Читать онлайн «Анжелика. Маркиза Ангелов». Страница 4

Анжелика страдала манией величия.

— Я маркиза, — объявляла она каждому, кто соглашался ее выслушать.

— Ах, вот как? И как же вы стали маркизой?

— Я вышла замуж за маркиза, — отвечала она.

«Маркизом» по очереди становились то Валентин, то Николя, то один из тех озорников, безобидных, как птички, которые носились с ней по лугам и полям.

А еще она так же забавно говорила:

— Я, Анжелика, веду на войну своих ангелочков.

Поэтому ее и прозвали: маленькая Маркиза Ангелов.

Почти каждый год бродячие торговцы-разносчики нарушали укромный покой бокажа[6], принося то, что пробуждало мечты и тайные страсти.

Торговцев было двое.

Одного прозвали овернцем, потому что люди этой профессии действительно часто оказываются уроженцами Оверни[7]. Он приезжал на запряженной ослом или мулом телеге, наполненной всевозможными тканями, посудой, предметами обихода и туалетными принадлежностями. Овернец целыми днями ездил по деревне от одного дома к другому, предлагая свой товар. Именно он привозил календари, и все были почти уверены, что в середине декабря увидят его двуколку. Покупателей он чаще всего знал не по именам, а по домам, или же по заранее оговоренным местам встреч, где они к взаимной выгоде совершали сделки.

Другой, тоже уроженец гор, возможно савояр[8], не был столь постоянен. Шло время, и люди уже начинали беспокоиться. И вот, наконец наступал долгожданный день, когда одна из деревенских девушек бежала через луга с криками: «У него сундук!»

Это был маленький смуглый человечек с черными как смоль бровями.

Он приходил пешком.

Он носил тюрбан из выцветшего шелка, в который втыкал перо. Этот плюмаж, потрепанный непогодой, он обновлял каждый год. Его плащ спускался до лодыжек. На спине торговец нес корзину высотой в человеческий рост, где лежала всякая мелочь и несколько отрезов тканей. А через плечо на перевязи висел знаменитый сундук, который он поддерживал левой рукой. Продавец ни разу не пришел без своего сундука, но люди все равно опасались: а вдруг им не повезет и на этот раз мужчина уже распродал все его содержимое, прежде чем дошел до Монтелу. Тогда грядущий год будет омрачен.

Правой рукой разносчик выуживал из сундука маленькие синие книжки, и ветер перелистывал их страницы со звуком, напоминающим трещотку прокаженного.

Но от трещотки люди разбегаются, а к книгоноше они сбегались. И это было счастье!.. Под крыши хижин, да и под своды просторных замковых кухонь приходило объединявшее умы время открытий.

А для Ортанс наступал час славы. Усевшись за большой стол, она читала вслух, а Анжелика и Нанетта, прижавшись к ней с обеих сторон, пытались разобрать слова. И какое это было счастье, если открыв и пролистав книжку, она сообщала, что нашла там продолжение истории о Николетте и Окассене[9], песни о доблестном Роланде и его мече Дюрандале, о Карле Великом с его пышной бородой, о короле Артуре и рыцарях Круглого стола…

Обложки книг изготавливали из синей оберточной бумаги[10], которой бакалейщики оборачивали булочки в сахарной пудре, перед тем как их продать. Быть может, одна забытая партия этой бумаги и подала книготорговцу-издателю из Труа идею печатать дешевые брошюры для деревенской бедноты и их детей, которых кюре и школьные учителя, и в хорошие, и в трудные годы, пытались обучать грамоте. Эти дети, даже подрастая, не могли покупать газеты, подобно горожанам, а уж книги в кожаных переплетах и вовсе оставались недоступной роскошью для крестьян, привязанных к тяжелому труду на земле и обреченных на уплату разорительных, вытягивающих последние жилы налогов.

Очевидно, печатник предоставил своим работникам полную свободу решать, каким духовным содержанием заполнить листки в синей обложке, соединенные двумя пеньковыми шнурками, продетыми сквозь отверстия.

Выбор, почерпнутый на книжных складах, где пылились старинные, вышедшие из моды издания, оказался счастливым. Успех был немедленным и полным, и книгоноши неустанно пополняли запасы, осведомляясь о новинках и составляя списки персонажей, о которых хотела читать их публика. Вот почему в книгах воскресали старинные легенды, раздавался звон скрестившихся мечей и совершали подвиги герои, о которых можно мечтать, не опасаясь, что они разочаруют вас своей трусостью или недостойным поступком.

Одновременно и зачарованные, и воодушевленные волшебными историями, люди чувствовали, как крепнет в них чистая, как горный хрусталь, и твердая, как старинный алмаз, душа. Молча, но с гордостью за родной край и его славное прошлое, ощущали они защиту прочных стен древнего замка, возвышавшегося во мраке как черный каменистый остров между двумя первозданными стихиями Творения — водами болот, вытеснившими из морского залива горьковато-соленые потоки океана, и темной массой дремучего кельтского леса, простиравшегося до скалистых берегов на краю света.

Одна из стен замка Монтелу смотрела на болота. Это была самая старая стена, возведенная в далеком XII веке сеньором Ридуэ де Сансе, соратником Готфрида Бульонского[11]. По краям ее возвышались две большие башни с крытыми дранкой мостками для дозорных. И когда Анжелика с Гонтраном забирались туда, они развлекались тем, что плевали в машикули, откуда в средние века воины выливали из ведер кипящее масло на врагов. Стена была построена на узком, но высоком известковом мысе, поднимавшемся над болотами. Некогда, в первобытные времена, море доходило до этих мест. Уходя, оно оставило переплетение рек, крохотных озер, которые заросли травой и ивами и превратились в царство угрей и лягушек, так что крестьяне могли передвигаться здесь только на лодках. На островках бывшего залива стояли деревушки и одинокие хижины. Герцог де ла Тремуй, любитель экзотики, который однажды провел лето у маркиза дю Плесси, после путешествия по этой водной стране прозвал ее Зеленой Венецией.

Обширные водные луга, пресноводные болота простирались от Ньора и Фонтене-ле-Конт до океана. Немного не доходя до Марана, Шайе и даже Люсона, они сливались с горькими болотами, то есть с солончаками. А дальше начинался берег с его грядой, белой от драгоценной соли, из-за которой жестоко враждовали таможенники и контрабандисты.

Если кормилица почти не рассказывала историй о таможенниках и соляных контрабандистах (а такими историями увлекались все жители болот) то только потому, что она сама родилась на твердой земле и глубоко презирала людей, чьи ноги все время по колено в воде и которые, к тому же, гугеноты.