Читать онлайн «Демократия как вырождение». Страница 6

Неожиданно Сорель с сочувствием цитировал «великого мыслителя» Алексиса де Токвиля /1805-59/: «Я изумлен, что старые и современные публицисты не приписывали законам о наследовании большого влияния на ход жизни человечества. Эти законы должны быть поставлены во главе политических учреждений, потому что они оказывают огромное влияние на социальный быт народов, внешним выражением которых только и служат эти политические учреждения». Следует учесть также неоднократные ссылки Сореля на резкие отличия друг от друга народов с точки зрения перспектив революции. Таким образом, он признавал важную роль наследственного фактора, который, если его провести логически, опровергает всю классовую теорию марксизма.

Всё же Жорж Сорель своими нападками на теоретические основы учения Маркса вышел далеко за пределы этой несчастной теории. Это относится к центральному положению марксизма – описанию процесса производства и последствий его развития. Сорель отрицал обязательное «загнивание» капитализма и его автоматическое крушение в результате критического развития производительных сил. Он упрекал Маркса в недопонимании государства и рабочего движения, в том, что тот не разбирался в проблеме квалифицированного труда и не оставил мыслей о характере распределения при социализме. «Социализм поневоле остается неясным вопросом, так как он, прежде всего, вопрос о производстве, то есть о самой загадочной и неизвестной области человеческой деятельности», – писал Сорель.

Но демократические главари мало думают о производстве, рассуждал социолог. Они используют то, что «массы считают свои страдания следствием прошлого, полного жестокости и невежества, веря в то, что «гений вождей» может сделать их менее несчастными. На место иерархии несправедливой и злой, демократия поставит иерархию, творящую добро. Сами же вожди смотрят на мир совсем с другой точки зрения: современная социальная организация делает их революционерами лишь поскольку не дает ходу их честолюбию… С того момента, когда им удается проникнуть в святая святых государства,…они перестают быть революционерами и начинают благоразумно рассуждать об эволюции… Но ими движут собственные интересы… В политике нет места совестливости». К этому рассуждению остается добавить, что демократическая среда не в состоянии породить крупных вождей, всегда открывающих новые времена, а рядовым политикам это не под силу. «В мелкой воде утонет всякое время», – говорил Ницше о торжестве демократии.

Сорель привел убедительные исторические примеры разрушительных последствий демократизации. – Фискальные законы, стеснительные для богатых, немало способствовали разрушению греческих городов и итальянских республик. В XV веке папа Пий II отмечал необыкновенное благоденствие торговых городов Германии и большую свободу немецких граждан, которые в Италии были гонимы. «Современная социальная политика насыщена завистью и местью… Невозможно понять успехи демагогов, начиная с древних Афин и до современного Нью-Йорка, если не считаться с этими идеями, ослепляющими рассудок… Демократическая политика уничтожила цветение Древнего мира», – писал Сорель.

В противоположность демократическому застою борьба за социализм, утверждал Жорж Сорель, «пробуждает в душе высокие чувства, необходимые для этой гигантской битвы, и отодвигающие на второй план жажду удовлетворить свои чувства жестокостью; на первый план выступает гордость свободного человека, защищая рабочего от шарлатанов, от жадных до поживы вождей». Сорель провел глубокую параллель между подлинным социализмом и благородным типом войн. «Героическое представление о войне царит над всей античной историей, – писал он. – Республиканские учреждения древней Греции были вначале военными организациями граждан. Греческое искусство, философия, социальные утопии создавались для того, чтобы сохранить в городах ядро гомеровских воинов. В новейшее время войны за свободу были так же плодотворны, как древнегреческие». – Эта аналогия решительной пролетарской борьбы с победоносной войной помогает осмыслению благородных черт насилия по Сорелю.

Применительно к революции он развил свою мысль таким образом: «Насильственные действия пролетариата имеют значение лишь военных действий… На войне не убивают побежденных… Сила проявляется сообразно собственной природе, ничего не заимствуя у правосудия, которым общество пользуется против преступников. Чем больше распространится и разовьется синдикализм, освобождаясь от старых предрассудков, идущих от старого режима и католической церкви через посредство писателей, профессоров философии и историков революции, тем больше социальные конфликты будут носить характер чистой войны, вполне аналогичной борьбе двух враждебных армий».

