Читать онлайн «Марксистская анатомия октября и современность». Страница 1

За десятилетия советской власти мы привыкли называть Великий Октябрь социалистической революцией. Но многое из того, к чему мы привыкли, сегодня исчезло. Какова в таком случае участь «титулов» Октябрьской революции?

Классический научный марксизм утверждает, что первым актом социальной революции пролетариата станет овладение самим пролетарским классом политической властью в обществе. Согласно Марксу, капитализм от коммунизма отделяет период революционного превращения первого во второе. И этот период не может быть ничем иным, как периодом диктатуры пролетариата. Следовательно, если мы не видим такой классовой диктатуры, то, понятно, не приходится говорить и о преодолении капиталистических отношений. Причем стойко закрепившиеся названия и официальные вывески тут ничего не значат, — они могут оказаться просто заблуждением (как добросовестным, так и злонамеренным). Ведь, по убеждению того же Маркса, об эпохе, как и о человеке, нельзя судить на основании того, что они сами о себе думают. Да и каждый из нас уже достаточно убедился: как принадлежность к партии, называющей себя коммунистической, еще не означает коммунистических убеждений, так и тоска по красному флагу над административными зданиями отнюдь не свидетельствует о стремлении к новым социальным отношениям между людьми.

Россия, как известно, страна «с непредсказуемым прошлым». Возможно, поэтому сейчас нет единого мнения о том, когда же в России погибла диктатура пролетариата и была ли она вообще в нашей стране. На наш взгляд, диктатура пролетариата в России существовала. Но, во-первых, это была не диктатура пролетариата в «чистом виде», т. е. не одноклассовая социалистическая диктатура пролетариата, а «демократическая диктатура пролетариата», т. е. союз меньшинства рабочих и большинства бедных крестьян. Во-вторых, срок ее жизни ограничивается лишь несколькими месяцами.

Дело было так. 13(26) января 1918 года III Всероссийский съезд Советов крестьянских депутатов слился с III-м съездом Советов рабочих и солдатских депутатов. К марту слияние произошло на местах. Таким образом, пролетариат, политическое господство которого, по идее, и должно обеспечить социалистические преобразования, под нажимом партии большевиков поделился властью с крестьянством.

Само же российское крестьянство к 1917 году не было, как известно, социально однородным. Значительная часть его — кулаки и середняки — все более ориентировали свои хозяйства на потребности рынка. Середняки, таким образом, омелкобуржуазивались; кулаки же зачастую прямо вели затратное хозяйство, нанимали рабочую силу — батраков — и ее эксплуатировали, то есть они представляли собой уже сельскую буржуазию. Институт традиционной крестьянской общины в большинстве местностей формально сохранялся, но выгоден он был больше не середнякам и, тем более, не кулакам — «мироедам», а бедняцкой массе, которая составляла свыше 60 % всех крестьян. Законы развития капитализма, однако, превращали при этом многих бедняков в полупролетариев. Были на селе и настоящие пролетарии — сельхозрабочие, которые в общину не входили и батрачили на помещиков и кулаков вместе с бедняками.

Таким образом, слияние Советов рабочих и солдатских депутатов с общекрестьянскими советами уже означало отступление от «чистой» диктатуры пролетариата. Впрочем, ее «чистота» и до этого была весьма условной. Советы рабочих и солдатских депутатов состояли не только из рабочих. Ведь солдаты в основной своей массе — на 60 % — были вчерашними крестьянами: бедняками и середняками, одетыми в шинели и вооруженными царским правительством; фабрично-заводских рабочих среди солдат было менее 10 %.

Всеобщее вооружение народа, а не одного только передового класса — пролетариата, слияние двух типов Советов, а также двухпартийная коалиция большевиков и левых эсеров означали фактически переход к так называемой «старобольшевистской формуле» — революционно-демократической диктатуре пролетариата и крестьянства. А эта форма власти была шагом назад по сравнению с той, которая возникла после свершения Октябрьской революции. Тогда, как известно, власть перешла ко II-му съезду Советов рабочих и солдатских депутатов, т. е. на деле была введена «демократическая диктатура пролетариата», хотя вождь большевиков В. И. Ленин говорил при этом о «рабочей и крестьянской революции» (ПСС, т.35, стр. 2) и «переходе власти на местах к Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов» (там же, стр. 11).

