Читать онлайн «Феномен советской укранизации 1920-1930 годы». Страница 28

Помимо этого, он предлагал усиленно развивать украинскую периодическую печать и литературу. Именно в этих областях, по мнению Блакитного, существовали «неизжитые тенденции упорного общеруссизма»{399}.

Среди украинских коммунистов было немало тех, кто разделял мнение Волобуева о положении Украины в СССР. К ним принадлежал, например, заместитель наркома просвещения П.К. Солодуб. 11 марта 1929 г. состоялась его беседа с членом ЦК и Оргбюро ЦК КП(б)У А.А. Хвылей. В это время Центральная контрольная комиссия обсуждала положение на Украине в связи с проведением украинизации. По словам Хвыли, Солодуб предлагал заявить на заседании комиссии о том, что, мол, «никакой правильной национальной политики у нас сейчас не проводится и не проводилось»{400}.

Хвыля так передает слова собеседника: «Имеет ли сейчас украинский народ свое государство? Не имеет! Представляет ли сейчас Украина собою какое бы то ни было единое политическое целое? Не представляет! Представляет ли собою Украина хозяйственное целое? Не представляет! Имеет ли Украина свой бюджет? Не имеет! Сейчас, мол, на Украине и в Советском Союзе проводится не ленинская национальная политика… а программа еврейского „Бунда“, программа культурно-национальной автономии»{401}.

Однако убеждения активных сторонников украинизации разделяли далеко не все члены партии. Ярким примером отношения партийно-советской элиты к украинскому языку и культуре служит «теория борьбы двух культур», выдвинутая вторым секретарем ЦК КП(б)У Д.З. Лебедем. Готовясь к одному из своих выступлений в марте 1923 г., он писал: «Мы знаем теоретически, что неизбежна борьба двух культур. У нас, на Украине, в силу исторических обстоятельств, культура города – это русская культура, культура деревни – украинская. Ни один коммунист и настоящий марксист не может сказать, что „я стою на точке зрения победы культуры украинской“, если только эта культура будет задерживать наше поступательное движение. Вот почему в этом вопросе для Украины задача сводится к тому, чтобы изыскать сочетание между правильным теоретическим решением вопроса, давно уже имеющимся в партии, и трезвым, реальным, и в то же время не вредным социалистическому культурному строительству планом практического овладения партией культурной работой на селе»{402}.

Лебедь признавал, что партия должна овладеть украинским языком и через него проводить культуру, поскольку «надо иногда идти в деревню и разъяснять крестьянам на понятном им языке вопросы, их интересующие»{403}. В то же время он отмечал, что для большевиков «язык является не средством проведения национализма», а «средством проведения советского, пролетарского, коммунистического влияния»{404}. Вследствие этого второй секретарь предостерегал от «украинизации во имя украинизации»: «Если в одних случаях хорош украинский язык, – им надо уметь воспользоваться, и наоборот, там, где язык превращается в средство для национализации во что бы то ни стало, украинизации не из сознания, а из чувства, там должна быть вовремя противопоставлена настоящая марксистская истина, что для коммунистов-интернационалистов национальный вопрос в принципе не существует, что это есть только одно из средств изменения быстроты социалистического строительства»{405}.

Под культурой Лебедь понимал «культуру – экономику города и культуру – экономику села, язык же для марксиста – средство»{406}. Говоря о борьбе двух культур, он говорил о борьбе «крупной промышленности» и «мелкособственнического, почти натурального крестьянского хозяйства». Целью партии, по мнению Лебедя, было «подчинение развития сельского хозяйства промышленности проникновением крупного производства в сельское хозяйство»{407}. Это должна была сделать «культура города», то есть «культура, которая имеет больше элементов социалистических, пролетарских»{408}.

Против такой трактовки национального вопроса резко выступил нарком просвещения УССР А.Я. Шуйский, назвавший теорию «борьбы двух культур» «неотъемлемой собственностью националистического мракобесия». «Тов. Лебедь, предостерегая „коммунистов и настоящих марксистов“ от украинских националистических опасностей, в своей статье сам занял по существу ту же националистическую позицию, что и шаповало-винниченковцы, но только расположился по другую сторону созданных ими баррикад»{409}, – настаивал Шуйский.

