Читать онлайн «Газета "Своими Именами" №40 от 01.10.2013». Страница 22

Проведение Новороссийской операции по освобождению города дало большой практический материал для теоретического осмысления, который, к сожалению, остался втуне. Сухопутное руководство Генерального штаба не дало ходу развитиюя морских десантных сил, и вообще флот не стал приниматься в расчёт. Известно выражение Г.К. Жукова, который, конечно, был великим полководцем, но, надо признать, «однобоким». На предложение Главкома ВМФ Н.Г. Кузнецова усилить флот десантными кораблями, парировал его просьбу словами: «А зачем они? Куда надо, я и на танках дойду!».

Сегодня американцы не считкют так... и, между прочим, они учатся у нас, штудируя опыт обороны и освобождения города и порта Новороссийск. А мы?

ВАДИМ КУЛИНЧЕНКО, капитан 1 ранга в отставке, участник боевых действий

Летом 1944 г. перед отступлением немецко-фашистских войск из Советской Прибалтики по распоряжению германских спецслужб в глухих лесных местах, а кое-где на хуторах и в кирхах началось строительство тайных баз для «пятой колонны» - буржуазно-националистических террористических банд. Соответственно было завезено оружие, боеприпасы, обмундирование, на первое время – продовольствие. Деньги, спецсредства, инструкции поступали из-за бугра. Сразу после освобождения Прибалтики от оккупации и ухода советских войск дальше на запад, а затем частью на восточный театр военных действий «пятая колонна» начала террор против советских военных и гражданских служащих, коммунистов и комсомольцев, общественников, против советских хозяйственников, учителей, врачей, библиотекарей. Стратегия давняя – выбивать лучших. Немногие в крае города худо-бедно охранялись самими горожанами, основное давление банд пришлось на сельское население, каждый хутор охранять было накладно. Одновременно «пятая колонна» вела антисоветскую агитацию, в том числе силой оружия, распространяла слухи о том, что со дня на день США и Англия объявят войну Советскому Союзу, что в Швеции дислоцировано несколько английских дивизий вторжения.

Банды состояли из тех, кто сотрудничал с гитлеровцами, кто служил в карательных формированиях «СС», у кого были военные преступления перед Родиной, кого местные жители могли опознать. Чтобы быстро пресечь кровавый террор и запугивание населения, антигосударственную деятельность, надо было выловить бандитов, выявить их пособников. А это войсковые операции, сопряженные со значительными материальными затратами и возможными людскими потерями, в том числе и среди гражданского населения.

Только что закончилась война, западные республики СССР лежали в руинах, на территории западных зон Германии оставались десятки нерасформированных гитлеровских дивизий. В короткое время всех государственных и республиканских проблем не охватить. Политический бандитизм ликвидировался местными силами и средствами, осторожно, чтобы не пострадали невинные. Буржуазный элемент из владельцев хуторов, фабрик, мельниц, пилорам, из торговцев-оптовиков, даже те, кто в годы Великой Отечественной войны получал от оккупантов советских военнопленных в качестве рабов (вот откуда пошло заносчиво-презрительное отношение прибалтийского обывателя к советским людям), оставались дома, прикидываясь мирными, темными обывателями. Однако тайно сотрудничали с бандитами, предоставляя им в случае опасности убежище, снабжали их продовольствием, одеждой, выполняли разные поручения.

Связь с заграницей вскоре была пресечена, у бандитов оставались только радиосвязь да случайные контакты по «культурному» обмену. Надо было уничтожать банды, что гораздо сложнее – выявить бандитов и их пособников среди честных граждан. Цивилизованные джентльмены, герры, мусье, сэры, сиры и пр. в таких случаях поступают элементарно просто: вешают неугодных, ссылают на необитаемые земли, на Дальний Запад или Ближний Восток, сгоняют в «Бабий Яр», устраивают «Хатынь, Белфаст или Лидицу», подсылают интеллигентного киллера или тупого полицая, в лучшем случае сажают в «ГУЛАГ» или в «Гуантанамо».

