Читать онлайн «Диктатор и его модель. Молдова-власть без легитимности». Страница 2

Одной из главных объективных причин прихода к власти Дювалье стал кризис действующей политической элиты, ее неспособность к эффективной самоорганизации. Получив диктаторские полномочия, Дювалье эту элиту добил окончательно. Началось – сначала тайно – массовое уничтожение политических оппонентов. Были закрыты все оппозиционные СМИ, распущены профсоюзы и студенческие организации, высланы из страны священники, не пожелавшие прославлять режим Дювалье. Очень скоро окончательно укрепился режим личной власти, действующий в отсутствие не только оппозиции, но и политического класса в целом, и опирающийся исключительно на насилие, страх и запугивание.

Владимир Николаевич Воронин родился 25 мая 1941 г. в селе Коржова Дубоссарского района Молдавской ССР в крестьянской семье. Как утверждается в некоторых источниках, его отец – русский, военнослужащий Красной армии, погибший в начале войны. Его мать – молдавская крестьянка.

Воспитывал Воронина отчим – молдавский коммунист, уполномоченный райкома по коллективизации.

Воронин – типичный выходец из советского молдавского села, его родной язык – молдавский, но до недавнего времени говорил он на нем плохо, гораздо хуже, чем на русском, – как и большинство молдавоязычных крестьян, пользующихся своего рода «бедняцким диалектом».

Считается, что Владимир Воронин имеет высшее образование. По-настоящему он учился только в Кишиневском кооперативном техникуме, который окончил в 1961 г. В 1971 г., уже перейдя на партийную работу, он окончил Всесоюзный заочный институт пищевой промышленности, а в 1983 г., перед переходом на работу в ЦК КП Молдавии, – Академию общественных наук при ЦК КПСС. Есть у Воронина и еще один диплом – Академии МВД СССР, который ему достался в 1991 г. по завершении (как тогда казалось) милицейской карьеры.

С 1961 по 1966 г. будущий президент работал заведующим хлебопекарней в с. Криулень, затем пошел на повышение и до 1971 г. возглавлял – в качестве директора – хлебозавод в Дубоссарах. Видимо, именно к этому моменту относятся слова самого Воронина: «Когда сформировался как личность, меня стала двигать советская система подбора, воспитания и расстановки кадров» («Наш современник», №7, 2001).

Сначала «советская система» послала бывшего директора хлебозавода в райком, потом – на должность председателя горисполкома в Дубоссарах и Унгенах, а в 1981 г. с должности председателя Унгенского райисполкома отправила на обучение в АОН при ЦК КПСС, чтобы после доверить работу в орготделе ЦК КПМ. В 1983—1985 гг. тов. Воронин – сначала инспектор, а затем зам. зав. орготделом республиканского ЦК.

1985 г. («перестройку») бывший директор хлебозавода встретил в должности заведующего отделом Совмина Молдавской ССР, и с этого высокого поста был послан в Бендеры в качестве первого секретаря горкома партии. Столь высокая номенклатурная должность подразумевала возможность свободно перемещаться во власти – сначала Воронин автоматически стал депутатом республиканского Верховного Совета, а затем – в 1989 г. – был назначен министром внутренних дел МССР, получив воинское звание генерал-майора.

В этот самый момент «советская система», уверенно выдвинувшая выпускника кооперативного техникума и директора хлебозавода в министры внутренних дел, начала давать сбои. Перестройка незаметно перешла в распад Союза.

Новоявленный «политический деятель» Воронин 31 августа 1989 г. голосовал в Верховном Совете за «Закон о функционировании языков» – по существу подрывной, закладывающий мину под национальное согласие в многонациональной республике и дискриминирующий русский язык и русскоязычных граждан, составлявших основу экономической и интеллектуальной мощи Молдавии. А немного позже он же уже предлагал на 20 лет приостановить действие этого закона на Левобережье.

Когда в 1990 г. толпа обезумевших народнофронтовцев пошла на штурм здания МВД, чтобы «проверить» уровень знания милиционерами «государственного языка», министр Воронин запретил своим подчиненным применять силу. Вдохновленные демократичностью министра, поборники румынской идентичности независимого молдавского народа провели в захваченном здании свой экзамен на знание языка – сотрудников МВД, плохо владевших молдавским, избивали и выбрасывали из окон.

