Читать онлайн «Почему РФ - не Россия». Страница 67

отказаться от антикоммунизма». После того, как на выборах 1999 г. КПРФ потерпела

поражение, один из главных «демократов первой волны» заявил, что он «больше

всего боялся появления агрессивного антикоммунистического большинства в Думе» и

радовался, что «Единство» пошло на союз с КПРФ, который имеет все шансы

перерасти в долгосрочное партнерство», а человек (из бывших

леваков-диссидентов), возглавивший при Путине основной пропагандистский центр,

тогда же заявил, что «правый (!) лидер не должен быть антикоммунистом», а «канал

связи с массами, разделяющими идеи либерализма, не может быть создан на

антикоммунистической базе».

Развернулась целая кампания по защите коммунистической идеи, которая «сама по

себе очень благородная», в ходе которой на разные лады повторялось, что «в том

виде, как она была сформулирована Марксом — это одна из самых светлых идей об

отмирании государства», «Россия стала родиной величайшей попытки создать

справедливое общество, воплотить царство Божие на земле» и т.д. Протестовали,

естественно, и против очернения «идеалиста» Ленина и «любых попыток выносить

однозначные, прямолинейные приговоры». Типичными были призывы «не списывать

социализм только потому, что его кто-то неправильно строил». В своих лозунгах

типа «мы не должны зачеркнуть разом весь советский период и сказать — все это

было ужасно», «огульное осуждение советского прошлого несправедливо» властители

дум от демократии совершенно сходились с таковыми от национал-большевизма,

только сохранять от осуждения предполагалось противоположные периоды и черты

режима.

Представление о том, что коммунизм совсем не так страшен, и во всяком случае

лучше любой авторитарной диктатуры (хотя бы и «демократической»), а тем более

национальной и вообще патриотической в политической сфере вылились в линию на

союз с коммунистами сначала против угрозы «державничества» в лице усилившейся

ЛДПР и искусственно преувеличенной опасности «национал-патриотизма», затем

против Ельцина, а потом и против Путина. Причем если в 1993 г. Гайдар призывал к

объединению с коммунистами (которые «должны вспомнить о своей интернациональной

сущности»), против победившего на выборах Жириновского, то через два года даже и

самого Гайдара более правильные товарищи из того же стана стали упрекать в

недостаточно хорошем отношении к коммунистам, а ещё через год, перед выборами

1996 г. в том же упрекали даже Явлинского, хотя «Яблоко» как раз наиболее полно

воплощало позиции этой среды. От Ельцина же ещё в 1994 г. её идеологи требовали

уйти в отставку, воображая, что «идея демократической альтернативы нынешней

власти, уже давно витавшая в воздухе, вырвалась из кабинетов политиков и

овладела массами».

В наиболее полной мере подход «коммунисты лучше Ельцина» проявился перед

выборами 1996 г. Тогда газеты этого направления были полны высказываниями такого

рода и осуждениями «стратегии нагнетания антикоммунистической истерии». «Кто

спорит, приход к власти коммунистов раньше или позже положит конец куцей нашей

свободе печати. Но это ещё не повод требовать голосовать за антикоммунистов».

«Мерить возможное зло от Зюганова аршином сталинского террора, захлебываясь в

антикоммунистической истерике, глупо». «Замена Ельцина Зюгановым вовсе не будет

означать кардинального перелома в московской политике». «Единственно хорошим

исходом является не «все, что угодно, кроме коммунистов!». «Я не считал бы

замену в Кремле Ельцина на Зюганова катастрофичной и непоправимой». Особенно

убедительно суть этой позиции была изложена в одной из статей 1997 г., когда

пошли было слухи о готовящемся референдуме по захоронению Ленина: «Поражение

ленинцев вовсе не будет означать торжество демократов, ибо всплеск

антикоммунистических настроений, наложившись на растущее разочарование в

демократии, даст новые силы правым — авторитарно-националистическим и

неофашистским силам. Новый приступ ленинофобии у правящих реформаторов может

стать сигналом к мощной кампании по ликвидации советских идеологических

реликвий». Явлинский упрекался в том, что упустил возможность союза с КПРФ в

1993–1994 г., в результате чего «могла появиться способная прийти к власти левая

сила, которая была бы истинным гарантом демократии и стабильности».