Итак, первая попытка утверждения «демократической диктатуры пролетариата» ограничилась периодом с октября 1917 года по январь-февраль 1918 года, причем происходил неуклонный откат от позиций, завоеванных рабочим классом в октябре-ноябре. За это время, названное советскими историками «триумфальным шествием Советской власти», произошло не только слияние рабочих и солдатских Советов с общекрестьянскими Советами. Еще более важным обстоятельством явился тот факт, что вместо того, чтобы укреплять и развивать систему подлинно рабочих организаций — фабрично-заводских комитетов, большевики, напротив, способствовали ее свертыванию. А ведь именно фабзавкомы могли стать подлинной основой Советской власти, если понимать под ней в перспективе настоящую, социалистическую диктатуру пролетариата. Иными словами, страной должны были бы управлять Советы фабзавкомов. Вместо этого уже в январе-феврале 1918 года на 1-м всероссийском съезде профсоюзов и 6-й конференции ФЗК Петрограда по инициативе большевиков было предпринято решение о слиянии фабзавкомов с профсоюзами, профсоюзы же переводились под контроль складывавшегося партийно-государственного аппарата, членство в них становилось обязательным для всех работающих не только на предприятиях, но и в учреждениях. Рабочий класс, однако, сопротивлялся такой государственной политике, и покончить с автономными фабзавкомами Советской власти удалось только к началу 1919 года.

Слияние рабочих и солдатских Советов с крестьянскими Советами, а фабзавкомов с огосударствляемыми профсоюзами было не единственным, что размывало пролетарскую составляющую Советского строя. Так, в ходе гражданской войны большевики отказались от своей же дооктябрьской идеи создать отдельно от крестьянских Советов Советы сельскохозяйственных рабочих — властные органы сельского пролетариата. Совхозы в бывших помещичьих имениях создавали, а Советы сельхозрабочих — нет. Правда, в марте 1919 года организуются профсоюзы.

Эти и многие другие факты говорят о том, что Великий Октябрь явился на самом деле не социалистической революцией, как предполагали большевики, а лишь вторым, кульминационным этапом буржуазно-демократической революции в России, одной из основных целей которой было решение земельного вопроса в пользу крестьянства. Несмотря на всю активность рабочего класса и пролетарскую политическую революцию в столицах, социалистической революции в октябре (ноябре) 1917 года в капиталистически отсталой России не произошло. Карл Маркс предвидел возможность такой ситуации еще 1847 году он писал:

«Поэтому, если пролетариат и свергнет политическое господство буржуазии, его победа будет лишь кратковременной, будет лишь вспомогательным моментом в самой буржуазной революции, как это было в 1794 году (во Франции — ред.), — до тех пор, пока в ходе истории, в ее „движении“ не создались еще материальные условия, которые делают необходимым уничтожение буржуазного способа производства…»

Впрочем, сам В. И. Ленин призывал в 1920 г: «Особые условия, усложнившие и замедлившие борьбу победившего буржуазию пролетариата с крупным крестьянством в России, сводятся главным образом к тому, что русская революция после переворота 25.10./7.11. 1917 года проходила через стадию „общедемократической“, т. е. в основе своей буржуазно-демократической, борьбы всего крестьянства против помещиков; затем — к культурной и численной слабости городского пролетариата; наконец — к громадным расстояниям и крайне плохим путям сообщения» (В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 41, с. 176). А в 1921 году, уже после победы красных в гражданской войне и введения Новой экономической политики (НЭП), вождь большевиков, полагая, что «мы довели буржуазно-демократическую революцию до конца, как никто», тем не менее оговаривался: «Мы вполне сознательно, твердо и неуклонно продвигаемся вперед, к революции социалистической, зная, что она не отделена китайской стеной от революции буржуазно-демократической, зная, что только борьба решит, насколько нам удастся (в последнем счете) продвинуться вперед, какую часть необъятно высокой задачи мы выполним, какую часть наших побед закрепим за собой. Поживем, увидим.» (там же, т. 44, с. 144–145).