Читать онлайн «Радикальный ислам. Взгляд из Индии и России». Страница 2

Понимая, что история подводит (а точнее, уже подвела) черту под определенной эпохой, гордо называвшей себя «временем войны с глобальным террором», мы не отказываемся от этой войны с чудовищным и набирающим силу злом. Наши народы не могут прекратить эту войну, поскольку силы, развязавшие ее против нас (как и против всего человечества), наращивают активность и собираются воевать до победного конца.

Мы убеждены, что и другие народы мира раньше или позже в полной мере осознают опасность такого явления, как глобальный терроризм. Осознают невозможность прекращения войны с ним в XXI столетии – невозможность, которая в чем-то сродни невозможности в XX столетии прекратить войну с фашизмом иначе как добившись от него безоговорочной капитуляции.

История подвела черту не под войной с глобальным террором, а под эпохой войны, основанной на упрощенном понимании того явления, с которым надо воевать. Настало время привести наш подход к этому зловещему явлению в соответствие с его сложностью и масштабностью. Внося в это посильную лепту, мы надеемся, что нас верно поймут и поддержат очень многие исследователи во многих странах земного шара.

По-настоящему опасно лишь непознанное. Познав явление во всей его полноте, мы найдем адекватные средства борьбы с ним. И не позволим Злу остановить поступательное движение Истории.

Задача трудна, но цивилизованный мир обязан противостоять террористической напасти. Решение этой задачи становится все более сложным в объединенном сетевой структурой мире, где связь и реализация заданий могут протекать в режиме реального времени, где террористам не обязательно пересекать границы и где акты террора могут осуществляться в Интернете и при помощи Интернета.

Положения Женевской конвенции служат рамкой, за которую правительства не могут выйти в борьбе с террористическими организациями. В то же время для террористов не существует подобных ограничений в ведении их «асимметричных» военных действий.

Следует признать, что добиться окончательной победы в борьбе с терроризмом невозможно. Всегда будут сохраняться и чувство обиды, будь она справедливой или необоснованной, и нереализованные стремления к мести. Терроризм можно сдержать, можно минимизировать последствия террористических акций, но его нельзя полностью искоренить, как невозможно искоренить преступность.

Как показывает опыт последних десятилетий, использование в борьбе с терроризмом вооруженной силы проблему решить не может и нередко в перспективе лишь усугубляет и ужесточает террор. Военные средства хороши для отражения и устранения только сиюминутных угроз.

А потому, повторим, особенно важно понимание явления терроризма во всей его полноте. Только такое понимание может дать нам в руки адекватные средства войны с этим злом.

Вице-президент ORF Викрам Суд

Президент МОФ-ЭТЦ Сергей Кургинян

Сергей Кургинян

Есть два подхода к исследованию таких явлений, как радикальный исламизм, этнический радикализм, сепаратизм, глобальный террор, суицидальный террор.

Первый подход основан на позитивистском представлении о том, что для описания явления можно исходить лишь из параметров, которыми обладает само явление.

Было бы интересно проследить, как подобное представление переходило по наследству от средневековых номиналистов к сторонникам самодостаточной имманентности, применяющим один подход, но развивающим разные (собственно позитивистские, а также неопозитивистские, структуралистские и неоструктуралистские) методы. Но правомочно ли тут говорить об одном подходе, объединяющем разные школы? И правомочно ли называть такой подход позитивистским?

Прежде чем ответить на этот вопрос, обсудим саму проблему присваивания определенному подходу, объединяющему разные школы, того или иного названия.

Какое название надо дать подходу, сторонники которого категорически отказываются привносить в свою аналитику любые внешние по отношению к рассматриваемым явлениям понятия? Мы ведь знаем, что подобный отказ формирует сегодняшний аналитический мейнстрим.

Имеем ли мы право говорить об индуктивном подходе и противопоставлять ему дедуктивный? Но ведь и индукция, и дедукция оперируют как частным, так и общим. Просто индукция предполагает переход от частного («явления») к общему («понятию»). А дедукция – переход от общего («понятия») к частному («явлению»).

