Читать онлайн «Политология революции». Страница 54

Кризис 1990-х годов мог показаться предвестником окончательного ухода с политической сцены левых сил в том смысле, какой вкладывался в это слово на протяжении XX века. Но массовое недовольство последствиями неолиберализма, проявляющееся в самых разных странах, опровергло как оптимистические обещания буржуазных идеологов, так и пессимистические прогнозы разочаровавшихся в марксизме левых. Новые массовые антикорпоративные и антикапиталистические движения стали долгосрочным фактом политической жизни. Они оказываются источником обновления для традиционной левой, но и сами нуждаются в политическом оформлении, в том, чтобы осмыслить собственный опыт и сформулировать на этой основе эффективную стратегию борьбы.

Спустя полтора десятилетия после того, как Фукуяма провозгласил конец истории, а левые интеллектуалы начали массово складывать оружие, стало ясно, что борьба разворачивается с новой силой, сопротивление становится беспрецедентно массовым.

Ситуация напоминала старый еврейский анекдот: когда Рабиновичу предлагают купить шкаф, он недоумевает: зачем. Но когда ему сообщают, что в шкаф он сможет повесить свою одежду, он удивляется еще больше: «А что, сам я, на минуточку, буду ходить голый?»

К началу 1990-х годов было ясно, что теоретический багаж левого движения, накопленный в течение XX века, явно устарел. С другой стороны, бодрые призывы «новых реалистов» выбросить весь этот багаж за борт, звучали все менее убедительно. Потребность в новых идеях ощущалась повсеместно, но в качестве новых идей каждый раз предлагался все тот же набор привычных лозунгов и формулировок, в конечном счете сводившихся к призыву обойтись без каких-либо идей вообще.

Неудивительно, что практические шаги по созданию новых левых организаций опережали теоретические поиски. Движение не могло больше ждать, пока интеллектуалы возьмутся за дело.

В середине 1990-х годов, когда в Финляндии коммунистическая партия преобразовывалась в Левый Союз, экономист Ян Отто Андерссон сформулировал идею «третьей левой». По мнению Андерссона, «первой левой» было буржуазное республиканское движение конца XVIII и начала XIX века. Это движение было антифеодальным, нацеленным на борьбу с привилегиями и абсолютизмом. Оно вдохновлялось «идеями свободы, гражданства и демократии».[252] «Второй левой» Андерссон называет представителей рабочего социализма, из которого, в конечном счете, выросли социал-демократические и коммунистические партии. Это движение боролось за социальные и политические права, результатом его усилий стало «социальное государство». Рабочий социализм требовал коллективистских решений для социальных проблем капитализма, отстаивал национализацию и планирование ради достижения более справедливого общества.

«Третья левая», по Андерссону, находится в фазе становления. Новое движение должно соединить ценности радикальной демократии, прав человека и социализма. «Третья левая» неизбежно опирается на традиции первой и второй, но и преодолевает их ограниченность. Первым проявлением этого было движение «новых левых» в 1960-е годы, за которым последовали экологические и феминистские движения 1970-х. Теперь левые научились думать более глобально, более внимательно прислушиваться к требованиям угнетенных народов и уважать разнообразие. Но левое движение не смогло извлечь выгоды из кризиса фордистской модели капитализма. «Вместо этого мы стали свидетелями наступления неолиберализма и неоконсерватизма».[253] По мнению финского экономиста, левые вновь станут влиятельной политической силой только после того, как в полной мере оценят смысл драматических изменений, произошедших в современном капитализме за последние два десятилетия XX века. Изменений социальной структуры развитых индустриальных обществ, деградации «социального государства» и политические перемен, последовавших за крахом Советского Союза.

