Читать онлайн «Постперестройка». Страница 10

Третье. Интенсивное вовлечение максимально широких слоев населения в "черное производство", включающее наркотики, проституцию, продажу детей, вывоз органов и биологической ткани для трансплантации, предоставление человеческого материала для аморальных, биологически и психологически вредных экспериментов над людьми, порнобизнес, убийства за плату и другие виды деятельности, обеспечивающие сверхприбыль при относительно низкоквалифицированном и нетрудоемком труде надсмотрщиков и контролеров (из числа лиц, имеющих опыт работы в концлагерях как по ту, так и по эту сторону колючей проволоки). Это может быть объявлено сгущением красок лишь теми, кто совсем не знаком с экономикой "третьего" и "четвертого" миров и кто слишком оптимистично оценивает сегодняшнее положение нашего рынка. На самом деле он настолько "болен", что позволяет сделать самые пессимистические прогнозы, по отношению к которым любой фильм ужасов покажется легкой и сентиментальной комедией. Кстати, факты показывают, что криминалитет давно уже готовится к такому развороту событий. Криминализация молодежи, проводимая по единому плану (Казань, Набережные Челны и другие центры интенсивной криминализации), имеет далеко идущие цели. Нетрудно представить себе усиление этой тенденции в условиях огосударствления мафии, учитывая, что криминализованный слой в целом составляет не менее 15 процентов населения страны, сопоставляя нашу ситуацию с ситуацией в странах с классической криминально-государственной структурой (так называемая "колумбийская модель") и беря поправку на социальные последствия сброса ценностей и установок предшествующего периода.

Четвертое. Только насытив "черную экономику", криминалитет перейдет к наиболее трудоемким и примитивным формам эксплуатации наемного труда в строительстве ("сицилийская модель") и в аграрном труде ("латифундистский метод"). В последнем случае ставка будет сделана на трудоемкий труд в пределах рентабельной монокультуры. Узбеки, например, окончательно будут "охлоплены".

Пятое. Дальнейший переход на более высокие этажи "белой экономики" будет связан с борьбой населения, оформлением профсоюзного движения, избыточными трудовыми и финансовыми ресурсами, не включаемыми в преступный бизнес, и другими факторами, обеспечивающими постепенное выползание из регрессивной ямы, в которую криминалитет неизбежно загонит общество. Эмиграция, неизбежный распад страны, террор и деградация "туземного населения" затруднят этот выход. В целом прогрессивный рыночный утопизм стимулирует в наших социальных условиях стремительный регресс к формам предкапиталистической эпохи (первоначальному накоплению), и уже после этого начнутся робкие попытки ощупью продвигаться в сторону капитализма начала XIX столетия. К 2010-му году мы доберемся, возможно, до восстания лионских ткачей.

Мы вновь убеждаемся, что декларация и реальное содержание социального проекта находятся в противофазе.

Декларируемая утопия сулит легкое вхождение в мировую цивилизацию (вначале вообще без издержек, по мере приближения утопии к моменту своего воплощения издержки растут, но у общества уже и не спрашивают, согласно ли оно их уплатить) в минимально короткие сроки (сначала, как только избавимся от плановости, затем – через недолгий переходный период, потом – вплоть до пришествия светлого будущего).

Реальный социальный проект обеспечивает как раз обратное: скорейшее выпадение из мировой цивилизации, фактически навсегда, и "выдвижение" СССР вместе с Центральной Африкой и рядом других стран "третьего" мира на роль крайнего аутсайдера, подневольного раба технотронной цивилизации. Обществу очень хочется, чтобы по мановению волшебной палочки все стало "как там, на Западе", разумеется, только в сфере потребления, а не в сфере труда и рационального программирования своей деятельности.

Заявляя в ответ на аргументы, показывающие, что подобный переход невозможен, упрямое "если нельзя, но очень хочется, то можно", оно обрекает себя на страшное разочарование.

