Читать онлайн «Управляемая демократия: Россия, которую нам навязали». Страница 90

В декабре 2002 г. бывший сотрудник спецслужб, выступавший под псевдонимом Валерий Лунев, сформулировал эти вопросы на страницах журнала «Смысл». «Похоже, что группа Бараева, захватив заложников, собиралась, продержав их подольше, устроить пропагандистское шоу, а затем покинуть концертный комплекс живыми и невредимыми. Однако Бараева, выражаясь современным языком, “кинули”. Видимо, ему обещали, что штурма не будет. Но кто мог дать такое обещание? А с другой стороны, создается впечатление, что кто-то из руководителей штурма твердо знал: взрыва не будет. Иначе штурм был бы изначально обреченной на неудачу авантюрой». Технически такой же точно штурм без применения газа сопровождался бы многократно меньшими жертвами среди заложников. «Не могу отделаться от подозрения, что московский захват заложников являл собой грандиозную провокацию, направленную на срыв переговоров федерального центра с Асланом Масхадовым»[326].

Подозрения относительно провокации спецслужб укрепились после того, как стало известно, что ни один из боевиков не был взят живым. Несколько женщин-террористок, на которых подействовал газ, были застрелены спящими. Оппозиционные газеты откровенно высказывали подозрение, что спецназ принудили убрать свидетелей. За отсутствием обвиняемых не было ни суда, ни расследования. Организаторам штурма вручили награды.

Главным политическим итогом «Норд-Оста», однако, стало не изменение федеральной политики в Чечне, а очередное наступление на свободу слова. В Кремле сделали по-своему правильный вывод, что, поскольку нет ни возможности выиграть войну, ни политической готовности к переговорам, необходимо мобилизовать все силы на то, чтобы не допустить проникновения неугодной власти информации в прессу. От журналистов потребовали добровольно принять новые правила освещения террористических актов, по сути, самоцензуру. Поскольку не было особой уверенности, что правила эти будут выполнены, Кремль усилил давление на НТВ, уже находившееся в руках Газпрома.

Хотя Газпром не являлся государственной компанией (правительству принадлежало около 38% акций), портить отношения с Кремлем отнюдь не входило в задачи корпорации. Программы, проявившие недостаточную лояльность к Путину во время «Норд-Оста», были одна за другой закрыты. Правда, на это потребовалось время. «Зачистка» телевидения полностью завершилась лишь в 2004 г.

ХОЗЯИН В КРЕМЛЕ

Как бывший сотрудник госбезопасности, не принадлежавший ни к одному из соперничавших кланов, Путин устраивал всех. Чем слабее была его собственная политическая база, тем лучше. Чем менее заметен он как личность, чем он менее опытен в государственных делах, тем удобнее работать с ним было кремлевской администрации и многочисленным специалистам по пропаганде, лепивших образ вождя нации так, как им хотелось.

Смысл пропагандисткой кампании состоял не в том, чтобы объяснить народу, кем является Путин на самом деле, а в том, чтобы скрыть это, создавая образ не только отличающийся от действительности, но в значительной степени ей прямо противоположный. Владимира Путина изображали «сильным лидером», «волевым политиком», а он был средней руки бюрократом, вечным исполнителем, лишенным собственной воли и стратегической инициативы. Если бы у Путина были сильная воля и политические амбиции, он бы никогда не стал президентом. Ельцин не терпел рядом собой политиков с президентскими амбициями. Чутье у Ельцина было безупречное, звериное. В 1999 г. он просто поручил Путину работу президента, как поручают задание подчиненному.

Слабость Путина как политика прикрывалась рассуждениями о его силе, неуверенность в себе — рассказами о твердости. Страх перед будущим — демонстрацией отваги перед телекамерами. В России, где главным средством политического и социального контроля над обществом является телевидение, такой виртуальный президент вполне органичен. Тот, кто господствует в эфире, господствует и в политике. Демократические процедуры лишь дают законное оформление власти, в основе которой всевозможные манипуляции, начиная от фальсификации опросов общественного мнения, заканчивая подтасовкой итогов голосования. Однако уже в самом начале правления Путина произошло два символических события. Первым из них была катастрофа подводной лодки «Курск», резко контрастировавшая с заявлениями о возрождении армии, затем последовал пожар на Останкинской телебашне. Виртуальная реальность столкнулась с прозой жизни и дала трещину.

