Читать онлайн «Почему РФ - не Россия». Страница 64

строительства коммунизма и т.п. Ничего такого, однако, власти делать не

собираются, а «в порядке возмещения морального ущерба» предлагают любоваться

советско-коммунистической символикой. Получилось совсем смешно (а для того

поколения просто издевательски) — выходит, они жили даже не для строительства

«светлого будущего», а всего лишь ради того, чтобы в стране были понастроены

изваяния вождям большевизма. Нормальная власть, сама свободная от советских

комплексов, просто объяснила бы людям, что жизнь их — самоценна и вовсе не

сводится к реализации безумных утопий преступной ленинской шайки.

Отношение между КПРФ и властью сильно портило лишь то, что коммунисты со

свойственными ими самонадеянностью и склонностью воспринимать малейшую уступку

или успех как преддверие полной победы, моментально наглели и проявляли в

отношениях с властью сверхнормативную агрессивность. В этих случаях власть была

вынуждена нехотя им противостоять, так что своей непримиримостью они несколько

раз предотвращали полевение самой власти. Благосклонность к КПРФ околовластные

публицисты склонны были объяснять нежелательностью создавать последней образ

«притесняемого» (вызывающий, якобы, сочувствие населения), что, однако, плохо

вязалось с действительностью. Достаточно вспомнить, что свой наихудший результат

на выборах КПРФ продемонстрировала в 1993 г.: когда после октябрьских событий

было впечатление, что с коммунистами теперь церемонится не будут и КПРФ вот-вот

запретят, половина её голосов досталась Жириновскому. Но как только

обнаружилось, что ничего такого не произойдет, а КПРФ остается вполне

респектабельной партией, эти голоса в 1995 г. вернулись к КПРФ (и ЛДПР получил

11% вместо 23, а КПРФ 22 вместо 12). В основе отношения власти к коммунистам

лежат, конечно же, не тактические моменты (которые, когда КПРФ лишилась прежнего

влияния потеряли смысл), а то общее, что их объединяет: происхождение и

пристрастия. Эта базовая общность органично проявилась и в том, что, хотя власти

и пытались не раз создать чисто «свою» двухпартийную «лево-правую» систему, у

них ничего не получилось, но именно такой системой стал сложившийся тандем

«Единая Россия» — КПРФ. Таким образом, идеологические позиции «постсоветской

власти» оказались несовместимы с движением в сторону

государственно-политического наследия исторической России.

Общественные настроения.

С конца 80-х годов, когда стало возможным качественно новое по объему знакомство

с зарубежной и русской эмигрантской политической и исторической литературой

сколько-то широкого круга читающей публики, появились и условия для формирования

самой широкой палитры политических взглядов. За три-четыре года было издано

больше содержательной для гуманитарного знания печатной продукции, чем за все

годы советского правления. Впервые стало доступно и большинство произведений

русской философской мысли, и исторических исследований, и фактографических

источников по отечественной истории. Поэтому в интеллектуальной среде смогли

проявиться практически все возможные варианты политических взглядов. Однако, вся

эта обширная информация, столкнувшись с глыбой советского менталитета, могла

лишь создать предпосылки для формирования того набора взглядов, который обычно

наблюдается во всякой нормальной стране, но не могла сама по себе обеспечить

хотя бы приблизительно те пропорции, в которых они были представлены что в

странах Запада, что в старой России.

С 90-х годов разделение взглядов по политическим вопросам имело в основе своей

ориентацию на три основных более или менее общеизвестных типа государственности

и культуры: старую Россию, Совдепию и современный Запад, каждый из которых

обладает набором черт, отличающих его от остальных. Под «старой Россией» имеется

в виду та Россия, которая реально существовала до переворотов 1917 года (с

экономической свободой, но с авторитарно-самодержавным строем), под «Западом» —

сочетание экономической свободы с «формальной демократией». Под «Совдепией»

имеется в виду советский режим (пусть даже самого мягкого образца, допустим,

70-х годов) со всем тем, что было для него типично во все периоды и нетипично ни

для Запада, ни для старой России, то есть, собственно, тоталитарный режим,

основанный на коммунистической идеологии, не допускающий ни политической, ни

экономической свободы и частной собственности.