«Но существует и другой вид войны, в котором нет ничего благородного, – заключал он. – Война уже не служит самоцелью, а должна удовлетворить честолюбию политических деятелей. Войны ведутся на чужой территории, чтобы получить немедленные материальные выгоды. Тогда всякое внешнее завоевание служит причиной победы внутренней, выпадающей на долю правящей партии». «Всеобщая социальная забастовка ближе к первому типу войны… Всеобщая забастовка обнаруживает безразличное отношение к завоеваниям, стремясь уничтожить государство,…которое было организатором завоевательных войн и распределителем благ». Не случайно Бенито Муссолини перед Первой мировой войной руководствовался этой идеей Сореля, осуждая стремление итальянских правителей к захвату чужих земель. Он предвидел, что участие Италии в коалиционной войне между буржуазными государствами, сведется к обогащению их финансово-политической верхушки.

О другом, ущербном типе социальных преобразований Сорель писал в начале XX века: «Так как в настоящее время благодаря новым средствам, доставляемым парламентским режимом, власть переходит из одних рук в другие, и так как пролетариат превосходным образом втиснут в рамки официальных союзов, то нам пришлось бы увидеть, как социальная революция завершилась полным рабством». Резкие характеристики Сореля подтверждаются процессами, идущими в европейских странах в XXI веке. Политические махинации правящих партий Европы, управляемые из единого международного центра, прямо ведут к социальному вырождению в масштабе континента, обрекая его народы на духовную немощь и бессилие, равносильные новому рабству.

Защищая насилие «с точки зрения его идеологических последствий», Сорель сомневался в обязательности пролития «крови ручьями» при его применении пролетариатом, но отстаивал тактику активизма. Убеждение, приводящее к активному действию, писал социолог, «совершенно не зависит от рассуждения или от воспитания индивидуальной воли, оно есть плод участия человека в той или иной войне». При этом Сорель не был сторонником слепого коллективизма, призывая к массовому восстанию. «Всеобщая стачка, так же как и войны за освобождение, представляет собой блестящее проявление индивидуалистического духа в поднявшихся массах», утверждал он. Называя Прудона «великой личностью», Сорель иронизировал над мягкостью этого высоконравственного, но беспощадного критика демократии и парламентаризма, надеющегося на бескровное разрешение социальных противоречий.

«В глазах современной буржуазии всё хорошо, что устраняет понятие о насилии. Наши буржуа хотят мирно опочить», – писал Сорель. – «Официальные социалисты могут рассчитывать на осуществление своих мечтаний устроиться в роскошных дворцах… «Есть два обстоятельства, способные остановить этот процесс: большая война, которая может вызвать приток энергии и поставить у власти людей, в самом деле желающих управлять, или очень резкое проявление насилия со стороны пролетариата, которое показало бы буржуазии богиню революции и отвратило их от гуманитарных пошлостей Жореса».

Исход Первой мировой войны и смена власти в Германии в 1933г. подтвердили эту мысль Сореля на примере государства, источником силы которого стало единство народного духа. Но большая франко-германская война 1871г. привела к другому результату. В момент падении Второй империи французы были под впечатлением легенд об армиях наполеоновских волонтеров. Однако к этому времени страна стремительно деградировала, и жизнь разбила иллюзии. Поражение 1871г. заставило Францию обратиться к прозаической и практичной политике, лишив революционного импульса действия «парламентских социалистов» и французский пролетариат.

Многие выводы Сореля вытекали из сознания неустранимой слабости французского государства, не поддающегося переустройству. «Синдикаты не имеют целью реформировать государство, как передовые умы XVIII века: они хотят вовсе уничтожить его», – убеждал он. Традиционное государство буржуазии требовало разрушения. Антимилитаризм социолога вызван этой яростной оппозицией государству, всегда воплощавшему, по его мнению, тенденцию к внешним войнам, ведущим к сплочению нации и снижающим остроту классовой борьбы. – Поэтому он отвергал патриотизм и национальную солидарность в буржуазномгосударстве.Подобные взгляды в начале Первой мировой войны разделял Муссолини, которого нельзя упрекнуть в недостатке любви к Италии.