С другой стороны, годы, проведенные Путиным в Кремле, не прошли даром ни для него, ни для его команды. Постепенно привыкая к правилам политической игры и меняя их под себя, новый президент начинал чувствовать себя все более уверенно. К тому же постоянная пропаганда, рассказывавшая о величии национального лидера, начинала давать эффект: чем меньше ей доверяло население, тем больше в нее верили сам лидер и его сподвижники.

Первые три года правления Путина были не слишком богаты событиями. Администрация президента и другие органы власти понемногу пополнялись ленинградскими земляками и друзьями Путина. Особое предпочтение оказывалось бывшим коллегам по органам госбезопасности. Петербуржцы заняли и влиятельные посты в правительстве. Однако само правительство до поры не принимало сколько-нибудь важных решений, стихийно дрейфуя в том же направлении, что и в 1998—2000 гг. Премьер-министр Михаил Касьянов, которого считали временной фигурой, удерживался на своем посту годами.

Продолжалась чеченская война, превратившаяся в рутинное и бессмысленное, но, в сущности, уже привычное убийство. Время от времени происходили террористические акты: за них никто не брал на себя ответственность, но странным образом они неизменно содействовали укреплению авторитета власти и рейтинга президента, в очередной раз обещавших гражданам защиту и безопасность. Терроризм был оправданием для продолжения войны, а война гарантировала продолжение терроризма.

Лексика националистической оппозиции теперь вполне подходила для самого Кремля. Переустройство политического пространства началось уже в 1999 г., когда была создана партия «Единство», которая объединила большую часть государственных чиновников. После победы Путина она слилась с остатками «Отечества», представлявшего другую фракцию бюрократии. Идеологической разницы между ними не было, спор был лишь о том, чьи выдвиженцы займут ключевые места в руководстве. Консолидировав под именем «Единой России» партию власти, кремлевские политтехнологи взялись за оппозицию. Критика в Думе никогда не была серьезной проблемой для власти. Оппозиция была насквозь коррумпирована, получение депутатами и целыми фракциями взяток за «правильное» голосование являлось обычной практикой, обсуждавшейся газетами, а продажа мест в партийных списках превратилась в основной способ финансирования избирательной кампании. Однако в Кремле сочли, что даже такая оппозиция становится излишней. Если администрация Ельцина добивалась своих целей хитроумными манипуляциями, которые лишь в последний момент подкреплялись прямыми угрозами, то новая команда, оказавшаяся у руля управления, предпочитала действовать простейшими методами. Было бы глубоко неверно утверждать, будто новое руководство страны пыталось ликвидировать многопартийность либо уничтожить оппозицию. Напротив, и многопартийность, и оппозиция, и многообразие форм «гражданского общества» должны были найти свое место в системе управляемой демократии. Оппозицию, как и проправительственных депутатов, надо было построить и руководить ими из единого центра.

Овладевшие страной кланы, лишив две трети населения собственности и социальных гарантий, не могли испытывать особого доверия к демократии. Однако не желали они и установления открытой диктатуры. Соперничающие кланы нуждались в гарантиях друг против друга. А такие гарантии могли быть обеспечены только в условиях, когда сохранялось некоторое подобие буржуазной законности. Как показал последующий опыт, путинский режим, предоставив такие гарантии на словах, оказался не связан какими-либо обязательствами на практике. Почувствовав вкус власти, люди из окружения президента решили овладеть также и собственностью. Из арбитра, обещавшего держать все олигархические кланы на равном удалении, кремлевская команда сама начала превращаться в очередной клан. Огромные политические ресурсы, которыми к тому времени овладела кремлевская группировка, были использованы для нового раунда передела экономической власти и перераспределения финансовых потоков. Но произошло подобное лишь к концу первого президентского срока Путина. А связанное с этим нарушение политического равновесия оказалось гибельным для всей системы управляемой демократии.

ПОЛИТИЧЕСКАЯ РЕФОРМА

У системы управляемой демократии были собственные правила. Те, кто не вписывался в них, должны были пострадать. Первым делом начались гонения на Коммунистическую партию. Этот удар был совершенно неожиданным для лидеров КПРФ, которые, привлеченные на первых порах националистической риторикой нового президента и его происхождением из органов госбезопасности, надеялись наладить конструктивное сотрудничество. Вместо этого депутатов КПРФ в Думе изолировали. «Единая Россия» захватила все комитеты в Думе, пообещав президенту набрать (с помощью неизменно послушного Центризбиркома) на выборах 2003 г. большинство голосов, тем самым ускорив и удешевив прохождение законов через парламент.