Читать онлайн «Наука о социальной политике: методология, теория, проблемы российской практики. Том II. Становление науки о социальной политике». Страница 3

Современное советское обществоведение представляет собою эклектическое соединение двух потоков общественной мысли. Один твёрдокаменно защищает «достижения» сталинской идеологии, выдавая их за развитие и продолжение ленинизма. Другой пытается восстановить ленинские подходы, но груз пережитков (последствий) сталинской идеологии невероятно затрудняет эту единственно полезную работу. Различные общественные науки разъединены, ведут невзаимодействующие исследования. Роль исторического материализма как методологической основы обществоведения крайне ослаблена. Взаимодействия общественных и естественных наук складываются таким образом, что засилие пережитков сталинской идеологии в обществоведении все больше компрометирует марксизм-ленинизм, от которого сталинская идеология переняла разве что одну только фразеологию, только словесную оболочку мыслей, заменив сами мысли на иные, зачастую враждебные марксизму-ленинизму.

Проблема эта сложна, мало изучена, но приоритетна в ряду современных философских проблем ускорения социально-экономического развития СССР. Формула проблемы такова: восстановить целостность обществоведения, его связь с практикой на основе очищения марксистско-ленинского обществоведения от враждебных ему и извращающих его положений сталинской идеологии.

Решение так поставленной проблемы означало бы подлинно революционное преобразование обществоведения – этого необходимого оружия в борьбе за революционное преобразование общества.

5. Преодоление метафизической методологии на основе восстановления диалектико-материалистического метода обществоведения равнозначно повторному освоению революционного переворота во взглядах на общество

Методологические «новации» Сталина частично проанализированы в 60-е годы. Но эта критика была приостановлена, на критику сталинских извращений ленинизма уже более 20 лет действует не то мораторий, не то запрет. Между тем сталинской идеологии внутренне чужда диалектика, свойственна метафизика. Пропаганда сталинской идеологии в течение десятков лет сказывается ныне как раз в том самом старом типе экономического (и не только экономического) мышления, который партия считает необходимым заменить новым. Если раскрывать смысл старого (инерционного) и нового типов мышления, то смысл прост: так называемый старый тип мышления – метафизический тип мышления, так называемый новый – диалектико-материалистический. Осознать это, громко сказать об этом, вскрыть исторические причины укоренения метафизического типа мышления – актуальная философская проблема, без решения которой невозможно ускорение.

Не раскрывая всю проблему (готов сделать это специально, если получу приглашение), приведу самый краткий перечень атрибутов сталинской методологии, доказывающих её метафизичность:

1) экономический детерминизм предельно вульгарного толка;

2) прудонистские представления о противоречиях и способах их разрешения;

3) подмена достижений философии в понимании критической деятельности примитивной концепцией «критики и самокритики»;

4) полное непонимание механизма общественного прогресса (сталинское забвение закона отрицания отрицания уже было отмечено в 50-е, кажется, годы).

Запрет на публичную критику сталинских извращений ленинизма должен быть снят. Без этого не очистить душу марксистско-ленинского мировоззрения – его методологию.

6. О движущих силах предстоящих подлинно революционных преобразований

Без сомнения, это вопрос вопросов. Ставлю его, но не отвечаю на него. Тем более, что это одновременно и вопрос о силах, противодействующих подлинно революционным преобразованиям. Ответ на этот вопрос не так уж и сложен, но советские обществоведы отвыкли ставить подобные вопросы и честно на них отвечать. Хотя это их высокий долг.

7. Резюме

Итак, назрела необходимость разработать теорию социальной революции (говоря словами XXVII съезда КПСС, – подлинно революционных преобразований) в обществах современного советского типа, то есть в условиях деформации социализма.

