактически без зенитного прикрытия.

Таким образом, если б войска округов получили из Москвы одинаковый официальный приказ об отмене боеготовности, подписанный наркомом и начальником Генштаба, то и вели бы они себя  одинаково. Но разница в их поведении означает, что такой официальной директивы, законного приказа об отмене боеготовности из НКО и Генштаба весь этот день не было. Значит, не имея законного права дать такой приказ, кто-то либо давил на командиров незаконно, по «телефонному праву», либо по какой-то причине  так стали хозяйничать на местах. К тому же в этот момент в некоторых округах их управления переезжали на полевые командные пункты. Отчего, к примеру,  командующий ПрибОВО, находившийся в постоянных разъездах по войскам, не имел надежной и постоянной связи со своими армиями. Поэтому эти «кто-то» через его голову могли давить прямо на нижестоящих командиров. Оттого войска в разных армиях даже одного округа вели себя по-разному.

Кто были теми таинственными «кто-то»? Несомненно, одной инстанцией был нарком обороны Тимошенко с начальником Генерального штаба Жуковым. Также нет сомнений, что Тимошенко твердо проводил стратегию «не поддаваться на провокации», точнее – не дать ввязать себя в войну на два фронта. Но столь же несомненно, что Тимошенко не был против введения в войсках боеготовности – он только считал, что они в состоянии готовности должны находиться в полевых лагерях, за 10-15 км от границы, чтоб в любой момент выступить навстречу нарушившему советскую границу противнику. И подавно Тимошенко не мог приказывать разоружать свои части, как авиацию в ЗапОВО и (забегая вперед) – артиллерию в ПрибОВО. Была еще какая-то структура (или организация, если хотите), которая параллельно с наркоматом обороны не только стремилась отвести войска от границы, но и максимально разоружить их (кто это мог быть, рассмотрим позже).

Теперь становятся понятнее и события в 4-й армии в начале дня. Утром 21 июня в находившиеся на позициях и городе Бресте войска ринулось в полном составе армейское начальство. И там, на местах, оно стало требовать отмены боеготовности и отвода войск со своих позиций. Естественно, предупрежденные о неизбежности нападения врага командиры, которые и сами видели готовность немцев к удару, встретили в штыки это вредительское требование. Фактически вышел конфликт командования армии с возмущенными командирами частей и соединений. Неудивительно, что самого генерала Коробкова «прижимали к стенке», и тот в бессилии лопотал что-то несуразное о Заявлении ТАСС от 14 июня.

Из такого поведения Коробкова, Шлыкова и Сандалова видно, что на тот момент армейское начальство не приказывало, а скорее, как ни странно, лично уговаривало командиров не выполнять приказ, который оно, по приказу сверху, отдало всего несколько часов назад – в ночь с 20 на 21 июня! Если старый приказ стал не нужен, то не надо ездить по войскам и отменять его всем составом Военного совета. В таком случае достаточно написать новый приказ, отменяющий прежний, и отправить его с офицером для поручений. (Как, к примеру, через двадцать часов отправили с офицерами штаба приказ о вводе в действие красного пакета, хотя еще не имели на это права). И подчиненные выполнят его без всяких уговоров, поскольку с подписанием приказа начинается прокурорский надзор за его исполнением с перспективой военного трибунала неподчинившимся.

Следовательно, Коробков тогда подобный приказ подписать не мог. Не имея законного приказа сверху, а только негласные указания начальства, Коробков лично проехал по занявшим позиции войскам, заставляя командиров отменять боеготовность.

И уж совсем необычный случай произошел в ПрибОВО. Причем следует обратить внимание, какую изворотливость проявили те, кто отменял боеготовность, встретив упорное противодействие тех, кто действительно хотел ее сохранить. Несколько батальонов из двух дивизий 11-й армии генерал-лейтенанта Морозова отвели в тыл, в полевые лагеря. Хотя там они тоже находились в готовности к немедленному выходу на позиции, но тем не менее – в лагерях, километров за 30 от границы. Причем им удалось совместить несовместимое – формально выполнить «Директиву 20.6.41» о выводе войск на боевые позиции, одновременно фактически отвести их от границы и, парадокс, в тоже время остаться формально правым, выполнив еще и требования плана прикрытия!

Дело в том, что план прикрытия ПрибОВО содержал два положения, которые использовало для придания законности своим действиям те, кто стемился отвести войска и ликвидировать их боеготовность. В полосе обороны 11-й армии, в районе Казларудских лесов (где находились лагеря 5-й и 188-й сд) план предусматривал создание тылового оборонительного рубежа и противотанкового района, из которого силами 3-го мехкорпуса, 10-й противотанковой артбригады и четырех-пяти стрелковых дивизий предполагалось наносить контрудары по прорвавшемуся противнику. (Военно-исторический журнал, 1996,  №2, с. 12.) То есть после нападения немцев определить места их прорывов, а затем наносить там контрудары. Но требуемых стрелковых дивизий в том районе 20-21 июня еще не было. Только через два-три дня туда должны были подойти  находившиеся в пути 126-я и 23-я, а также перевозившаяся из ЛВО 16-я стрелковая дивизия. Поэтому их там временно заменили частями 5-й и 188-й стрелковых дивизий.

В дополнение к этому пункту (и как бы для оправдания действий командования 11-й армии) план прикрытия для участка обороны 16-го ск, в который входили 5-я, 33-я и 188-я стрелковые дивизии, предписывал следующее:

«а) организовать оборону на фронте строящейся полосы Ковенского УР, сосредоточив основные усилия на фронте Наумиетис, Выштынец». (Там же)

Фронт Наумиетис-Выштынец – в точности участок обороны 33-й Белорусской стрелковой дивизии. Поэтому, оставив именно ее в полном составе на позициях в центре полосы обороны корпуса, командование 11-й армии вроде бы на законном основании и с почти  чистой совестью отправил в лагерь по пять-шесть батальонов 5-й и 188-й дивизий, выполнив при этом… требование плана прикрытия! Вот эти «почти» и «вроде бы» объясняют, почему начштаба армии Шлемин столь уклончиво отвечал в 1952 году на вопросы Военно-научного управления Генштаба (см. главу V). Командующий соседней армией генерал Собенников оставил свои войска на позициях, потому отвечал определенно и без уверток. А у командующий 5-й армией КОВО просто и без затей не только отвел свои части в полевые лагеря, но и полностью отменил боеготовность армии.