Читать онлайн «Новороссия. Восставшая из пепла». Страница 80

Вот, я говорила с членами Партии регионов. Они мне начинают излагать свою программу, что, вот, должна быть федерализация Украины, должны быть выборы губернаторов. Я говорю «А скажите, пожалуйста, а чем ваш план отличается от плана Путина?» Они мне говорят «А мы план Путина не читали». И такой ответ мне дали сразу 2 члена Партии регионов, из чего ясно, что это они так договорились отвечать.

И это, конечно, очень печальная для Украины тенденция, потому что ясно, что всё продолжается. Но с другой стороны, вот, по крайней мере, после этого мне стало ясно, что никакого дальнейшего военного развития событий в ближайшее время не будет просто потому, что это не выгодно России — вот, можно всё делать демократическим путем.

Автор романов «Казус Кукоцкого» и «Даниэль Штайн, переводчик» Людмила Улицкая рассказала «Фокусу» о своём отношении к событиям в Крыму, параллелях между Путиным и Гитлером и о том, что может заставить её эмигрировать из России.

Улицкая из тех писателей, которые в России больше, чем писатели. Она — моральный авторитет, чьё слово имеет общественный вес. События последних месяцев в Украине застали её в Италии, где она работала над новым романом.

— Как вы относитесь к фактическому захвату Крыма российскими войсками? Легитимно ли, с вашей точки зрения, решение крымского парламента о присоединении к России?

— Плохо я отношусь к захвату Крыма российскими войсками, как и к захвату части любой страны войсками соседей. Разговор о легитимности мне представляется неуместным: многое из происходящего на Украине нелегитимно. Думаю, что это надо признать и провести черту, от которой начинать новый отсчёт. Этой чертой должны быть новые выборы.

— Многие проводят параллели между Германией 1930-х и нынешней Россией, Гитлером и Путиным, аншлюсом Австрии и аннексией Крыма. Насколько правомерны эти сравнения?

— У нас одного известного профессора истории чуть не выгнали с работы за это сравнение (речь идёт о профессоре МГИМО Андрее Зубове, опубликовавшем статью «Это уже было». — Фокус). Ему как историку я доверяю. Общие параметры есть.

— Россия утверждает, что происходящее в Украине — государственный переворот, совершённый «бандеровцами» и «фашистами», который угрожает русским и русскоязычным жителям страны. Как эту ситуацию видите вы?

— Что бы ни происходило в Киеве и как бы ни оценивать события на Майдане, только граждане Украины могут решать, какой путь развития выбирать. В любой стране, даже самой благополучной, всегда есть люди, страдающие от социальной несправедливости, реальной или мнимой. Скорее, реальной. История не знает идеальных государств. Янукович на меня производит самое дурное впечатление низким культурным уровнем, примитивностью и алчностью, и российская власть в этом отношении мало чем отличается от украинской.

Что же касается «бандеровцев» и «фашистов», не сомневаюсь, что на Майдане было правое крыло, для меня не менее отвратительное, чем свергнутая власть. Но те мои русские друзья, которые были на Майдане, больше говорили о положительном впечатлении. В любом случае, приношу глубокие соболезнования семьям погибших вне зависимости от того, по какую сторону баррикад они стояли.

— Насколько опасен, по-вашему, украинский национализм?

— Опасен, как любой национализм в его экстремальных формах. Но известно, как трудно провести границу между любовью к своей культуре, языку, народу и чувством национального избранничества, превосходства над соседями. Особенно в нашем случае, когда столько лет мы жили в одной стране в условиях имперской идеологии. Можно понять стремление украинских националистов жить в национальном государстве. Но на дворе ХХI век, и это значит, что необходимо искать иные пути организации государств, чем чисто национальные. Идея гражданства мне представляется более перспективной для выживания государства. Разные этносы в одном государстве интегрируются общим гражданством. Идея не новая, вполне имперская, но есть вещи в истории уже не однажды отработанные, не надо заново изобретать велосипед.

— Крымская жизнь описана в вашем романе «Медея и её дети», вы часто бывали в Крыму в детстве, там жили ваши родственники. В вашем отношении к крымским событиям наверняка много личного.