Первоочередные (приоритетные) дела философов в этих условиях:

1) вскрыть глубинные причины застойных явлений и неблагоприятных тенденций в обществе, обосновать роль и способы демократизации как восстановления на деле и в полном объеме ленинских принципов руководства обществом;

2) восстановить целостность марксистско-ленинского обществоведения, его связь с практикой, поднять роль исторического материализма как общей методологической основы общественных наук; очистить марксизм-ленинизм от положений сталинской идеологии;

3) преодолеть метафизическую методологию на основе восстановления метода диалектического материализма в советском обществоведении;

4) поставить и решить вопрос о движущих силах подлинно революционных преобразований в условиях деформации социализма.

Это мы обязаны сделать. Это мы можем сделать.

24-26 мая 1986 г.Б.В.РакитскийВ чем задача и имеет ли она решение?

Бюрократия – власть конторы, бюрократы – захватившие власть аппаратчики. Таковы буквальные значения слов, употребляемых в последние годы для обозначения якобы главного зла советской общественной системы. Реже, но тоже весьма дружно ругают и государственный характер управления. Всё, дескать, у нас обюрокрачено, всё огосударствлено, отсюда проистекают все наши беды.

Слышны и резонные возражения. В том духе, что без контор, без делопроизводства, без канцелярий, без аппарата управления – нельзя. Функция требует специализации, профессионализации ради эффективности. А с государством и того яснее: даже самая образцовая демократия есть государство. Не дошло еще человечество до тех рубежей, когда властные функции перестают быть политическими по существу и государственными по форме осуществления. Такие возражения опрокидывают поверхностное понимание бюрократии и государства, заставляют поглубже поставить вопрос о природе явлений и процессов, обозначаемых этими понятиями.

Начну с того, что на Западе (в буржуазно-демократических обществах), когда говорят о бюрократизме, имеют в виду нечто иное, чем мы в СССР. Там жизнь общества регулируется законами, то есть общество является правовым. Чьи интересы преимущественно отражают и защищают законы, – другой вопрос. Нам важно сейчас отметить, что законы не только написаны и приняты, но и действуют, имеют верховенство в системе управления. Разнообразные органы и институты власти призваны осуществлять правопорядок, поддерживать инициативу, свободные действия и противодействия в рамках законных норм. Бюрократизм в этих условиях возникает и существует как извращение в деятельности органов и институтов власти: отдельные чиновники или даже целые властные структуры начинают манипулировать законом, ставить себя выше закона, своекорыстно интерпретировать закон и правовые нормы. В результате таких действий возникает как бы параллельная властная структура, «примесь» к правопорядку, неформальная функция, извращение правила. Норма правового общества состоит в верховенстве закона, которое осуществляется через административную и – как часть ее – конторскую деятельность. Отступление от нормы, когда оно происходит, проявляется прежде всего и главным образом в том, что наряду с отправлением через контору властных и административных функций появляется незаконная власть самой конторы, выражающая не законную норму, не интерес законодателей, а интерес конторы, противопоставленный закону.

Наше общество – все еще неправовое, в нём нет верховенства закона в регулировании всех сфер жизни. Система управления по-прежнему в значительной мере является не демократической, а командно-карательной[8]. Даже если закон писан и принят, он не имеет верховной силы. Поэтому-то и пишется закон обычно в форме внутриведомственной инструкции или общей декларации. Реальной является власть, сознательно ставящая себя выше закона. То, что в правовом обществе – исключение из правила и существует неформально, прячется от общественного внимания, у нас – правило, существует как фактический принцип государственного строя, афишируется как естественное и неотъемлемое свойство системы управления. Здесь действует реальный механизм отчуждения народа от власти. Долгие годы этот механизм упорно называли демократическим централизмом, хотя в нем нет ни грана демократии. Сейчас называют бюрократизмом. Правильное ли это название? Думаю, нет, неправильное. Но если уж мы привыкли так обобщенно называть пороки нашей системы управления, то давайте хотя бы ясно осознавать смысл, вкладываемый у нас в понятие «бюрократизм».