На новом этапе та же линия продолжилась и даже приобрела ещё большую

актуальность с приходом к власти Путина. Виднейший идеолог этого направления

летом 2000 г. писал: «Я не верю, что победа КПРФ привела бы к ликвидации

демократических завоеваний. Наоборот, она окончательно закрепила бы эти

завоевания и сделала бы невозможным никакую новую «путинщину». Надо принять

перспективу победы КПРФ, с которой должен смириться любой человек, если ему

дороги демократические свободы». А вскоре редакция «Общей газеты» (основного

органа этого направления) направила Зюганову письмо, в котором говорилось: «Мы

убеждены, что нагнетаемый страх перед КПРФ и угрозой «реставрации коммунизма»

сыграл роковую роль для российской демократии, способствовав созданию и

укреплению авторитарного режима, приобретающего сейчас все более жесткие и

опасные формы. Сейчас и перед коммунистами, и перед демократами встала угроза

окончательной консолидации авторитарного режима, в котором не будет места ни

тем, ни другим». Этот подход оставался генеральной линией «демократической

оппозиции» и все последующие годы. Ходорковский, финансировавший КПРФ и

потерпевший от путинского режима, и из узилища продолжал призывать к союзу с

коммунистами против Путина.

Примечательно, что линия на союз с коммунистами проводилась даже несмотря на то,

что сама КПРФ жестко критиковалась этой средой за отход от «истинного

ленинизма», «националистический уклон», забвение интернационализма («Хочется

спросить г-на Зюганова, зачем компартия рвет с братством трудящихся всех стран,

с Марксом и Лениным?»). То есть даже такие «испорченные» коммунисты все равно

почитались меньшим злом, чем власть, обнаружившая даже минимальный

«государственнический» инстинкт. Эти упреки демократов компартии с позиций

«святее папы», пожалуй, наиболее наглядно демонстрировали общность их базовой

идеологии. Только коммунисты оказались способны кое-чему учиться на уроках

истории и прекрасно отдавали себе отчет в том, что только мимикрия под

патриотизм держит их на плаву. А демократические «двоечники» все вели разговоры

о «левой перспективе», надеясь соблазнить коммунистов социал-демократией.

Естественно, что к проблеме практического сохранения советского наследия эти

круги подходили с тех же позиций, что и КПРФ, но, пожалуй, играли в этом деле

более существенную роль, чем она, так как имели большее влияние во властных

сферах. Эта среда весьма остро реагировала на планы ликвидации мавзолея,

возвращение имени Санкт-Петербургу, частичный вывод из обращения слова

«товарищ», редкие случаи (в том числе и в сопредельных странах) сноса памятников

деятелям большевизма (что трактовалось как недопустимый «вандализм»). Крайне

враждебное отношение вызвало у неё, конечно, и введение «Дня народного единства»

вместо 7 ноября: в газетах (причем, что характерно, даже в правительственных)

печатались подборки «мнений читателей» с осуждением этой акции и затем ежегодно

с удовлетворением отмечалось, сколь малое число опрошенных признает этот день и

сколь большое остается верно дню революции. Поскольку после 1991 г. значимые в

общенациональном масштабе СМИ придерживались именно такой линии, а власти свои

шаги типа замены 7 ноября на 4-е никак, стесняясь их, никак не рекламировали, не

приходится удивляться, что они не были популярны. Вообще в результате того, что

«державность» все эти годы считалась дурным тоном, а советские ценности,

напротив, консервировались и властью, и той средой, о которой шла речь выше,

население оказалось воспитанным в духе как бы «скромного социализма»: если до

60% и более при опросах ностальгировали по доперестроечным временам и в той или

иной степени одобряли революцию и советский режим, то «великодержавно» настроена

была только треть.

Хотя публицистика коммунистов и левых демократов была полна инвективами по

адресу вроде бы заправляющих делами в стране каких-то «правых радикалов»,

«ультралибералов», «радикальных антикоммунистов» и т.п., никаких вообще правых