Испанский социолог Хайме Пастор также говорит про зарождение «третьей левой», которая будет «способна к антикапиталистическим преобразованиям». Критически осмыслив советский и китайский опыт, «левое движение должно быть готово обновить как содержание, так и формы своей политики, начиная с самой формы политической партии и кончая подчинением институциональных действий задачам создания альтернативной социальной организации и образа жизни». Впрочем, по признанию Пастора, «мы еще очень далеки до этого».[254] Легко заметить, что несмотря на употребление сходных терминов, разные авторы подразумевают разное. Андерссон акцентирует необходимость для левых взять на вооружение освободительные идеи ранней буржуазной демократий, в то время как Пастор на первый план выдвигает антикапиталистическую альтернативу, сформулированную по-новому. Термин «третья левая» к концу 90-х годов XX века получил широкое распространение среди политических активистов, отвергающих как «новый реализм» Блэра и Шредера, так и сталинизм старого коммунистического движения. Однако, несмотря на частое употребление, это понятие долгое время не могло наполниться конкретным политическим и идеологическим содержанием.

Левые силы в мировом масштабе действительно вступили в новый этап своего развития. Но каковы их перспективы и задачи на новом этапе? Каково их место в изменившемся обществе и мире? Если проект буржуазно-демократической левой стал достоянием истории потому, что был в целом успешно реализован, по крайней мере — в Западной Европе, то рабочий социализм к концу XX века потерпел поражение. Является ли это поражение окончательным — вопрос другой. Так или иначе, к 1990-м годам можно было констатировать, что не только советская система рухнула, не только «коммунизм» прекратил свое существование как мировое движение. Социал-демократия, выжив организационно, пережила тяжелейший кризис, в ходе которого в значительной степени потеряла свое политическое лицо. К тому же невозможно утверждать, будто обновление левой идеологии может состоять в простом соединении демократических ценностей с социалистическими принципами, поскольку большая часть социал-демократических, а с 1970-х годов и коммунистических партий, именно это и декларировала в своих программах.

Более того, неудачи «второй левой» поставили под вопрос и ценности «первой левой». На фоне почти всеобщего признание демократических принципов в мире, 1990-е годы стали временем, очевидного ослабления демократических институтов в традиционно «свободных» странах. Исторически рабочее движение вовсе не было враждебно демократии. Оно родилось из ее недр и сыграло решающую роль в завоевании и защите гражданских свобод. Именно рабочее движение во многих странах добилось введения всеобщего избирательного права, введения республиканских конституций, отмены различных ограничений на политическую деятельность. Отто Бауэр, один из ведущих теоретиков «австро-марксизма», еще в 1936 году писал: «Демократический социализм Запада является наследником борьбы за духовную и политическую свободу. Революционный социализм Востока является наследником революции, направленной на экономическое и социальное освобождение. Нужно объединить то, что раздвоило развитие».[255] Бауэр называл это «интегральным социализмом». Легко заметить здесь перекличку с идеями «третьей левой».

В то время как Ян Отто Андерссон говорил о «третьей левой», известный экономист Самир Амин ввел в оборот термин «третий социализм». По мнению Амина, первый социализм принадлежит XIX веку. Это был социализм эпохи паровой машины и ранней индустриализации, социализм и II Интернационалов. Его время закончилось в 1914 году. Второй социализм был порожден мировыми войнами, фордистскими технологиями массового производства. Он умер вместе с советской системой. Вместе с победой капиталистической глобализации наступает время «третьего социализма».

Итак, с точки зрения Амина, «третий социализм» — это социализм эпохи глобализации и компьютерных технологий. В новых условиях социалистическое движение может быть только интернационалистским, и в то же время оно должно ставить перед собой цель «восстановить полицентричный мир, тем самым открывая возможность для прогресса, основанного на самостоятельности народов». Самир Амин подчеркивал, что подобный переход не может произойти стихийно. Нужна политическая сила: «Я назвал бы ее революционной силой, хотя возможно достичь целили через структурные реформы; главное, чтобы сформировалось определённое идеологическое сознание, на основе которого можно сформулировать принцип нового социального проекта».[256] Если этот переход не состоится, человечеству предстоит столкнуться с нарастающим кризисом и вырождением глобальной капиталистической системы, которая не может ни справиться с порожденными ею противоречиями, ни реформировать себя. Единственной альтернативой социализму остается варварство — «упадок общества, рост насилия и эскалация бессмысленных конфликтов». В этом смысле формула Розы Люксембург «социализм или варварство» актуальна как никогда.[257]