Читать онлайн «Обвиняется терроризм». Страница 33

Вспоминается громкий скандал, который разразился в Италии в связи с интервью, которое дал газете «Коррьере делла сера» один советский генерал, бывший резидентом политической разведки в Риме в 70-х годах. «В Италии было только три важных агента КГБ и один в Ватикане, — заявил он тогда. — С «красными бригадами» и их лазутчиками КГБ дела не имел». «Красные бригады», их роль, сила и значение в Италии получили должную оценку на Лубянке. «Мнение» было подготовлено и доложено по инстанциям в ЦК, на Старую площадь. Общий вывод был следующим: никаких контактов с «красными бригадами», с сеятелями террора и массовых беспорядков…

Если в других странах Восточной Европы в спецслужбах считали иначе, то это было их делом, не связанным с Москвой, и СССР никакой ответственности за контакты с «красными бригадами» не нес. Впрочем, и сами тактические и стратегические цели «красных бригад» никогда не разделялись Москвой, расценивались как абсурдные, нереальные, подрывные, террористические.

Выстрелами, самопожертвованиями напоказ бойцы BR («красных бригад») надеялись заполучить симпатии народных масс. Добились обратного: породили ненависть, страх, всеобщее осуждение. В этих условиях BR пошли по самому опасному пути — усилению террора, нагнетанию политики публичных расправ.

Пик деятельности «красных бригад» приходился на 1977–1981 годы, когда террористов возглавлял некто Марио Моретти. (Он умер в 2001 году.)

С 1980 года раскаявшиеся террористы начали давать сенсационные показания. Это позволило полиции арестовать многих террористов. Первым «раскаявшимся» был П. Печи, занимавший высокое место в иерархии BR. После освобождения в 1982 году американского генерала Доузера за несколько недель были схвачены 300 террористов. Были разгромлены туринская, миланская, римская, венецианская «колонны». К 1983 году арестованы 1000 террористов. С 1982 по 1986 годы состоялось пять судебных процессов, на которых приговоры получили десятки террористов, 32 из них были осуждены на пожизненное заключение.

К 1985 году на свободе находились не более 300 террористов. Из них активно действующих — около 100. В 1986 году произошло 20 террористических актов и одно убийство — это был самый спокойный год после 1969 года. 1989 год стал последним, когда «красные бригады» представляли какую-либо реальную опасность.

Но при этом встал вопрос, как «красные бригады» поддерживают связь с заключенными в тюрьмах, где содержатся еще около десятка бригадистов, осужденных на пожизненное заключение?

…Или бригадистов гораздо больше, чем мы думаем?

А сколько боевиков у басков, палестинцев, курдов, наконец, в Афганистане и Чечне? Точного ответа нет.

Несмотря на неоднократные призывы различных политиков дать оценку событиям в Чечне, за время, прошедшее с 1990 года, официальная точка зрения по данному вопросу так и не сформулирована. Если не считать, конечно, отдельных фраз, разбросанных в различных постановлениях, указах и иных актах законодательной, исполнительной и судебной власти. С одной стороны, такую ситуацию можно объяснить тем, что до восстановления нормальной жизни в республике невозможно действительно объективно, с учетом мнения всех сторон конфликта как внутри Чечни, так и за ее пределами, составить цельную картину происшедшего. С другой, даже сейчас существует огромный спектр самых противоположных оценок вооруженного конфликта в Чечне.

Так, по мнению Института анализа и управления конфликтами, в Чечне имел место «политически легитимный конфликт», который в мировой практике оценивается как «мятеж» или «восстание». Некоторые официальные источники расценили происшедшее как государственный переворот, поскольку было установлено, что в 1991 году в бывшей Чечено-Ингушской Республике в результате действий ряда экстремистских группировок конституционные органы были отстранены от власти.