— Да, и родственники мои там жили, и самые важные события моей жизни происходили в Крыму. Когда Хрущёв с пьяных глаз «подарил» Крым Украине, мы были в недоумении. Несколько украинских слов узнали — вместо «Парикмахерской» повесили вывеску «Перукарня». Но по сути ничего не изменилось. Сегодня наступило такое время, что очень хочется напомнить о нашем великом соотечественнике Максимилиане Волошине. Его дом в Коктебеле был приютом для всех преследуемых в самые горькие времена Гражданской войны — красные и белые находили у него убежище и защиту. Боже, как же не хватает нам людей его масштаба. Простите великодушно за сравнение, но мы наблюдаем сейчас «Войну мышей и лягушек». Из дали грядущей истории, если она состоится, картинка будет выглядеть именно так. А Волошин останется навсегда.

— В одном из интервью вы говорили, что возвращение крымских татар — «немыслимое счастье» и что с этого начнётся возрождение Крыма. Сейчас крымские татары категорически против перехода Крыма под юрисдикцию Кремля. Чем чревата эта ситуация?

— Помню, как на автобусной станции Судака я впервые услышала татарскую речь и заплакала. Мне казалось, что историческая справедливость восторжествовала. Так оно и было. А много лет спустя я приехала в Крым и наблюдала жизнь татар, и многое меня ужасно огорчило. Застроили долину реки, засыпали последние сохранившиеся наливные колодцы, древние памятники татарской культуры. Я увидела такое же варварское отношение к земле, которое было у переселившихся после войны из России и Украины людей, не знавших и не любивших эту землю. Тогда я поняла, что варварство не имеет национальности.

— Столь опасного конфликта в мире не было, пожалуй, со времён Карибского кризиса. Как вам кажется, насколько вероятна перспектива Третьей мировой войны?

— Надеюсь, что одних безумцев остановят другие безумцы, потому что жаждать войны могут только безумцы. Разговор в мире и в истории давно уже идёт не о победе добра над злом, а о победе меньшего зла над большим.

— Смотрите ли вы российские телеканалы? Если да, как относитесь к их новостной политике?

— Изредка канал «Культура». Обычно новости либо смотрю в интернете, либо слушаю «Радио Свобода» или «Эхо». Часть «майданного» времени я была в Италии, а там только официальные телеканалы, и это в целом — не только новости — произвело удручающее впечатление. Но отчасти и ошеломляющее — такого уровня пошлости и бездарности я не предполагала.

— Значительная часть российской интеллигенции поддерживает действия Путина. Как относятся к украинской проблеме ваши друзья и знакомые? Не возникло ли у вас конфликтов из-за политических разногласий?

— Думаю, что та значительная часть российской интеллигенции, которая поддерживает теперешнюю политику, может смело причислять себя к какой-то другой категории лиц. Среди моих друзей могут быть и разногласия, но никто не одобряет путинской политики относительно Украины. Я не ссорюсь с друзьями из-за политических разногласий, я их слишком уважаю, чтобы не оставить за ними права думать, как они хотят.

— Вы недавно вернулись в Россию из Италии. Что может вас вынудить покинуть родину навсегда?

Я не собираюсь покидать Россию навсегда. К сожалению, исторические примеры очень плохо работают. Когда Гитлер пришёл к власти, многие евреи не могли поверить, что этот бред может иметь ужасное продолжение и роковые последствия для них. Они не уезжали по разным мотивам: одни чувствовали глубокую принадлежность к немецкой культуре, других держало имущество. А потом стало поздно — не выпускали, да и принимать никто не хотел… Мне хочется думать, что до этого дело не дойдёт. Хотя бы по той причине, что мне 71 год, может, не доживу.

Я остаюсь в России, пока не выгонят. А выгонят, попрошусь на одну из исторических родин, у меня их много. Украина, откуда родом мои бабушка с дедушкой, или Швейцария, откуда родом мой прадед, или Испания, где жили мои предки в Средние века, или Израиль, откуда родом все евреи, даже такие плохие, как я. Но вообще-то я хотела бы умереть и быть похороненной в Москве, на старом Немецком кладбище, где мама и бабушка.