На этом развитие политика Воронина не остановилось. Руководить республикой (которую теперь было велено именовать «ССР Молдова») стали председатель Верховного Совета Мирча Снегур и руководитель правительства Мирча Друк (лидер «Народного фронта»), а точнее – нерушимый блок национал-коммунистов и националистов. В это правительство партаппаратчика Воронина не взяли, и он обратился за помощью к любимой «системе подбора и расстановки», которая к тому времени еще продолжала действовать. Новоявленный руководитель республиканской милиции поехал в имперскую Москву, в Академию МВД, и с мая 1990 по сентябрь 1993 (!) г. числился в резерве кадров МВД РСФСР (России).

В его отсутствие ситуация в Молдавии изменялась быстро и бурно.

На волне народнофронтовской активности 1990 г. суверен-номенклатурная элита ССР Молдовы перевела молдавский язык на латиницу и переименовала его в румынский, заменила флаг МССР на румынский триколор, а главное, подтолкнула русскоязычные районы Приднестровья и регионы проживания гагаузов к мощным сеператистским выступлениям, закончившимся образованием непризнанной Приднестровской Молдавской Республики.

Кабинет национал-радикала Мирчи Друка пал в феврале 1991 г. и сменился сначала национал-коммунистическим правительством Валерия Муравского (1991—1992), а потом – левоцентристским кабинетом во главе с Андреем Сангели (1992—1997). Фактически власть в стране перешла в руки «агропромышленного директората» во главе с президентом Мирчей Снегуром (1991—1996), премьер-министром Андреем Сангели и влиятельным спикером парламента, членом последнего состава Политбюро ЦК КПСС Петром Лучинским (1993—1996).

Все эти годы небольшую и небогатую Молдавию терзали проблемы, которые приходилось решать и народу, и власти. Неурегулированный конфликт с Приднестровьем был только одной из них. Второй стало нарастание серьезнейших противоречий между частью политической элиты и национальной интеллигенции, избравшей «румынский вектор» в качестве единственного внешнеполитического вектора страны, с одной стороны, и устойчивой экономической и социально-психологической ориентацией подавляющего большинства населения на сохранение и укрепление связей с Россией – с другой.

Это противоречие, нараставшее в информационно-политическом поле страны, оставалось под практически полным контролем прорумынского лобби, и именно с ним в своих публичных заявлениях, решениях и действиях должны были считаться умеренные и вполне советские по своему менталитету лидеры молдавского истеблишмента. С другой стороны, подавляющее большинство пассивного, по преимуществу сельского, электората оставалось глубоко чуждым «румынским веяниям» и впадало во все более острую ностальгию по простым и понятным советским временам.

Тем временем Владимир Воронин, выйдя из резерва МВД России на пенсию, вернулся в Молдавию, все еще оставаясь под спасительной сенью «советской системы подбора и расстановки кадров». Но свои номенклатурные мечты он вовсе не оставил. В строгой координации со своими российскими товарищами он приступил к возрождению Коммунистической партии в Молдавии.

Компартия Молдавии – как и КПСС в России – была запрещена после августа 1991 г. Как и в России, Конституционный суд признал законность прекращения деятельности оргструктур КПСС, но оставил возможность легализации коммунистической партии как новой политической силы, не являющейся продолжателем КПСС. В 1993 г., опираясь на судебные решения, Владимир Воронин в точности последовал за своим партийным товарищем Геннадием Зюгановым. В октябре была созвана учредительная конференция «новой» Партии коммунистов Республики Молдова (ПКРМ), оргкомитет которой возглавил Воронин. С 1994 г. он стал первым секретарем ЦК ПКРМ, а в апреле партия поручила ему провести ее официальную регистрацию, что позволило бы ей принять участие в парламентских выборах 1994 г.

В 1994—1996 гг. Воронин оставался в оппозиции к правительствам Снегура – Сангели и производил впечатление безобидного, слабого и невнятного дублера своих партийных товарищей из КПРФ. В 1995 г. ПКРМ активно участвовала в работе так называемого Союза коммунистических партий (СКП-КПСС), вступила в его состав в качестве полноправного члена и делегировала Воронина в Совет СКП-КПСС.

Все это время никто не относился к экс-милиционеру всерьез.

Примитивная, устремленная в прошлое аппаратная риторика, неумение внятно излагать свои мысли, а главное, отсутствие серьезной ресурсной базы – все это превращало Воронина, во всяком случае с точки зрения политической элиты в Кишиневе и местных СМИ, в маргинала. Остро ощущалось и то, что Воронин – чужак для нового политического класса, не умеющий не только хорошо говорить «по-румынски», но и вообще не владеющий новой политической лексикой.