К комбинациям этих трех образцов в разном порядке по предпочтению и сводились,

по большому счету, все возможные разновидности политических взглядов. Основных

позиций существовало, таким образом, шесть, среди которых две, условно говоря,

«коммунистические» (ставящие на первое место Совдепию), две «либеральные»

(предпочитающие Запад) и две «патриотические» (отдающие предпочтение старой

России).

1) Предпочтительна Совдепия — неприемлем Запад. Типичный национал-большевизм или

коммунизм сталинского типа. Такова советская идеология начиная с середины 30-х

годов (особенно с 1943), с большими или меньшими изменениями просуществовавшая

до 80-х. Сюда же относятся взгляды подавляющего большинства современных

коммунистов КПРФ, Аграрной партии, а также наиболее красной части

национал-большевиков (хотя некоторые из них в новых условиях предпочитали это

скрывать и выглядеть более националистами).

2) Предпочтительна Совдепия — неприемлема старая Россия. «Досталинский»

коммунизм и его предполагаемые модификации «с человеческим лицом». Такова

идеология «детей Арбата» и всей горбачевской перестройки, а позже тех, кто был

готов сомкнуться с коммунистами против пытавшего эволюционировать к

«державности» ельцинского режима и Жириновского (наиболее полно была

представлена в «Общей газете» и отчасти в «Московских Новостях»).

3) Предпочтителен Запад — неприемлема Совдепия. Старый либерализм «кадетского»

толка. Этот взгляд практически не был представлен, хотя очень многие

претендовали именно на эту политическую нишу, и в первую очередь Гайдар со

своими сторонниками (взявшие эмблемой партии Петра I, но также готовые

союзничать с красными против «российского империализма»). Наиболее адекватно его

представлял, возможно, Б. Федоров со своим движением «Вперед, Россия!».

4) Предпочтителен Запад — неприемлема старая Россия. Новый

советско-диссидентский либерализм. Такова реальная идеология большинства

современных демократов, хотя многие из них хотели бы казаться относящимися к

предыдущей категории.

5) Предпочтительна старая Россия — неприемлем Запад. Новый русский национализм.

Это идеология всех национальных организаций и «русских партий», а также менее

красной части национал-большевистского спектра.

6) Предпочтительна старая Россия — неприемлема Совдепия. Старый российский

патриотизм. На политической сцене 90-х представлен не был. Этой ориентации

придерживался ряд организаций, считавших себя продолжателями Белого движения, но

политической деятельности не ведущих.

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что на практике разделение шло в

зависимости не от того, какой образец ставится на первое место, а от того, какой

ставится на последнее («абсолютное зло»); предмет наибольшей ненависти

оказывался более значим, чем предмет наибольшего предпочтения. Хотя по идее,

формально более близки друг другу две «коммунистические», две «либеральные» и

две «патриотические» точки зрения, в реальной политике люди к конечном счете

сплачиваются по общности «негативного идеала» (который, кстати, как и все

«чужое», психологически воспринимается более однородным, чем идеал позитивный, в

который каждый склонен вносить собственные «детали»). Нетрудно заметить, что обе

точки зрения, для которых главным злом является Запад, принадлежали

«патриотическому движению», или, как его обычно называли в демократической

прессе, «красно-коричневому» — политически единому в борьбе с режимом, хотя,

казалось бы, несовместимыми идейно. Современный демократизм (для которого старая

Россия по предпочтительности стоит на последнем месте) выросший из

диссидентства, в свою очередь, тесно связан с идеологией уничтоженного Сталиным

«истинного марксизма». Обе же точки зрения, считающие наибольшим злом советский

режим, принадлежат людям, составившим некогда Белое движение, но его различным