Свои взгляды Лебедь изложил накануне XII съезда партии. Провозглашение курса на коренизацию обеспечило победу противников теории борьбы двух культур. Однако и в самый разгар украинизационной политики Лебедя волновал вопрос: кто будет проводить украинизацию и на какие слои населения она рассчитана? В июне 1925 г. Лебедь подал записку членам комиссии по разработке мероприятий нацполитики, в которой высказал свою точку зрения по этим проблемам. «Я считаю, – писал Лебедь, – что при назначениях украинцев, т. е. знающих украинский язык, ЦК не может не считаться с тем, насколько эти работники выдержаны марксистски, чтобы иметь гарантии, что они вместе с украинизаторской водой не выбросят и коммунистического ребенка»{410}.

Лебедь настаивал на том, что украинизацию «в жизненно-необходимых и революционно-полезных размерах» надо проводить руками верных испытанных коммунистов. «Безграничный активизм» укапистов и бывших боротьбистов может, по его мнению, привести к тому, что инициатива перейдет «в руки наших политических противников»{411}.

Волновали Лебедя и антиукраинизационные настроения, весьма распространенные среди рабочих: «Украинизация петлюровская в свое время, помимо ее классовой неприемлемости, вызывала и среди рабочих недовольство по самой своей форме»{412}. Кроме того, украинизация высших учебных заведений уменьшит доступ туда рабочим, чего допускать было нельзя. «Нельзя забывать, что если нам надо считаться с национальными настроениями крестьянства, то то же необходимо учитывать и в отношении рабочих»{413}.

Второй секретарь сделал вывод об опасности «раздувать вопросы национальной политики на Украине», поскольку это вызывает «усиление украинопляски в среде петлюровски настроенной общественности», а «в глубоких рабочих и крестьянских массах такое раздувание вызовет только лишнюю настороженность, а иногда и враждебность»{414}.

Лебедь был не единственным из тех, кто пытался анализировать сложившуюся в связи с украинизацией ситуацию. Многих правоверных большевиков волновала активизация деятельности национально настроенной интеллигенции. Об этом, к примеру, писал в своей докладной записке некий С. Семковский (июнь 1926 г.). Размышляя над методами и последствиями политики активной украинизации, Семковский, с одной стороны, признавал необходимость украинизации для укрепления диктатуры пролетариата «в сложной обстановке медленного продвижения к социализму в крестьянской стране». Но в то же время он с тревогой наблюдал за ростом «стихии национализма». «…Идеология „национальной культуры“, – писал он, – окружается ореолом, вызывает пафос, оттесняет идеологию революционного интернационализма и в потенции создает предпосылки для своего рода национально-демократического блока…»{415}

Опасность этой «стихии национализма» была двоякого рода. Во-первых, она «определенно угрожает захлестнуть и часть коммунистических рядов – те элементы, которые к большевизму пришли не по линии классово-марксистской, а по линии национального радикализма». Во-вторых, рано или поздно это вызовет пробуждение великорусского национализма среди русских рабочих, особенно на Донбассе, а социальное недовольство, вызванное «хозяйственными трудностями», может сделать подобные настроения особенно опасными{416}.

Выход из сложившейся ситуации Семковский видел в ограничении украинизации определенными рамками (он использовал словосочетание «пределы украинизации»). Безусловно, партия, по мнению коммуниста, не могла отказаться «от активной принудительной украинизации», но последняя должна применяться лишь в отношении «соответствующих аппаратов» (видимо, Семковский имеет в виду госучреждения). Всякое же искусственное форсирование украинизации («украинификация») в отношении населения вообще и «массового члена партии» в том числе, должна быть прекращена{417}. Более того, «выделение русского населения в городах в „конституционно“ оформленное нацменьшинство является преждевременным», а «массам русского населения в городах (и особенно в рабочих районах) должно быть – и фактически, и программно – обеспечено достаточное административное обслуживание на родном языке, не исключая и высшей школы…»{418}.