Читать онлайн «Эпоха Обамы. Наши интересы в Белом доме». Страница 23

Правда, политологи не исключали, что если республиканцам удастся завоевать Белый дом они начнут сдвигаться в сторону изоляционизма. Ведь во внешней политике американские президенты крайне редко воплощают в жизнь свои предвыборные лозунги. Вспомним, что Буш во время предвыборной кампании обещал проводить скромную внешнюю политику и выступал против «строительства наций», а Обама планировал сесть за стол переговоров с иранским президентом Махмудом Ахмадинежадом.

Однако во время праймериз большинство республиканских кандидатов заявляли, что Америка не должна замыкаться в себе, критиковали своих коллег за «пораженчество» и проповедовали идеалы джексонианской школы, отстаивающей право США на неограниченную гегемонию. «То что мы наблюдаем, – говорил эксперт Совета по международным отношениям Макс Бут, – это схватка за душу республиканской партии. И настоящие консерваторы не должны внимать сиренам изоляционизма» [200] .

Все республиканские кандидаты скептически относились к политике перезагрузки и критиковали современную Россию. В эфире телекомпании CNN Митт Ромни пообещал «ликвидировать Путина и его империю зла». «Перезагрузка должна закончится, – объявил он, – иначе русские восстановят Советский Союз с помощью таких приемов, как «аннексия населения». Было бы ошибкой также пускать Россию в ВТО, поскольку русские – прирожденные обманщики и плуты» [201] . Гингрич, который был одним из главных сторонников предоставления помощи «демократической России» в 90-е годы, осуждал западных политиков за заигрывания с «кремлевскими диктаторами». «После того как страну разграбили олигархи, – говорил он, – она стала легкой добычей для старой номенклатуры» [202] . Перри называл политику перезагрузки пощечиной, которую американцы нанесли своим восточноевропейским союзникам, и обвинял Россию в агрессивной политике по отношению к бывшим советским республикам, лишь недавно получившим независимость. Во многом нападки республиканцев на Россию объяснялись тем, что отношения с ней – это единственная область, в которой Обама отошел от политики своего предшественника – имперского президента Джорджа Буша-младшего.

Уже в начале 2012 года, после того как Ромни одержал победу в ряде штатов, стало очевидно, что в ноябре американцы будут выбирать между мормоном и темнокожим. Во многом это объяснялось тем, что на экс-губернатора Массачусетса сделал ставку республиканский истеблишмент. «Ромни сказочно богат, – писала The Washington Post, – и представители элиты пытаются убедить избирателей в том, что от добра добра не ищут» [203] . Один из главных республиканских идеологов Карл Роув, при Буше-младшем занимавший пост заместителя главы президентской администрации, опубликовал статью под названием «Великая победа Ромни» [204] , в которой попытался доказать, что из всех претендентов только бывший губернатор Массачусетса достоин занять президентское кресло.

Кроме того, большинство республиканцев, даже те, кто недолюбливал Ромни, были убеждены, что у него намного больше шансов на победу, чем у других кандидатов, а американские журналисты все чаще рассуждали о браке по расчету. Ведь, согласно опросам Gallup, если бы выборы состоялись весной 2012 года, только экс-губернатор Массачусетса мог бы одолеть действующего президента: кандидаты шли ноздря в ноздрю, а некоторое время Ромни даже опережал Обаму.

Политтехнологи Обамы называли Ромни самым неудобным соперником. Ведь он легко мог перетянуть на свою сторону независимых избирателей и даже часть демократов. Неслучайно на праймериз Ромни без труда одержал победу в штатах Новой Англии, традиционно ориентирующихся на либералов, – за ним остались Вермонт, Массачусетс и Вирджиния.

«На самом деле Ромни был бы идеальным напарником Обамы, – писал эксперт из Института Брукингса Майкл Кейг, – ведь он добился триумфа в темно-синих штатах, которые вряд ли поддержат республиканцев на ноябрьских выборах, и не победил пока ни в одном красном штате, где Великая старая партия пользуется поддержкой большинства избирателей» [205] .