Для тех же, кто категорически отказывается привносить в свою аналитику любые понятия, не являющиеся по сути своей просто параметризацией рассматриваемых им явлений, вообще не существует общего, то есть подлинной понятийности, не сводящейся к такой параметризации.

Но, может быть, мы должны тогда называть их подход не позитивистским, а прагматическим? Категорически отвергаю эту возможность, поскольку тем самым мы отказываем альтернативной аналитике в праве на прагматичность, то есть практическую результативность. Между тем именно стремление к такой результативности требует, по нашему мнению, введения в анализ внешних по отношению к анализируемым явлениям систем понятийных координат.

Конечно, можно в погоне за точностью используемых дефиниций вводить новые термины. И называть аналитику, отказывающуюся вводить внешние по отношению к явлениям системы понятийных координат, – имманентной. А аналитику, основанную на введении таких систем координат, – трансцендентной (трансцендентальной). Но неясно, покроют ли при этом приобретения издержки. Ведь есть своя традиция использования слов «имманентное» и «трансцендентное». Она носит существенно религиозный характер. И, пытаясь нечто уточнить, можно, наоборот, запутать читателя.

Нет уж, лучше все же называть аналитику, отказывающуюся от использования внешних по отношению к изучаемым явлениям систем понятийных координат, – именно позитивистской. Возможно, не все сторонники такого подхода являются кантианцами или неокантианцами. Но мы живем в эпоху, когда прямая связь между аналитическими и философскими школами не только не является обязательной, но в каком-то смысле уже становится чем-то вроде интеллектуального моветона.

Слишком многие стали называть спекулятивными любые попытки приписать явлению генезис, сопричастность тем или иным целостностям, а в конечном итоге даже и смысл. Это поветрие за последние десятилетия превратилось в устойчивую интеллектуальную моду, поддерживаемую многими людьми, принимающими политические решения или участвующими в их принятии.

Соответственно, констатация того, что эти люди исповедуют позитивистский подход, никак не является упреком. Напротив, сами эти люди, гордясь тем, что они являются позитивистами (в оговоренном мною выше условном смысле), склонны упрекать всех, кто их подход не разделяет, в приверженности умственным спекуляциям. А то и пресловутой теории заговора (конспирологии).

В пользу позитивистского подхода приводятся как гносеологические, так и иные доводы.

Что касается доводов гносеологических, то они сводятся к проблематизации необходимости вводить, к примеру, в аналитику такого предмета исследования, как морская вода, что-нибудь, кроме свойств этой воды – ее солености, плотности, температуры и так далее.

Неужели, спрашивают иронически сторонники позитивистского подхода, так уж нужно, исследуя морскую воду, вовлекать в это исследование характеристики морского дна? Или речных потоков, впадающих в морской водоем? Этак ведь можно перейти от исследования любого конкретного явления к построению «всеобщей теории всего», ибо, в конечном счете, все со всем как-то связано.

Что же касается других, не гносеологических доводов, то они тоже достаточно весомы.

Во-первых, современный мир слишком сложен. А значит, в каком-то смысле непостижим для тех, кто принимает решения или сопровождает их принятие. Многие делатели решений в силу этого предпочитают действовать чуть ли не в соответствии с бихевиористской схемой «стимул – реакция». Они лукаво называют такую схему принятия решений – «методом проб и ошибок». И категорически настаивают на том, что погрузиться в сложности современного мира – значит, занимаясь не своим делом, потерять много времени и сил, ничего в итоге не понять, запутаться, упустить время для принятия решений и так далее.

Во-вторых, многие попытки навязать современному миру те или иные интерпретационные схемы и впрямь попахивают «теорией заговора». Поскольку велик соблазн подменить невероятную сложность современного мира до крайности незатейливыми (а значит, доступными для искомого политического адресата) интерпретационными схемами.

Так есть ли другой, непозитивистский подход, несводимый при этом к оторванным от реальности спекуляциям, конспирологи-ческим измышлениям и так далее?