Антикоммунизм связан с атакой на бюрократию как носителя "преступной" идеологии. Национал-демократизм атакует ее же, но по линии государственной, как носителя централистских, "имперских" тенденций. Вне национал-демократизма антикоммунизм не смог бы с такой активностью поднять на борьбу достаточно аполитичное население страны. Вне антикоммунизма национал-демократизм не сумел бы отсечь национальную бюрократию от руководства процессами в регионах к тому моменту, как встал вопрос о смене государственной власти. Таким образом, мы можем говорить о двух взаимосогласованных процессах, реализующих общую цель. И подобно тому как рыночный утопизм сулил золотые горы в обмен на отход от директивности управления отраслями, антицентризм обещал скачок жизненного уровня за счет отхода от директивности управления регионами. Как в первом, так и во втором случае при наличии определенного чувства меры такие преобразования могли дать определенный, хотя и весьма ограниченный эффект.

Но представим себе пианиста, который, играя сложную классическую музыку, начал бы вдруг, вместо мягких прикосновений пальцами к фортепианным клавишам, что есть сил барабанить по ним кулаком, уверяя, что так громче, а значит, и лучше. Такого пианиста немедленно увезли бы в сумасшедший дом. В экономике ничего подобного не произошло, и тотальный регионализм, противоречащий всем мировым тенденциям экономического развития, заведомо пагубный, был провозглашен новым словом в развитии социалистической экономики.

Регионализация, однако, могла бы быть отнесена к разряду очередных бесплодных аппаратных экспериментов, на этот раз в духе демократизации, если бы в резонанс с ней не сработало национал-демократическое движение. Начатое национальной интеллигенцией, оно на первых порах опять же имело либеральный характер и всего лишь "раскачивало" процесс за счет энергии "собственных" колебаний, неизбежных при снятии деформаций предшествующего периода. Однако вскоре эта энергия начала собираться и направляться в строго определенное русло, а собственные колебания (обреченные на затухание) приобрели характер "вынужденных" с быстро растущей амплитудой. Элита национальной интеллигенции была отодвинута как недостаточно радикальная и демократическая, и ее место заняла новая генерация лидеров из числа интеллигенции, не принадлежавшей к высшему слою и не скомпрометированной сотрудничеством со старой властью.

Радикализация лозунгов, требования национального суверенитета (пока расплывчатые), ставка на открытый национализм и радикальные методы решения межнациональных конфликтов начали принимать направленный характер, а растущий объем деятельности, уже немыслимый без многочисленных профессионалов, серьезных затрат на средства массовой информации, потребовал экономической поддержки. Это катализировало диалог политических радикалов с экономическими спонсорами из числа радикально ориентированных представителей национальной криминальной буржуазии. Сходный процесс шел во всех национально-освободительных движениях с той лишь разницей, что буржуазия там не принадлежала к криминальному сообществу, но известно, что платящий деньги заказывает музыку. В итоге процесс перешел на позиции "мягкой этнократичности", пока еще без жестких лозунгов о приоритете коренного населения и выселении инородцев, но с четким акцентом на идее национальной исключительности и экспансии в духе буржуазного национализма досоветского периода. Такой "мягкий" этнократизм, подобно "мягкому" антикоммунизму, был пригоден только для одной цели – открыть шлюзы для этнократизма "твердого", то есть все того же неофашизма, ведущего к власти сильную личность по известной логике: "Одна земля, один народ, один вождь". С точки зрения регионального криминалитета, такая формула несла в себе огромный потенциал, позволяя решить ряд важных политических, экономических и социальных задач.

Первое. Она обеспечивала приход сильной личности, этнопатрональную диктатуру, твердую власть, способную закрепить новый статус привилегированного сословия, обеспечить передачу и фиксацию крупной частной собственности в нужном направлении.

Второе. Она позволяла потеснить партийных феодалов (не способных идти на острую конфронтацию с центром) и местную финансовую олигархию, остро нуждающуюся в хорошо отлаженных связях с центром.

Третье. Она обеспечивала приоритет "своих" над "чужими" по этническому принципу, а значит, камуфлировала эксплуатацию "своих" "своими" по классической схеме Третьего рейха, сделавшего "козлом отпущения" евреев. Здесь ими могли стать русские, азербайджанцы, евреи, гагаузы, неважно кто, лишь бы польстить амбициям "коренников". На этой основе построены все этнопатрональные системы. Поскольку классический вариант подобной организации общества – Нигерия, то мы назовем такой способ укрепления социальной базы "нигерийской моделью".