Ромни, конечно, заигрывал с южанами, пытаясь освоить их диалект и изображая из себя супертрадиционалиста. Он не стал даже спорить с консервативным радиоведущим Рашем Лимбо, который заявил весной 2012 года, что американские женщины «сильно распоясались» и «всем этим феминисткам давно пора вправить мозги, чтобы они не лезли, куда не следует, вели хозяйство и воспитывали детей в консервативных традициях» [206] . «Неужели Ромни, – писала The New York Times, – который надеется стать республиканским кандидатом, ничего не мог возразить фанатичному сексисту, мечтающему вернуть Америку в ту эпоху, когда женщины не обладали равными правами с мужчинами?» [207]

Такая позиция, конечно, превращала Ромни в антипода Обамы, которого прозвали «первым феминистким президентом Америки». Его администрация ежегодно выделяла радикальным женским организациям около миллиарда долларов. Она провела через Конгресс закон о справедливой оплате труда, который обязывал работодателя следить за тем, чтобы женщины двигались по карьерной лестнице и получали такое же вознаграждение, как мужчины, в не зависимости от степени профессионализма. В колледжах были введены так называемые гендерные квоты, и многие профессора были вынуждены уступить свои места менее титулованным сотрудникам, только на том основании, что они женщины.

И вот Лимбо, которого иногда называют фактическим лидером республиканской партии, набросился в прямом эфире на представительницу феминисткого движения Сандру Флюк, которая попыталась доказать на слушаниях в Конгрессе, что медицинская страховка должна предусматривать оплату контрацептивов. Он назвал ее шлюхой, а американских чиновников сутенерами, и был подвергнут остракизму в либеральных кругах. «Лимбо бросил вызов политкорректной Америке с ее крикливым лицемерием и бесконечной, доведенной до гротеска борьбой за права человека, – заявила Сара Пейлин, – и орды либералов набросились на него словно свора голодных псов» [208] .

Поскольку Ромни никак не прореагировал на скандал, многие комментаторы тут же обвинили его в «потакании ультраконсерваторам». Как заметил главный стратег Обамы Дэвид Аксельрод, «бывший губернатор Массачусетса, который считался всегда умеренным политиком, рискует заиграться и, резко сдвинувшись вправо во время республиканских праймериз, потерять доверие тех электоральных групп, от которых в ноябре будет зависеть исход выборов. Не будет же он через пару месяцев вновь менять свою риторику, пытаясь достучаться до центристов и одолеть действующего президента во фронтовых и колеблющихся штатах!» [209] О том, что команда Ромни действительно играет в опасные игры, свидетельствовал тот факт, что в «супервторник» он не сумел заручиться поддержкой представителей среднего класса и молодежи, а за время республиканской гонки его рейтинг среди независимых избирателей снизился на 20 процентов.

Ромни не удалось завоевать популярность и среди так называемых «синих воротничков». Для его политтехнологов оказалось непосильной задачей убедить их в том, что бывший профессиональный рейдер, который закрывал заводы, выкидывал на улицу рабочих и перепродавал освободившиеся площади, сможет в должной мере отстаивать интересы американцев, сталкивающихся с проблемой массовой безработицы. Попытки Ромни изобразить из себя «своего парня» и «развеять слухи о том, что его жена владеет парой «кадиллаков», выглядели настолько комично, что в Америке его прозвали «нищим миллиардером». «Вместо того чтобы лезть из кожи вон, – писал The Economist, – пытаясь убедить теряющих работу избирателей в том, что он один из них, и привлечь «синих воротничков» откровенно популистскими антикитайскими лозунгами, Ромни следовало бы объяснить, что присущий ему прагматизм и предпринимательские навыки позволят создать новые рабочие места» [210] . Однако экс-губернатор Массачусетса и владелец компании Bain Capital этого не делал. Более того, своим высокомерием он окончательно оттолкнул от себя неквалифицированных рабочих. Чего стоило, например, неосторожное заявление, сделанное им в пылу кампании, о том, что бедные его не волнуют. «Философия Ромни, – отмечал The Nation, – это социал-дарвинизм. Он верит в то, что выживает сильнейший, и проповедует идеалы дикого капитализма. Неслучайно, уже более полугода являясь фаворитом истеблишмента, даже после «супервторника» он не сумел выбить из седла своих конкурентов. Гонка продолжается, несмотря на то что у Ромни в три раза больше голосов, чем у его преследователей» [211] .

Соперники называли Ромни «перекати-полем» и крутили старые записи с его либеральными высказываниями об абортах, однополых браках и государственной медицине. Многие признавали, что он – скучный оратор, который рискует проиграть дебаты златоусту Обаме. Поговаривали, что во время триумфальной речи после праймериз в Нью-Гэмпшире даже четверо сыновей Ромни, стоявшие за ним на трибуне, выглядели так, будто они вот-вот заснут.