Вывод об утрате федеральным Центром властных полномочий на территории субъекта Федерации в ходе насильственных действий со стороны экстремистски настроенных местных политиков сделал Конституционный суд. В планировании и координации акций террористов прослеживался очевидный интерес отдельных зарубежных стран. То есть речь шла о фактическом государственном перевороте на территории Чеченской Республики, поэтому Конституционный суд и расценил как правомерные ответные шаги российской исполнительной власти: «В 1991–1994 годах на территории Чеченской Республики, являющейся субъектом Российской Федерации, сложилась экстраординарная ситуация — отрицалось действие Конституции Российской Федерации и федеральных законов, была разрушена система законных органов власти, созданы регулярные незаконные вооруженные формирования, оснащенные новейшей военной техникой, имели место массовые нарушения прав и свобод граждан», говорилось в Постановлении Конституционного суда РФ от 31 июля 1995 г. № 10-П «По делу о проверке конституционности Указа Президента Российской Федерации от 30 ноября 1994 года № 2137 «О мероприятиях по восстановлению конституционной законности и правопорядка на территории Чеченской Республики», Указа Президента Российской Федерации от 9 декабря 1994 года № 2166 «О мерах по пресечению деятельности незаконных вооруженных формирований на территории Чеченской Республики и в зоне осетино-ингушского конфликта», Постановления Правительства Российской Федерации от 9 декабря 1994 года № 1360 «Об обеспечении государственной безопасности и территориальной целостности Российской Федерации, законности, прав и свобод граждан, разоружения незаконных вооруженных формирований на территории Чеченской Республики и прилегающих к ней регионов Северного Кавказа», Указа Президента Российской Федерации от 2 ноября 1993 года № 1833 «Об Основных положениях военной доктрины Российской Федерации».

Итак, большинство исследователей и наблюдателей склонны были считать все происшедшее как локальный конфликт. Причем, такой точки зрения придерживались представители обеих сторон. Отличия заключались лишь в оценочных характеристиках этих действий сторон.

Некоторые называли случившееся войной ради политических целей, то есть в классическом понимании войны Клаузевицем (как продолжения политики другими средствами). Однако они подчеркивали, что средства эти не традиционные или конвенционные, а уголовные: «В Чечне идет длительная война Центра страны с хорошо организованными и экипированными экстремистскими группировками, подлинными бандформированиями, преступными по своим методам и средствам достижения сепаратистских целей. Действия чеченских боевиков относятся к уголовно-правовым деяниям, и только исходя из их уголовно-правовой оценки они могут быть рассмотрены, причем решение по ним правомочен выносить только суд»1.

Сложность чеченских событий, их пограничное состояние между широкомасштабным терроризмом и локальным вооруженным конфликтом немеждународного характера, осуществляемым преступными по всем общепризнанным меркам методами, заключалась в том, что в террористических актах на Северном Кавказе принимали участие большие группы людей. Очень часто теракты проводились в ходе широкомасштабных боевых действий. Теснейшим образом переплелись между собой политический и криминальный терроризм, дополняя и поддерживая друг друга. Таким образом, терроризм на Северном Кавказе, в частности в Чечне, получил государственный статус, террористические акты на первом этапе здесь совершались открыто, практически безнаказанно для их участников. О непосредственно террористической направленности конфликта говорило и то, что в Чечне использовались все виды террористической деятельности — угоны наземного и воздушного транспорта, захваты заложников, убийства и похищения людей с целью выкупа, взрывы жилых домов, государственных и общественных строений, транспортных средств и т. д. Общей отличительной особенностью террористических актов были редкая дерзость их исполнителей, крайняя жестокость, вероломство, беспощадность по отношению к жертвам, кровная месть.

Тем не менее, разброс мнений в сознании общественности в отношении того, как характеризовать ситуацию в чеченском конфликте с правовой и политической точек зрения, был достаточно велик. И неудивительно. Мы живем в эпоху острых разногласий и противоречивых мыслей.

По мнению Пола Уилкинсона, для правильной оценки террористического движения необходимо учитывать ряд основных критериев, таких как: природа террористического движения, идеология, стратегические цели, тактические цели, размеры и социальная база терроризма, оружие, финансовые ресурсы боевиков, дисциплина, техническая и организационная компетенция, внутренние и внешние союзники.

Как мы оценивали ситуацию, сложившуюся в Чечне, а также каков был ответ на этот вопрос федерального Центра? К началу 90-х годов XX века в республике существовало два потенциальных конфликтогенных очага, связанных с противоречиями как внутри чеченского общества, так и между Центром и регионом.