Советская власть поступила более гуманно: выслала пособников бандитизма и неразоблаченных военных преступников в благодатную Сибирь, мало чем отличающуюся по климату от Прибалтики, но с облагораживающей атмосферой. Сибирь имела избыток сельскохозяйственных земель еще в середине ХХ века, не хватало рабочих рук. В Асиновском районе (бывшая Татьяновка Томской губернии) проживали на хуторах эстонцы, переселившиеся в царские времена по столыпинской реформе. В Минусинском районе Красноярского края с тех же царских времен обитали латыши. Их потомки стали интернационалистами и поныне проживают в том же регионе. Некоторые прибалты еще в царские времена умудрились поселиться на тесном ныне Кавказе. Было обязательным правилом расселять спецпереселенцев в сельской местности компактно, национальными группами в соответствии с их прежними занятиями: специалистов – в крупных селах, райцентрах, крестьян – в крупных колхозах и совхозах, с приобщением к коллективному труду и т.д.

После хрущевской «слякоти» бандитов и их пособников амнистировали и даже реабилитировали. Некоторые из них вернулись в Прибалтику. Чтобы быть незаметными, осели в крупных городах и начали заниматься антисоветской деятельностью, но хитрее, чем это делалось сразу после войны. В то же время удивительным образом из продажи стали исчезать книги литовских и латышских классиков, посвященные жизни народа, событиям того периода. А в годы «застоя» на тему политического бандитизма были поставлены художественные фильмы, наиболее известные из которых «Никто не хотел умирать», «Долгая дорога в дюнах» и др. Фильм «Никто не хотел умирать», несмотря на некоторые огрехи, правдивый, охватывает короткий период действий одной банды и активно противостоящей ей группы жителей поселка во главе с советской литовской семьей. А вот политическая мелодрама «Долгая дорога в дюнах» озадачивает своей лживостью. После просмотра сего изделия складывается впечатление, что жевал винегрет с доброй половиной фальшивых ингридиентов.

Что же показали авторы фильма «Долгая дорога в дюнах» ранее советскому, а теперь российскому обывателю? Прежде всего надо отметить с каким удивительным старанием нарисована классовая гармония жизни в предвоенной буржуазной Латвии во главе с президентом Ульманисом, большим приятелем главного фашиста в мире на то время А. Гитлера. Семья кулака питается за одним столом со своими батраками, как единая семья (хозяин даже жену батрака, тоже батрачку, делит с её мужем). Обед подается в супнице, как у господ, дорогого фарфора, похоже, из сервиза балтийских баронов (это на захолустном-то хуторе! Неужели в Латвии 1970-х годов глиняных мисок не нашлось для реализма?). На второе подается фарфоровое блюдо с горой дымящегося мяса1 (у других кулаков, или хозяев, работников обносили кусочками мяса, если оно готовилось для них, на разделочной доске или в миске). Для зрителя словами батрачки подчеркивается разнообразие питания, когда она говорит, что завтра на обед возьмет «из погреба сметану и сало». (Это к какому же меню столь несочетающиеся продукты? Одним словом – знай наших!) От такой если не изысканной, но обильной и сытной пищи и не галерной работы комплекции батраков что спереди, что сзади – господские, похлеще хозяйских. Ненавязчиво подсовывается вывод: зачем батракам какая-то революция, Советская власть, когда им и так хорошо, их не поднять, поскольку живут на всем готовом как при коммунизме.

На промысле салаки можно прокормиться, но не разбогатеть. Другое дело если ею торговать. Бывший рыбак, став инвалидом, превратился в кулака. Потеряв все накопления на пожаре, легко и быстро отстраивает усадьбу. Ах, какой добрый и отзывчивый латышский капиталист, пустивший погорельца на квартиру и давший деньги на строительство! А сам капиталист откуда черпает деньги и как ему удаётся держаться на плаву при таком легкомысленном к ним отношении? (В Латвии никогда не было очень богатых капиталистов.) Возникает закономерный и естественный вопрос: с чего бы незаносчивому, человеколюбивому и даже где-то доброму инвалиду, не связанному с гитлеровцами, бежать с костылем в лес к бандитам, воровать ночью у себя в огороде мед из своих ульев?

Еще один выдуманный сюжет, каких в фильме много. В дом умершего фабриканта, заполненный чопорной буржуазной публикой в строгих костюмах, вваливается рыбак в провонявшей рыбой (на экране это, разумеется, не ощущается, сцена рассчитана на незнание зрителя) брезентовой робе, болотных сапогах. Молодой хозяин дома, соперник этого рыбака в любовной интриге, благосклонно принимает соболезнование. Какая милая толерантность всё в той же Латвии! Детские русские сказки более правдоподобны.